Обще-житие (сборник)

По дороге домой я осторожно осведомилась у нее, когда же она будет рожать. Ведь тогда ей придется остаться на второй год в четвертом классе. Галка, искренне изумившись моей темноте, тут же в двух предложениях внятно описала мне, какие действия надо произвести совместно мальчишке и девчонке, чтобы получился ребеночек. Чтобы кретинке было понятнее, соорудила на ходу наглядное пособие: соединила пальцы левой руки колечком и потыкала в него указательным пальцем правой.

— Вот так!

— Врешь! — пробормотала я. — Кто же согласится?

— Дурочка с переулочка, — парировала Галка. — Точно говорю, все так делают!

— Сама дура! Что, хочешь сказать, и взрослые… это самое?

— А ты думала?

Поверить в это отвратительное, страшное и смешное было невозможно. И я сознательно пошла на спасительный, хотя и подлый прием.

— Может быть, скажешь, и Ленин тоже?

— Ну, Ленин и Сталин — не знаю… Может, и нет. А другие — точно да.

Позже я узнала, что мой идеологический шантаж не был оригинален, многие в свое время пытались оградить свою психику от шока подобным способом. Вожди не могли находиться в подштанниках, уж не говоря о без… Существуя в виде портретов на фасадах и плакатах, они обходились лишь верхней частью туловища, украшенной усами, неснимаемыми погонами и орденами — «Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов, мы готовы к бою, Сталин, наш отец!» Неужели и они тоже?

На другой день я не пошла в школу, хладнокровно соврала дома, что болит голова… Конечно Галка врет. А что, если нет? Как узнать, ну как узнать? Никого же не спросишь!

Недорогого стоят разжеванные в питательную кашицу и сунутые в равнодушно раззявленный рот знания. Совсем другое дело — жгучие муки любопытства ученого, чесотка сомнений, работа со специальной литературой, внезапное озарение, лихорадочная проверка результата и душевное опустошение после найденного ответа. За этот день я прошла все эти фазы научного исследования.

Ага, понятно, почему мне запрещали читать Мопассана. Значит, там есть что-то про это! День напролет я прицельно штудировала зеленые томики, разыскивая подозрительные на этот самый предмет моменты, перечитывая их по нескольку раз, сличая информацию. Это была кропотливая аналитическая работа, и результат поиска был убийственен: Галка не врала!

Мир, и без того нуждающийся в склейке и подкрашивании, рухнул, и я, раздавленная, молча барахталась в липкой жиже под развалинами. Помощь не придет, не надейся.

Почему, зачем, кем так придумано? Неужели нельзя по-другому? Отчего это тоже называют любовью?

Немыслимо, стыдно ходить по улицам, где мужчины и женщины с будничными лицами делают вид, что они ничего такого не делают. Ненавидела супружеские пары, которые под ручку являлись, бесстыжие, в гости, ели, пили, улыбались, разговаривали про кино, работу, детей и магазины, как ни в чем не бывало. А все другие смотрели на них и знали, чем они занимаются ночью без штанов. И я теперь знаю! Одутловатые, с распухшими губами, беременные тетки тащили перед собой брюхо — свидетельство позорных упражнений — как они смеют выходить из дома, почему не рыдают, простоволосые, от стыда, запершись в темной комнате?

Я подолгу с отвращением смотрела на себя в зеркало — ведь я сама тоже появилась на свет именно в результате этого! На мне печать этого позора. Да-да, и не отвертишься! Изменить что-нибудь уже поздно. В ужасе и ярости я сама додумалась до библейской истины: в наказание за это люди и умирают!

— Перестань торчать у зеркала, — сердилась мама, — рано тебе еще кокетничать!

— Отстань, отстань! Отцепись от меня!

Очень нескоро жизнь перестала казаться вместилищем ужаса зачатия, непостижимый результат которого — расщепление женщины на две жизни. Вычитание из жизни женщины жизни ребенка…

Легкая характером Галка Мигунова выскочила замуж в семнадцать лет за соседа по дому, двоечника и спортсмена Славика. К тому времени, когда я, плутая в трех соснах, страдала на четвертом курсе выбранного наобум факультета, она уже имела двоих крепеньких малышей и денежную работу старшего продавца в сертификатном отделе главного универмага. Галка, снисходя к моему неумению жить, достала мне с минимальной переплатой финский кожаный пиджачок и модную голубую водолазку. Я наивно рассчитывала, что эти предметы помогут мне в решении той самой проблемы, которой она так жестко нокаутировала меня по пути из средней женской школы номер один.

Роль практики в процессе познания

Эту историю рассказала мне мама в вечер Судного Дня, когда евреям положено держать строгий пост, молясь и из последних сил прощая на голодный желудок своих врагов и кредиторов. Поэтому мама не предпринимала энергичных попыток накормить меня и можно было просто поболтать…

Ее бабушка, стало быть моя прабабушка, Злата была энергичной женщиной. Мужской размер ноги, молодцеватая солдатская походка, трубный голос. Соседи ее уважали и слегка побаивались. А ребятня лепилась — она собирала на завалинке босоногую мелочь и рассказывала им истории — в основном из трактуемой ею более или менее творчески Библии, единственной имеющейся в доме книги, которую она замусолила до абсолютной непромокаемости. Этот самый популярный в мире фольклорный сборник много веков питает дивными сюжетами поэтов, романистов, художников, бабушек. Одна из Златиных любимых баек — о несчастной жене Лота, которая за прощальный взгляд на покидаемый навеки родимый дом превратилась в соляной столб. Конечно, это не было со стороны бедняжки пустым женским любопытством, как трактовала этот случай бабушка Злата, за всю свою длинную жизнь не выезжавшая, в отличие от жены Лота, никуда из своего местечка.

Избывая жизнь, я, подобно той библейской жене, часто иду вперед, оборотясь лицом к тлеющему былому.

Моя мама в детстве, отнюдь не являясь примером послушания, частенько совала любопытный нос во взрослые дела. Поэтому бабушка Злата использовала эту довольно жестокую историю в качестве педагогического приема.

— А что, действительно столб из самой настоящей соли? — изумлялась малолетняя мама, игнорируя дидактическую сторону дела. — Если его полизать, то правда на языке солено будет?

— Конечно, а как же? Соляной столб, я ведь тебе ясно сказала! Из соли сделан. Слушаться старших надо. Видишь, что бывает с непослушными? Ей сказали: не оглядываться. А она что?

— Почему не надо оглядываться? Я иногда оглядываюсь. И ничего!

Не знаю уж, как бабушка Злата изворачивалась, чтобы объяснить, в чем так ужасно провинились жители Содома и Гоморры, — множество библейских историй неудобоизлагаемы детям дошкольного возраста. Тем паче что, не будучи окрепшими в вере, они задают всякие наивные, то есть коварные, то есть вопросы по существу. Скорее всего, старая Злата просто выкидывала нежелательный для оглашения кусок текста, как поступали от века и поступают поныне спикеры президентов и прокуроры.

Верующая бабушка Злата часто и со значением говорила маленькой Любочке (маме моей): «Запомни! Молочное вместе с мясным — ни в коем случае! Ни-ког-да!»

Мама, будучи ребенком смышленым, решила на всякий случай проверить талмудическую теорию прямым экспериментом. Она в те года была упертым материалистом и верила в роль практики в процессе познания. С годами у нее эта уверенность слегка пошатнулась. Именно под влиянием практики — такой философский парадокс.

Улучив момент, когда никого не было дома, Любка разместила на блюдце кусочек мяса и осторожно налила сверху лужицу молока. И, затаив дыхание, бегом под кровать. Потому что, скорее всего, сейчас будет пламя, дым, гром, ужас. Содрогнется земля от невиданного кощунства. Или явится в дверях специально спущенный с неба огненный ангел и задаст такого деру! Неизвестно чего ждать, страшно. Но назад дороги нет, поздно. Я уверена, подобное чувство испытывали генералы и кормящиеся рядом физики-ядерщики при первом испытании атомной бомбы. В отличие от них, мама совершила этот отчаянный подвиг абсолютно бескорыстно. Как сентиментальная жена Лота, которую тоже предупреждали.