Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Конкретная картина ареста заговорщиками Василия II дана в летописных сводах в двух редакциях: краткой и пространной. Имеются в летописях и промежуточные между краткой и пространной редакциями рассказы. Краткое описание рассматриваемых событий, происходивших в феврале 1446 г., сводится к тому, что Василий II уехал в Троице-Сергиев монастырь, а в это время Дмитрий Шемяка и Иван можайский подошли ночью с «ратию» к Москве и захватили «изгоном» город. Дмитрий Шемяка объявил себя великим князем. Заговорщики «поимали» великокняжеских бояр, детей боярских, захватили мать и жену Василия II. Затем Шемяка послал князя Ивана Андреевича с вооруженными людьми в Троице-Сергиев монастырь, где он должен был задержать Василия II. Можайский князь выполнил это поручение, «поймал» великого князя и «нужею» привез его в Москву, где тот был ослеплен. Дети Василия II — Иван и Юрий, бывшие с ним в монастыре, убежали вместе с доброжелателями московского великого князя — боярином Иваном Ивановичем Ряполовским и другими — в Муром. Василия II с женой Дмитрий Шемяка отправил «в заточение» в Углич, а мать его заточил в Чухломе. Все население Москвы (князья, бояре, дети боярские, гости, «чернь») было приведено к присяге Дмитрию Шемяке [2324] .

2324

ПСРЛ, т. V, стр. 268; т. XV, стр. 492; т. XXIII, стр. 152; т. XXIV, стр. 183–184; УЛС, стр. 79–80.

Не все в приведенном лаконичном рассказе ясно: почему Василий II уехал из Москвы, как была взята Москва, как реагировало на захват города местное население, все названные вопросы остаются открытыми. Больший материал для ответа на поставленные вопросы дает пространная редакция летописного рассказа, но этот материал весьма тенденциозно подобран и препарирован. Автором пространного рассказа был кто-то из близких к московскому великому князю лиц. Поэтому он изображает Василия II невинным страдальцем, а тех, кто выступал против него, — крамольниками и узурпаторами власти. Однако, освободив изучаемый пространный летописный текст от политической тенденции и литературной риторики, можно постараться воссоздать реальную картину событий и в какой-то мере устранить те неясности, которые возникли при знакомстве с краткой редакцией того же текста.

Заговорщики деятельно готовились к захвату Василия II и, выбрав в качестве своей резиденции Рузу, установили связь со своими единомышленниками в Москве и наблюдение за великим князем. В Симеоновской и других летописях говорится: «…начаша князи [Дмитрий Шемяка и Иван можайский] и с своими съветникы безвестно въоружатися, и искати подобна времени, како бы изгоните великаго князя». Львовская летопись указывает, что заговорщики организовали стражу по дорогам, ведущим к Москве, приказывая задерживать тех, кто направляется в город, и пропускать едущих из города. «Се все творяху, дабы не было вести про них великому князю» [2325] .

2325

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 196; т. XX, стр. 259.

Когда в середине февраля 1446 г. заговорщикам стало известно, что Василий II с сыновьями «и с малыми зело людми» отправился в Троице-Сергиев монастырь, они сразу напали на Москву. В этом сообщении поражает исключительная беспечность и недальновидность Василия II. Вообще все, что нам известно об этом князе, не свидетельствует о его способностях к правительственной деятельности, об умении ориентироваться в сложных обстоятельствах и быстро находить правильное решение., Но в данном случае он ведь прямо шел навстречу планам врага! Возникает, по-моему, правдоподобное предположение, что выезд Василия II из Москвы был ловко подготовлен его противниками, действовавшими согласованно в Рузе и в Москве.

Не совсем понятны обстоятельства взятия Москвы ратными людьми, приведенными Дмитрием Шемякой и Иваном можайским. Судя по Львовской летописи, дело произошло совсем просто, даже чересчур просто. Дмитрий Шемяка якобы подошел к городским воротам, толкнул их и на вопрос сторожа, кто стучит, назвал себя. Тогда сторож отворил ворота [2326] . Более правдоподобна версия Симеоновской и некоторых других летописей, которые указывают, что заговорщиков впустили в город их «единомысленики». Тогда становится понятным, почему Дмитрий Шемяка и князь Иван можайский не встретили в Москве сопротивления («не бяше… противящагося им…») [2327] . В городе у них было много сторонников, и почва для их вступления в Москву была подготовлена.

2326

ПСРЛ, т. XX, стр. 259.

2327

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 197.

Однако летописи отмечают, что первые же действия князей заговорщиков и сопровождавших их ратных людей должны были весьма разочаровать тех, кто возлагал какие-то надежды на их вступление в Москву. В городе начались грабежи, от которых пострадали не только находившиеся в городе мать и жена Василия II, не только бояре, но и рядовые горожане («и иных многых и гражан пограбиша») [2328] .

Той же ночью Дмитрий Шемяка послал Ивана Андреевича можайского «с многыми людми своими и его» в Троице-Сергиев монастырь, где он должен был захватить Василия II и доставить его в Москву. Интересно, что в то же время в Троице-Сергиев монастырь выехал один из великокняжеских слуг, Бунко, с тем чтобы предупредить великого князя о грозящей ему опасности. Характерно, что незадолго перед этим Бунко «отъехал» от великого князя на службу к Дмитрию Шемяке. То обстоятельство, что сейчас он снова переметнулся на сторону Василия II, показывает, что среди слуг, принадлежавших «двору» Дмитрия Шемяки, намечались первые признаки разлада.

2328

Там же.

Обстоятельства захвата Василия II в Троице-Сергиевом монастыре князем Иваном Андреевичем можайским с его сообщниками (в первую очередь с Н. К. Добрынским), изложенные в пространном летописном рассказе [2329] , представляют собой в большей мере бытовой, чем исторический интерес, поэтому я не стану на них останавливаться.

Сразу по вокняжении Дмитрий Шемяка послал гонцов («поклонщиков», — как говорит Новгородская летопись) в Новгород, очевидно, с тем, чтобы договориться с новгородским правительством о дальнейших взаимоотношениях. Летопись указывает далее, что новгородское правительство со своей стороны отправило послов в Москву, и великий князь тверской Борис Александрович задержал их в своем княжестве, продержал четыре месяца «на опасе» и только после этого отпустил [2330] . Приведенные летописные сведения при всей их лаконичности представляют несомненный интерес. Видно, что с вокняжением Шемяки нарушилась привычная система политических взаимоотношений на Руси. Шемяка обращается с «поклоном» в Новгород, князь Борис тверской опасается установления союзных отношений между Московским княжеством и Новгородской республикой. С другой стороны, сам тверской князь стремится войти в непосредственную связь с Новгородом. Разрабатывается проект новгородско-тверского докончания [2331] . Если принять во внимание еще то обстоятельство, что с вокняжением Шемяки было восстановлено Суздальско-Нижегородское княжество, то правомерным явится вывод об усилении в рассматриваемое время тенденций к политическому обособлению от московского центра отдельных русских земель, об укреплении их самостоятельности.

2329

Там же, стр. 196–198; т. VI, стр. 172–174; т. VIII, стр. 115–117; т. XII, стр. 67–69.

2330

ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 443.

2331

ГВНП, стр. 36–38, № 20; Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 317–323.

Проявлением тех же центробежных тенденций явился отъезд ряда русских феодалов, враждебных Шемяке, в Литву. Туда ушел удельный князь Василий Ярославич серпуховско-боровский, у которого в Литве были родственные связи по матери — дочери Ольгерда. В пределы Литовского государства отправился князь Семен Иванович Оболенский. Наконец, не захотел служить Дмитрию Шемяке Федор Басенок. Будучи арестован, он подкупил своего пристава, убежал «из желез», пробрался к Коломне, связался там со своими «приателями» «и многых людей подговорив с собою, пограби уезды Коломенскые», а в конце концов направился в литовские владения. Польский король и великий князь литовский Казимир передал князю Василию Ярославичу «в отчину» Гомель, Стародуб, Мстиславль «и иные многые места». Василий Ярославич в свою очередь уступил Брянск С. И. Оболенскому и Федору Басенку [2332] . Вряд ли можно рассматривать все эти побеги как начало борьбы русских феодалов за возвращение Василия II на великокняжеский стол. Напротив, летописи говорят, что отъезд в Литву бояр и детей боярских первоначально не был массовым, и в подавляющем большинстве дети боярские «били челом» на «службу» Дмитрию Шемяке [2333] . Поэтому несколько неожиданным и противоречащим всем приведенным выше фактам являются слова летописи: «…все людие негодоваху о княжении его [Дмитрия Шемяки]… и на самого мысляху, хотяше великаго князя Василья на своем государьстве видети» [2334] . Здесь явное смещение исторической перспективы.

2332

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 199.

2333

ПСРЛ, т. VI, стр. 174.

2334

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 199.

Центром оппозиции Дмитрию Шемяке был Муром, где после захвата князем Иваном можайским Василия II укрылись сыновья последнего вместе с боярами и детьми боярскими из числа сторонников свергнутого великого князя. Среди таких сторонников летописи называют князя Ивана Ивановича Стародубского-Ряполовского с братьями Семеном и Дмитрием, Василия Михайловича Шею, Юрия Романовича Каменского, Юрия Федоровича Кутузова [2335] . Желая ликвидировать очаг оппозиции в Муроме, но сделать это без применения вооруженной силы (чтобы не произвести отрицательное впечатление на население), Дмитрий Шемяка решил прибегнуть к посредничеству церкви. Он послал в Муром рязанского епископа Иону (которого обещал в дальнейшем возвести на митрополичью кафедру), с тем чтобы тот привез в Москву сыновей Василия II, которым будет предоставлена «отчина… доволна». Описывая поездку Ионы в Муром, летописи приводят рассуждения князей Стародубских-Ряполовских по поводу того, как им поступить в связи с требованием Шемяки. Видно, что силы у боярской оппозиции были незначительны, и бояре боялись заявить открыто свое неповиновение князю Дмитрию: «аще мы… не пойдем к князю Дмитрию с сими великаго князя детми, и он, пришед ратью, город възмет и сих поймав, что хощеть, то сотворить им, тако же и отцу их, великому князю, и нам всем… и что будеть крепость наша…?» [2336] Ясно, что власть Дмитрия Шемяки была еще достаточно крепка.

2335

ПСРЛ, т. XXIII, стр. 152.

2336

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 199.

Враждебная Дмитрию Шемяке Львовская летопись рассказывает, что он собирался детей Василия II «топити… в реце Волзе, в мех ошивши» [2337] ; только заступничество митрополита Ионы спасло их от гибели, и они были отправлены к отцу, находившемуся в заточении в Угличе. В других летописных сводах вышеизложенная, мало правдоподобная версия отсутствует и просто указывается, что князь Дмитрий не выполнил своего обещания о предоставлении сыновьям Василия II «отчины» («слово свое изменил в всем…») и выслал их с тем же Ионой в Углич [2338] . Только после этих событий (происходивших в мае 1446 г.) можно говорить об известной активизации московских бояр и детей боярских, враждебных Шемяке. Они организовали в июне 1446 г. заговор, поставив перед собой задачу освободить из угличского заточения Василия II. В числе заговорщиков летописи называют князей Стародубских-Ряполовских, Ивана Васильевича Стригу-Оболенского, Ивана Васильевича Ощерю Сорокоумова-Глебова, Дмитрия Васильевича Бобра Сорокоумова-Глебова, Юрия Драницу, Семена Филимонова-Морозова, Михаила Яковлевича Русалку Филимонова-Морозова и др. По летописным сведениям, к заговору оказались причастны «многые дети боярскые двора великаго князя». Очевидно, к середине 1446 г. слуги великокняжеского «двора» оказались отстраненными от активной политической жизни боярами и детьми боярскими, прибывшими в Москву вместе с Дмитрием Шемякой. Экономическое и политическое положение московских бояр и детей боярских значительно ухудшилось, и они решили активно действовать, защищая свои права. Но сил у них было пока еще явно недостаточно. Попытка освободить Василия II, сделанная в конце июня 1446 г., окончилась неудачей, и в конечном итоге заговорщики через Новгородскую землю ушли в Литву. Литовская «отчина» князя Василия Ярославича становится центром, куда в дальнейшем стекаются недовольные Дмитрием Шемякой русские феодалы. При дворе Василия Ярославича разрабатываются проекты о том, «как бы выняти великаго князя» [2339] .

2337

ПСРЛ, т. XX, стр. 260.

2338

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 200.

2339

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 200.

Помимо светских феодалов, Дмитрий Шемяка должен был считаться и с феодалами духовными. Церковь представляла собой крупную социально-экономическую, политическую и идеологическую силу. И не случайно Дмитрий Шемяка постарался опереться на нее в то время, когда против него стало нарастать движение московских бояр и детей боярских. Этим и объясняется созыв Дмитрием Шемякой осенью 1446 г. в Москве совещания из представителей высшего духовенства по вопросу о дальнейшей судьбе великого князя Василия II. В Ермолинской летописи так говорится об этом совещании: «Князь Дмитреи, видя себя отвсюду обидима и от всех наругаема и поносима, зане неправедне вьзем великое княжение и великого осподаря израдив на крестном целовании, и прииде во умиление, созвав епископы и анхимандриты со всее земьли и честныя игумены…» [2340] . Приведенный текст весьма тенденциозен и не может рассматриваться как доброкачественный исторический источник. Дмитрий Шемяка рисуется раскаявшимся грешником, оказавшимся в изоляции и переживавшим трагедию одиночества, которая досталась ему в удел как возмездие за все совершенные им преступления. В действительности созыв совещания представителей высшей церковной иерархии был актом политическим. Устраивая это совещание, Дмитрий Шемяка хотел укрепить свое положение на великокняжеском столе, добившись поддержки со стороны влиятельных князей церкви. И это ему удалось сделать.

2340

ПСРЛ, т. XXIII, стр. 153.