Обречённые. Том 1

Дверь в подвал со скрипом отворилась — и подвал заполнился поселковой малышнёй. Некоторых Мэтхен уже знал. Вот Кривоногий Хой, у него и правда ноги такие, будто с младенчества только и ездил верхом. Эти ноги едва держали тщедушное зеленокожее тельце с омерзительными, зловонными бородавками по всему туловищу, пареньку приходилось помогать себе непропорционально мощными, мускулистыми руками. Но мозги у него были — паренёк уродился на удивление неглупый.

А вот Янка Жаба — и правда, вместо ног бабка-мутация подарила ей жабьи перепончатые лапы. Лапы оказались на диво удобными для ходьбы по грязище. Наверное, и по болоту она бы бегал без проблем. Саныч Комар — мелок он, порой начинает надрывно зудеть — как комар, только куда громче. Наверное, как тысяча комаров разом. Ещё Мэтхен знал Паху Драчуна, Соню Кабаниху и двухгодовалого Хрена Моржового — только эти два слова он и выучил, зато их произносил к месту и не к месту. Были и другие, кого Мэтхен не знал. В подвале сразу стало тесно и душно, пахло ни разу в жизни не мытыми телами. В свете самодельной коптилки по стенам землянки плясали жутковатые тени, слабый свет едва выхватывал гротескно-уродливые тела мутантов. «Босх курит в сторонке!» — мелькнуло в голове не чуждого классике Мэтхена. Правда, вставал вопрос, что же нужно курить, чтобы увидеть такое.

— Эрхард, — теперь она без запинки выговаривала его имя. Пустячок, а приятно: остальные уже привыкли называть его дурацким именем Эдик Меченый. — Мы тебе подарок принесли!

Эири сунула руку под комбинезон — и вытащила… ещё одну книгу. Правда, в затрёпанной обложке, разбухшую от влаги, с серым от въевшейся сажи корешком и срезом страниц. Рисунок на обложке почти стёрся, виднелась только какая-то совсем ещё юная девчонка со смолянисто-чёрной косой. «Бертрис Смолл» — можно было различить на обложке. Прочитать название, особенно по-русски, не получалось. Это имя он слышал ещё в той жизни: писательница, писавшая неплохие любовные романы. Можно сказать, классика жанра, всё ещё скачиваемая из электронных библиотек. И не только обделёнными мужским вниманием домохозяйками.

— Может быть, ты и нас научишь, — Эири замялась и выпалила: — Читать книги?

Мэтхен растерялся: по законам Еврофедерации, просьба тянула, ни много, ни мало, на уголовное преступление. В статье 4-й Закона «О правовом статусе Резервации» прямо сказано: «Запрещается передача любых вооружений, технологий и информации, обитателям Резервации». А в Кодексе уголовных правонарушений была статья 457, посвящённая нарушениям правил пребывания в Зоне. «До десяти лет заключения с принудительными работами». Если технологии военные (а пропаганда, как известно со времён Геббельса — род войск), наказание могло быть вплоть до высшей меры.

Некогда добропорядочный гражданин Федерации, Мэтхен лишь презрительно усмехнулся. Его итак обрекли на смерть — не их заслуга, что он выжил. Плевать на них на всех. Мэтхен видел горящие любопытством и обожанием глаза, и он не чувствовал в себе сил отказать. Вспомнилось: Там он никогда не встречал подобного интереса у студентов. Сытые, благополучные, практичные — зачем им какие-то замшелые царства-государства, позабытые лидеры, литераторы и учёные?

«Черчилль? А кто такой этот Черчилль? Это тот футболист, который забил третий гол на чемпионате пять лет назад? А, премьер, значит, британский во времена Second World War? И Гитлера ещё победил? А этот-то хмырь кто? Предок того толстого сони, что в «Макдональдсе» за углом работает? И, кстати, почему вы говорите: «Британский, германский»? Ещё «русский» скажите! Всякий знает, что мы живём не в каких-то там Британиях и Германиях, а в великой Европейской Федерации!»

Говорят, в те благословенные времена такого не было. Но именно тогда прошла тихая реформа образования с далеко идущими последствиями. Она и позволила воспитать «законопослушных граждан с позитивным мышлением». Увы, ценой интереса к новому и «неудобным» проблемам, каких полно в любой науке. Как подозревал Мэтхен, именно это предопределило судьбу Третьего мира. Ведь там, в Азии, в Латинской Америке, даже в некоторых африканских странах, где сохранили, а где и ввели образовательную систему ХХ века. Постепенно начали возникать национальные научные школы, пусть пока слабые. Конечно, у кого-то получалось лучше, у кого-то хуже, а кому-то оставалось уповать на религиозный фанатизм и террористов. Но и те и другие угрожали святому — глобальной гегемонии Свободного Мира.

Ещё немного — и Запад бы опоздал. Самые развитые из бывших «развивающихся» стран сравнялись бы с Западом, а потом и обогнали его. Ну, а мигранты из бедных стран довершили бы начатое: получилось бы, скорее всего, как с Римской империей. Но тут началось, а точнее резко усилилось, будто перейдя некую точку невозврата, Потепление. И те страны, которые могли бы стать альтернативой Западу, стали безжизненной пустыней. Что, если верить официозу, и избавило Запад от необходимости «превентивных мер».

С недавних пор этому официозу Мэтхен не верил ни на грош. Если бы во всём был виновен климат, большая часть людей бежала бы — хоть на север, хоть на юг. И такая волна переселенцев неминуемо затопила бы тогдашний, старый и обленившийся Свободный Мир. Но этого не произошло — наоборот, все эти ребятки куда-то бесследно исчезли. Значит, было, было что-то ещё, что условно и называют Великой Чисткой. Возможно, и климатические изменения произошли не сами по себе: если что-то происходит и кому-то это жизненно важно, кто поверит, что всё началось случайно? Может, и Россия стала Подкупольем не сама по себе? Она тоже мешала Свободному Миру… Даже постсоветская, слабая и нерешительная.

— Расскажу, что знаю, — наконец решился он. — Но с условием.

— С каким? — спросил Кривоногий Хой. Толстая Соня Кабаниха уже клевала носом: спала она чаще, чем бодрствовала, больше любила только есть. Увы, едой Подкуполье никого не балует.

— Увидите книгу, любую, — он поднял «Историю России» над головой, чтобы её смогли увидеть все. — Немедленно несите сюда. И с завтрашнего дня начинаем учиться. Буду учить вас читать и писать.

«Боже, ну что я плету?! — думал Мэтхен. Идея его посещала, но не так уж часто. В первые месяцы он так и не придумал, как привлечь к учёбе малышню. Да, если честно, и не стремился: хватало дел важнее, один завод отнимал все силы, да и после похода по болотам он едва не отдал богу душу. Полгода поправлялся. — И как теперь отказаться?»

Но отказываться — странное дело! — не хотелось. Они имеют право хотя бы на память. А история при всём желании не может подпасть под «технологии». Как и обучение подкупольских детишек грамоте их же языка. Хотя судейские крючкотворы бы нашли, к чему прицепиться.

— Прежде всего. Зона, то есть Подкуполье, образовалась не так давно, всего сто тридцать лет назад. У вас успело смениться не более семи поколений, а у нас — всего-то два, и то не до конца. Продолжительность жизни с тех пор выросла почти вдвое. А до того, как возникло Подкуполье, была Россия…

И книги — понесли. Мэтхен стал обладателем четырёх фэнтэзи-романов, шести порножурналов, детектива от Дарьи Донцовой, школьных учебников по английскому, географии и алгебре, инструкции по эксплуатации мясорубки «Бош», и парочки любовных романов. К ним добавлялись новые и новые, в подвале стало тесно: в развалинах отыскали удачно рухнувший книжный магазин. В бетонном крошеве образовались сухие, тёмные пустоты, а постоянство подкупольных температур само по себе благоприятствовало сохранности. Не стало проблем ни с учебниками, ни с «внеклассной литературой». Теперь лекции опирались не на забарьерный официоз, а на почёрпнутые из первоисточников факты. Увы, они не оставили от официальной истории Подкуполья камня на камне. Самым ценным приобретением оказался затрёпанный и разваливающийся, с несколькими выдранными в конце страницами, разрисованный давно умершим озорником букварь.

С такой мини-библиотекой можно начинать учиться. И учёба — закипела. У новоявленных «школьников» не было ни ручек, ни карандашей, ни тетрадей (потом одну нашли — со слипшимися от влаги страницами, слизь покрывала обложку сплошным слоем). Писали выломанным в кустах прутом — на облепленной слизью стене, как на классной доске. А попробуй его удержи, прут-то этот, если у тебя не руки, а клешни, ласты или просто беспалые культяпки? Приходилось импровизировать, как всякому первопроходцу: ещё никто не пытался учить грамоте мутантов. Но читать худо-бедно выучились все… в смысле, все, кто в принципе могли научиться. А то ведь были среди детворы и слепые, зато умеющие чуять радиацию и слышать радиоволны, и глухие, зато пятирукие, и вроде бы не отличимые от людских детей — но совершенно безмозглые.