Общество гурманов (сборник)

Вся троица спустилась по каменным ступеням без помех и провожатых. Когда они ступили на тропу, ведущую через джунгли, Крижанек припустил трусцой, а Сент-Ив и викарий старались не отставать. Они бодро пробежали мимо дома-дерева Крижанека, на который польский воздухоплаватель даже не оглянулся, а когда они достигли поляны, то увидели, что солнце, уже высоко поднявшееся в небе, нагрело газ в шаре и тот, как живой, бьется на ветру, торопясь взвиться ввысь.

— Сначала вы двое, — крикнул Сент-Ив, передавая Хэмпсону журнал. Он опустился на колени и сцепил руки, чтобы подсадить низенького викария и упитанного поляка, а затем, на всякий случай обвязавшись швартовным концом, принялся по одному выдергивать колышки и бросать их в корзину. Потом передал своим спутникам кувалду, отвязал страховку и забрался в гондолу, которая легко опустилась на луг под его весом. Крижанек принялся выбрасывать балласт — слава богу, осторожно, — а Хэмпсон снова читал молитву. Шар поднялся, но дувший у земли бриз медленно понес их к дальним утесам. Крижанек громко выругался и заизвинялся перед Хэмпсоном.

— Он ляжет на правильный курс, — попытался успокоить поляка Сент-Ив. — Мы знаем, что ляжет. В конце концов, кому-то суждено доставить рассказ Джеку.

— Боже, упаси нас от всякого зла, — пробормотал Крижанек, не поддаваясь неуместному оптимизму.

— Никому не суждено ничего сделать, — внес свою лепту Хэмпсон. — В этом и состоит великая благодать быть Божьей тварью — мы можем менять наши намерения, к лучшему или к худшему.

— Именно это, сэр, меня больше всего сейчас и пугает, — сказал Крижанек.

Словно намереваясь еще больше напугать Крижанека, шар продолжал нести их в противоположном направлении, и, несмотря на самонадеянное «мы знаем» Сент-Ива, сам он с тоской думал, что, возможно, только что последний раз в жизни видел Элис — это его второй последний взгляд за прошедшие пару часов, и оба с недосягаемого расстояния. Он посмотрел вниз на лесной ковер, где с дерева на дерево летали пестрые птицы. Внизу между деревьями открылся просвет, и там, на опушке, паслись два обещанных Фортом мамонта, невероятно лохматые, каждый размером с небольшой дом. Сент-Ив вытащил зрительную трубу, додумав, что потребуется всего лишь несколько минут, чтобы спуститься и рассмотреть их получше. Однако стоило ему начать размышлять на эту тему, как шар пошел вверх, и быстро.

Мамонты были уже не видны, а поднявшийся на изрядную высоту шар подхватил сильный ветер, который дул именно в том направлении, которое требовалось с самого начала. Их повлекло обратно к далекому занавесу, словно корабль, попавший в приливное течение. Сам занавес волновался, в нем появлялись и исчезали расселины, все в белых разводах, как на штормовом прибое у скалистого берега. Сент-Иву показалось, что завеса распадается и висящий перед ней туман начинает рассеиваться.

Далеко под ними весело бежал ручей, и в зрительную трубу Сент-Ив увидел, что дикари пустили вниз по течению нечто похожее на плот из листьев и веток с каким-то грузом — видимо, разыгрывая очередную шутку Форта над остальным миром. Шар продолжал так стремительно подниматься, что закладывало уши, но ветер, несмотря на скорость подъема, волок его к завесе. Сент-Ив подумал, что, возможно, занавес посредством какой-то неведомой силы притягивает их, а потом испугался: вдруг, поднявшись слишком высоко, они не смогут пройти сквозь него! Однако осознав, что они не в силах ничего сделать, чтобы предотвратить подобную участь, Сент-Ив заставил себя прислушаться к словам псалма, который читал Хэмпсон спокойным и ясным голосом. И тут шар внезапно резко дернуло вниз, отчего воздухоплаватели мешками повалились на дно гондолы. Пока они, мешая друг другу, вставали на ноги, шар завертелся волчком и горизонт закрутился у них перед глазами — они угодили в очередной воздушный вихрь страшной силы. Внезапно вращение прервалось, и шар понесся прямиком к занавесу, так что вытянутая оболочка тянула за собой опасно накренившуюся гондолу. Сент-Ив посмотрел на компас и, к великому своему облегчению, увидел, что тот снова сошел с ума.

Занавес на глазах распадался. Внутри бежали белые, похожие на пену ручейки, тут и там внезапно возникали прорехи, открывая синее небо. «Но что за небо?» — спросил себя Сент-Ив, вцепившийся мертвой хваткой в борт гондолы. Прорезиненный шелк оболочки шара шел волнами и трещал, ветер свистел в ушах, уволакивая их прямиком в черноту: слава богу, небесный прилив пригнал их к другому берегу. В объятьях колеблющегося занавеса гондола изогнулась и застонала, как живое существо. Трое путешественников держались изо всех сил, Сент-Ив с тревогой смотрел на напряженные соединения, где корзину стягивала жалкая тонкая веревка.

И наконец их вынесло под ясное небо. Все трое встали на ноги и радостно закричали. Под ними лежал Саут-Даунс. С востока дул ласковый ветер, который нес их в сторону дома; правда, луг, где друзья ждали их возвращения, остался в стороне, но аббатство Боксли виднелось недалеко внизу.

Сент-Ив на минуту позволил себе помечтать. Он представил, как предстанет перед Королевским обществом с докладом о событиях этого удивительного дня — невидимый остров, доисторические животные, исчезнувшая раса людей, дом Форта, проход в библиотеку, еще не существующий рассказ, написанный, по сути, неизвестно кем. Совершеннейший бред сумасшедшего, абсолютно гибельный для его репутации серьезного ученого. Невозможно даже допустить мысли о выступлении с подобными россказнями.

Сент-Ив обернулся и, посмотрев назад, увидел, что занавес в небе пропал. Мир плавучего острова исчез, как не бывало, и теперь останется навсегда лишь в их памяти — или, по крайней мере, до тех пор, пока он сам не ступит в кабинет Форта через двадцать лет. Он похлопал себя по карману пальто, где лежал экземпляр «Графики», его единственный сувенир. Но тут он вспомнил двоякодышащую рыбу и пивную бутылку, наполненную водой из затерянного мира. Как знать, какие микроскопические существа плавают в той бутылке — возможно, яйца или даже личинки?

Под взглядами флегматичных овец, поднявших головы к спускающемуся шару, они мягко приземлились на широкое пастбище — футах в тридцати от Пилгриме-Роуд, в каких-то трех милях от Айлсфорда.

ПРИЗЕМЛЕННЫЕ ВЕЩИ

Элис положила «Графику» на скамью в теплице у аквариума, где обитала двоякодышащая рыба, по всей видимости, вполне довольная жизнью. Минуту Элис молча смотрела на Сент-Ива. На ней были застиранные льняные брюки и блуза, запачканная землей из горшка, — ее рабочая одежда; она рассаживала бегонии, которые выращивала из корней и листьев. Густой запах теплицы — растений, почвы и аквариумов — напомнил Сент-Иву запах джунглей, где они шли еще вчера и которые он счел бы сном, если бы не осязаемое доказательство в виде журнала и бесспорное возвращение Роджера Крижанека.

Он заглянул в будущее, видел свое будущее счастье с Элис и теперь гадал, гарантировано ли им счастье или же это лишь один из бесконечных возможных вариантов будущего — вариант, который может мгновенно исчезнуть, если он не передаст Джеку журнал, который только что читала Элис. Сент-Иву пришло в голову, что там, в кабинете Форта, ему не хватило присутствия духа спросить ее о Клео и Эдди: как им живется, какими людьми они выросли. Но он тут же понял, что ответы на такие вопросы могут стать губительными из-за ядовитых сожалений о событиях, которые еще не произошли или уже произошли. И все же интересно было бы узнать, как там поживают его дети.

Элис тыльной стороной ладони отвела с лица выбившуюся прядь темных волос и взяла фарфоровую кукольную голову из стоявшей рядом с журналом большой корзины, наполненной такими головами — частью треснутыми или разбитыми. Посмотрев на нее немного, она произнесла:

— В твоем рассказе нет никакого земного смысла. Людей упекают в Колни-Хатч за гораздо более тривиальные истории. Если бы я не знала тебя настолько хорошо, то послала бы за психиатром.

— Земной смысл? Да, действительно никакого. Форт предпочитает внеземной смысл.

— И чего же этот Форт пытается добиться своими эксцентричными выходками?

— Его теория заключается в том, что человечество следует время от времени выводить из оцепенения, потому что оно живет под пеленой и его время и мысли стали заложниками необходимости. Вот он и устраивает дожди из моллюсков, или лягушек, или фарфоровых голов, чтобы люди задумались о чем-то удивительном и чтобы посмотреть, как ученые мужи будут опровергать существование моллюсков и голов. Может, он артист, а может, сумасшедший — я пока не могу решить.