Обретение Энкиду

Учитель Бэлшуну оглушительно расхохотался. У него даже слезы выступили.

– Да сядьте вы, сядьте!..
– выговорил он сквозь смех.
– Вовсе нет. Я предлагаю вам остановиться в моей гостинице и почитать эту книгу со всевозможным комфортом. Не более того. Если вы считаете, что это невозможно... Или что вам это не нужно...

– Он сам не понимает, что ему нужно, - резковато вмешалась Цира. И посмотрела на меня отстраненно. Как чужая взрослая тетя на нашкодившего детсадовца.

Я сдался.

– Ну... ладно... Но позвонить-то я могу?

Учитель Бэлшуну безмолвно придвинул ко мне телефон. Я набрал номер Ицхака и наврал ему что-то бессвязное.

– Что, от какой-нибудь швабры оторваться не можешь?
– спросил Ицхак.

Я воровато оглянулся на Циру.

– Не знаешь, не говори.

– Да ладно тебе, Баян... Трахайся. Только в день Мардука чтоб был!.. Иначе уволю, понял?

– Понял, - сказал я и повесил трубку.

– Договорились?
– как ни в чем не бывало спросил учитель Бэлшуну и забрал от меня телефон.
– Вот и хорошо. Для начала я хочу предложить вам совсем простой опыт. Если вы не возражаете...

Он посмотрел на Циру и кивнул ей на шкаф - мол, подай. Цира безмолвно встала и вынула из шкафа небольшой ящичек, обитый красивым шелком с тисненым узором.

Учитель Бэлшуну откинул крышку ящичка. Его широкие руки с вьющимися черными волосками на пальцах выглядели чужими над этой изящной безделушкой. Как руки вора.

В ящичке на двух черных бархатных подушечках лежали два хрустальных шара, каждый размером с мурзиков кулак.

– Возьмите, - велел учитель Бэлшуну. Ни Мурзик, ни я не посмели ослушаться. Цира погасила верхний свет. Теперь гостиная освещалась только настольной лампой.

– Что мы должны делать?
– спросил я.

– Ничего, - отозвался Бэлшуну.
– Просто расслабьтесь. Вам не грозит никакая опасность. Не будьте так напряжены и насторожены. Сядьте так, чтобы вам было удобно. И смотрите на шар.

– Больше ничего?

– Больше ничего.

И он широко, ободряюще улыбнулся.

Мне стало спокойно и даже весело. В самом деле, ничего страшного не происходило. Я склонился над хрустальным шаром и начал смотреть.

Поначалу ничего не происходило. Я подумал, что у меня довольно глупый вид, и поднял глаза. Но ни учитель Бэлшуну, ни Цира не насмехались.

Цира кивнула мне подбородком. Ее губы прошептали: "Не отвлекайся".

Я снова уткнулся в шар. И вот из замутившейся хрустальной глубины поднялось лицо. Это было лицо моей матери. Оно сменилось неприятной картинкой: меня порет жрец-педагог. Я моргнул и увидел танки, разбивающие синий изразец Дороги Иштар. Мелькнуло смуглое лицо, почти до самых глаз скрытое черным покрывалом, прикушенным зубами. Затем возникла девушка такой небесной красоты, что на глаза наворачивались слезы. И сразу вслед за тем все пропало.

Я поднял голову.

Мурзик неловко сидел на краешке кресла, сдвинув колени. На коленях покоился шар, как колобок из детской сказки. Широкие брови моего раба двигались, толстые губы шевелились - он вел какой-то долгий, безмолвный разговор.

Неожиданно вспыхнул свет. Я вздрогнул, как от удара. Тонкая ручка Циры протянулась к моему шару и забрала его. Мурзик с сожалением оторвался от созерцания и позволил ей уложить хрустального собеседника в ящичек.

– Ну, - промолвил учитель Бэлшуну, - что вы видели?

Я думал, он захочет услышать о моих видениях, и уже приготовился к долгой речи, но учитель Бэлшуну смотрел на Мурзика. Мой раб поерзал в кресле и нерешительно ответил:

– Так... разные вещи... вам неинтересно, господин.

– Отчего же, - возразил учитель Бэлшуну.
– Если бы мне было неинтересно, я бы не спрашивал. Неужели ты думаешь, друг мой, что я делаю хоть что-нибудь из бесполезной вежливости?

Мурзик так не думал. Он оглядел роскошную обстановку гостиной и просто ответил:

– С такими-то деньжищами? Да с такими деньжищами можно всю жизнь шептунов пускать и больше ничем не заботиться...

Учитель Бэлшуну откинул голову назад и разразился оглушительным смехом. Цира слегка покраснела. Мурзик смутился окончательно. Но Бэлшуну махнул ему рукой: мол, рассказывай.

– Ну... сперва железку нашу увидел. Ну, Трансмеждуречье... Будто мы с одним, его потом паровозом пополам разрезало, шпалы укладываем... Потом вдруг тот дурачок, что мне русалку наколол на плече... Смешной был. А после все эта девушка мнилась, вон та, - он махнул в сторону Циры, - как она улыбается и какие у нее сиськи, будто колючие...

– Может, она просто у тебя в шаре отражалась?
– спросил я сердито. Рядом же сидит...

– Не, - с убежденным видом ответил мой раб.
– Здесь-то она одетая сидит, а из шара-то всё голенькая глядела...

...В той жизни я была мужчиной, воином. Под моим началом ходила тысяча отчаянных головорезов. Мы носили блестящие позолоченные кольчуги. Нас боялись. Я вижу бесконечную дорогу. Дорога пролегает мимо осенних полей, кое-где сжатых, но чаще - черных от пожарищ. Мы едем по дороге. Под копытами коней чавкает грязь. Мы едем шагом. За нашим отрядом тащится телега, к телеге крепится цепь. На длинной цепи за телегой бредет большой полон.

Впереди появляется всадник. Это один из моих людей. Его лицо полно гнева и ожидания боя.

– Засада, командир!
– кричит он мне.

Я привстаю на стременах. Я отдаю команду моему отряду. Мои отчаянные головорезы мчатся вперед...

...Я вижу себя султаншей. Я красива. Куда красивее всех, кого печатают на обложках журналов. На мне шелковая одежда. Подошвы ног и ладони выкрашены у меня охрой, ногти красны, от меня пахнет дорогой косметикой - как в магазине "Око Нефертити", только еще лучше.

Вокруг меня множество рабынь и евнухов. Все девушки очень красивы. Евнухи меня боятся. Один из них не угодил мне, и по мановению моей руки его уводят на казнь.

Ко мне подходит слуга. У него в руках золотой бокал. Я кладу туда яд, который храню в перстне, и говорю: "Это для султана..."

...Я вижу себя во главе огромного войска...

...Я вижу себя на сцене великолепного театра. Одно мое появление вызывает гром аплодисментов. Я стою в центре, улыбаясь под маской трагического актера...