Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 3. Алхимическое средство

_____

Стульев было около тридцати. Роланд сел, а Артур притулился к стене, как некоторые другие зрители, решив, что если ему будет совсем неинтересно, он сможет уйти, никому не мешая.

– Стоя хуже видно, это тебе не обычный театр. Марионетки – низовые куклы, – предупредил Роланд.

Рядом с ним уселся какой-то детина, расставив колени так широко, что задел Роланда, но даже не заметил этого. Тот промолчал, не желая портить настроение перед спектаклем, но Артур видел, что ему стало неудобно сидеть, он положил ногу на ногу, чтобы только не касаться толстого колена соседа.

– Ты замечал, что у некоторых мужчин в штаны вшита яйцерезка, – тоном философа сказал Артур брату. – Поэтому они не могут нормально сидеть. Их сразу становится так жалко, – вздохнул он.

Подействовало. Сосед Роланда и еще несколько зрителей переменили позы, некоторые оглянулись, пытаясь понять, о ком идет речь. Многие засмеялись, решив, что это что-то относящееся к представлению.

– Послушай, Чанчес, – ответил Роланд с улыбкой, – сегодня вроде бы не про тебя спектакль. Ты решил повеселить нас бесплатно?

– Почему бесплатно? Кто засмеется – тому щелбан!

– Кто засмеется – тому щелбан! – раздался, передразнивая Артура, ехидный голос из-за сцены, и появилась марионетка в крестьянских штанах и длинной синей блузе, обутая в тяжелые деревянные сабо, громыхавшие по гулкой сцене. Чанчес расхохотался вместе со зрителями, осведомился, кто решил занять его место. Посожалел, что Артур такой большой – не превратить ли его в куклу, двойника Чанчеса? Потом благосклонно подался вперед:

– За два су, можешь щелкнуть меня по носУ!

– Он тебе еще пригодится, – ответил Артур.

Зал набился битком. Зазвучала барабанная дробь, спектакль начался. Чанчес представил героев – пфальцграфа Зигфрида и его супругу Женевьеву, дочь герцога Брабантского. Они трогательно простились, и Зигфрид вместе с другими рыцарями уехал в военный поход. Артур с удивлением смотрел, как марионетки были вздернуты повыше, это означало, что они сели на коней и потряхиваемые, как погремушки, проследовали за кулисы. Женевьева, – потрепанная кукла, с довольно грубо вытесанной головой, –порученная заботам Голо, воспитанника Зигфрида, также представленного Чанчесом, затосковала и упала в обморок. Голо тайно похитил ее поцелуй, от деревянного звука кукольного лобзания Артур поежился, а большая часть зрителей гневно зарычала. Но вот эти двое покинули сцену и с обеих ее сторон двинулись друг навстречу другу два враждующих войска, одно из которых возглавлял Зигфрид.

Снова зазвучал барабан, раздался громкий крик: «Ко мне, мой верный меч!», причем мечи так и остались у всех в ножнах, но битва все-таки началась. Рыцари дрались в рукопашную, нанося друг другу удары лбами, грудью, мотающимися во все стороны руками и ногами. Основная схватка происходила в глубине сцены, под ободряющие вопли и свист зрителей, а вперед куклы выходили умирать. Но вот одна армия начала отступать. Противники ее преследовали. Слышно было, как они удаляются за сценой, оглушительный топот кукольных ног и барабанная дробь стихли. Чанчес весело убрал трупы. Когда сцена опустела, вновь появились Голо и Женевьева. Голо опустился на одно колено и признался женщине в любви. Она гневно отвергла его, резко развернулась и стуча каблуками ушла.

Шум возник опять – уже новые рыцари, но с прежними предводителями вышли на сцену, бой возобновился. Наконец, противник Зигфрида свалился на пол под возбужденные выкрики из зала. Зигфрид с остатками армии удалился, Чанчес, ворча, утащил трупы.

Артуру с его места был виден хозяин каво' – он один говорил за всех персонажей, спорил сам с собой, выкрикивал ругательства, издавал жалобные стоны. Задыхающийся, с блуждающим взглядом, весь мокрый от пота, он казался сумасшедшим. Он словно только что сам выбрался из мясорубки сражения.

Наблюдая за хозяином, Цоллерн-младший в последний момент заметил, что Зигфрид уже вернулся, и Голо обвинил Женевьеву в неверности. Зигфрид приказал слуге умертвить ее. Зрители пытались докричаться до разгневанного пфальцграфа, но тот остался неумолим. Слуга повел свою хозяйку, которая молила пощадить ее, на веревке за сцену. Артур услышал чей-то всхлип. Зигфрид снова отправился на войну, и сражение повторилось почти в том же виде, что и вначале. Когда очередная гора трупов была убрана, на сцене появилась Женевьева с ребенком, в сопровождении слуги. Чанчес, умиляясь этой картиной, рассказал о том, что уже минул год, как Женевьева жила в пещере в Арденнских горах, питаясь ягодами и кореньями, что у нее родился сын, наследник Зигфрида. А Зигфрид снова уехал на войну. Годы его жизни обозначались жаркими кукольными схватками, от громыхания которых Артур уже устал, а после того как Чанчес освобождал сцену от тел, сопровождая это занятие прибаутками, и вступая иногда в единоборство с каким-нибудь недобитым противником Зигфрида, снова появлялась Женевьева с младенцем, который, похоже, решил остаться в пеленках до лучших времен. Артур насчитал шесть боевых лет Зигфрида. После очередной победы пфальцграф захотел немного пожить мирно и отправился на охоту.

Его и нескольких его рыцарей снова подвесили повыше и потряхивая поводили взад-вперед по сцене. При очередном резком повороте на пути Зигфрида возник пропавший слуга, который должен был убить Женевьеву. Угрозы Зигфрида звучали каким-то сплошным рычанием, и слуга уже почти простился с жизнью, но тут под радостные крики публики появилась Женевьева с чудесным нерастущим младенцем, привязанным к ее телу. Зигфрид выслушал ее признание и простил супругу и слугу. Представление закончилось забавными речами Чанчеса.

Артур вышел одним из первых – он устал от шума и духоты. На улице он закурил, поджидая брата, но Роланд все не появлялся, видимо, разговорился с кем-то или зашел за кулисы познакомиться с хозяином, решил Артур. Вспоминая спектакль, он снова и снова слышал наивные выкрики детей «Она не виновата!», «Он врет!», видел надменное деревянное лицо кукольного пфальцграфа, которое, впрочем, не изменилось и когда он простил жену, и думал о том, что эти страсти на самом деле ничтожны, но без них не было бы сюжета. «Но сколько таких крошечных песчинок, которые являются причинами обвалов, сколько незначительных проблем, раздутых до вселенского масштаба, и как это все мешает, вся эта суета и тщеславие».

Цоллерн-старший, наконец, вышел, в руках он держал бумажный сверток, из которого торчала загнутая на конце проволока, а сквозь прореху в мятой бумаге посверкивал жестяной шлем рыцаря.

_____

– Ну все, – сказал Роланд, вешая плащ, – на сегодня хватит, а завтра приедем к ней снова.

– Зачем? Ты же не можешь заставить ее продать его.

– Да, заставить не могу, но… позже объясню, а сначала расскажешь, что ты увидел и почувствовал?

– Не вижу смысла, я не такой наблюдательный как ты.

– Дело в не в этом… О, сейчас ты станешь разговорчивее!

Принесли ужин, Цоллерны, уставшие после перелета, неудачной встречи и долгой прогулки налегли на еду. Потом, когда они, развалившись на постелях дымили в потолок, Роланд продолжил.

– Ну так вот, я хочу, чтобы ты рассказал мне всё – наблюдения, ощущения, сомнения, самые неважные мелочи, которые остались в твоей голове.

– Попробую, хотя это довольно трудно.

– Я буду спрашивать. Хочу убедиться в том, что ничего не упустил. Завтра я должен сделать очень значительный ход, и нужно рассчитать все до градуса, миллиметра и секунды. Итак, первое впечатление?