Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный...
Шрифт:
…Отрешаем вас от шумства и от кабаков, дабы не ходить!..
В 1861
Позволяем себе надеяться, что в настоящее время, когда взгляд на деятельность и характер Петра Великого вполне выяснился, когда вновь открытые и обнародованные материалы устранили всякую односторонность в суждениях о личности и царствовании Петра, никто не заподозрит нас в желании унизить этого величайшего из монархов всей Европы XVII и XVIII веков. Никто, надеемся, не осудит нас за издание материалов, в которых все принадлежит самому Петру I, а потому, так или иначе, есть достояние истории и подлежит ее критике. Если же сарказм шуточных произведений Петра Великого бросает темный свет на его забавы и развлечения, то не нужно забывать, что Петр при всем своем гении был прежде всего человеком своего времени. Широкий, грубый разгул, которому предавался Петр среди своих «птенцов»-сподвижников в час отдыха после всеобъемлющей деятельности, — этот разгул не должен нас поражать. «Богатырским силам, — скажем словами историка С. М. Соловьева{31}, — соответствовали страсти, не умеренные правильным искусным воспитанием. Мы знаем, как мог разнуздываться сильный человек в древнем русском обществе, не выработавшем должных границ каждой силе; могло ли такое общество сдерживать страсти человека, стоявшего на самом верху? Но одна наблюдательная женщина-современница{32} отозвалась совершенно справедливо о Петре, что это был «очень хороший и вместе очень дурной человек»…» («История России в эпоху преобразования». Соч. Соловьева, т. VI, Москва, 1868 г., с. 259).
I. Всепьянейший собор
В характере великого преобразователя России, между прочими его особенностями, есть черта в высшей степени интересная, резкая, не ослабевавшая в течение всей его жизни и очень часто проявлявшаяся то в письме, то в пиршестве, то в каком-нибудь маскараде, то наконец в целом учреждении.
Мы говорим про юмор Петра Великого.
На эту особенность никогда и никто не обращал надлежащего внимания; а между тем для полного и ясного представления характера Петра нельзя обойти ту его сторону, которая служила для него источником удовольствия и отрады.
Проследить все случаи, в которых проявился юмор Петра, нет возможности; нам пришлось бы пересмотреть массу его писем, записок, государственных и домашних распоряжений. Но достаточно и самых ярких примеров. Особенное внимание в громадной корреспонденции Петра следует обратить на письма к Ромодановскому. Сколько юмору во многих из них, сколько насмешки злой и остроумной в сане князь-кесаря, которым облечены были, один за другим, оба Ромодановские{33}! В лице их Петр смеялся над атрибутами этого импровизированного им сана; князь-кесарю отводили первые места во всех церемониях, князь-кесарю отдавались особые почести, к нему приближались иначе, с ним не говорили, в присутствии его не сидели так, как говорят и сидят в обществе простых смертных. Одним словом, все, что Петр находил в своем царском положении скучного, натянутого — все предоставлял Ромодановскому; именуя себя «холопом и последним рабом» его и получая от него чины и повышения, Петр всю сущность власти удерживал за собой. Ромодановский, таким образом, по одежде, обычаям и роду своей жизни, был пародией власти; это была подставная кукла,
и кукла весьма комичная. Но этого комизма сам он не замечал, как не замечали и люди его окружающие.Мы не говорим, что Ромодановский не имел власти, не имел другой деятельности, кроме постоянного разыгрывания невеселой роли государя, нет — ему предоставлена была значительная доля в административном управлении, еще большая доля в совершении жестокостей, которые с точки зрения того века не должны поражать нынешнего исследователя… На отведенном ему поле князь Федор Юрьевич в поэтическом увлечении, в какой-то восторженности от кнута и застенка, доходил до такого пафоса, что поражал усердием даже самого Петра… Однажды государь решил намекнуть князю-кесарю на то, что тот слишком заработался: «Зверь! Долго ль тебе людей жечь?.. Перестань знаться с Ивашкою: быть от него роже драной!» [13]
13
Приводя подлинные документы от слова до слова, мы, однако, не считаем нужным сохранять их орфографию. — Примечание М. Семевского.
Впрочем, угроза как бы против воли сорвалась у Петра; спустя несколько дней он вновь уже именует себя и своих приближенных «холопами государскими», и пишет к князю-кесарю Ф. Ю. Ромодановскому почтительное письмо.
Изучая подобные письма и вникая в отношения переписывавшихся, нельзя в то же время не обратить внимание на рассуждения и замечания Петра на торжественных обедах; проследить за ним в его разъездах по России и Европе; отправиться на всевозможные свадьбы, крестины, маленькие и большие балы-ассамблеи и тому подобные увеселения, не обходившиеся без его присутствия; нельзя не полюбоваться на него в походах, на бивуаках, в сражениях; мало того, заглянуть два-три раза в застенок, либо осторожно выйти, вслед за ним, на место казни… Будьте уверены, что во всех этих, самых разнообразных обстоятельствах жизни Петра, если присмотреться, вы найдете черты его юмора, его сарказма — не всегда удачные, но всегда бойкие и своеобразные.
Не вдаваясь, однако, в столь обширные разыскания, мы сразу остановимся на «князь-папе» и «сумасброднейшем, всешутейшем и всепьянейшем соборе». Безусловно, это учреждение есть создание именно петровского юмора. С молодых лет до конца жизни Петр постоянно изменял устав собора новыми добавлениями и всевозможными вариациями; к нему он обращался, когда хотел отпраздновать торжество победы, установление мира, спуск корабля, чье-нибудь тезоименитство, Святки; к нему же обращался в черные минуты, чтоб рассеяться, освежиться, стряхнуть с себя тяжкие думы и государственные заботы.
Шутливые записки, инструкции, «чины», то есть обряды избрания и поставления нового главы либо нового члена, — все это Петр сочинял, составлял и писал собственноручно, все до последней заметки. Собрание этих документов есть целая литература юмористического содержания — материал, драгоценный для знакомства с духом времени и необходимый для знакомства с характером Петра.
Но прежде нежели станем перечитывать произведения бойкого пера царя, скажем несколько слов о времени основания «сумасброднейшего собора» и его первом председателе.
Государь очень рано возложил этот шутовской сан на дядьку и первого воспитателя своего Никиту Моисеевича Зотова. Это был человек вполне ему преданный. По служебному положению он был начальником походной канцелярии государя и именовался: «Ближний советник и ближний канцелярии генерал-президент». Старый, опытный излагатель царской воли, Зотов не имел такого значения, как молодой кабинет-секретарь Макаров, поскольку был сановник ума недальнего. Досуги от возложенных на него должностей Зотов «со все-усердием» посвящал «служению Бахусу и честному обхождению с крепкими напитками». Именно этой особенностью своего характера «ближний советник» Зотов и приобрел звание князь-папы — главы самых отборных пьяниц и обжор.
Уже в 1690-х годах государь в письмах зачастую посылает поклоны «всешутейшему князь-папе», а князь-папа «благословляет» овец своей паствы. «Геру протодиакону П. А. (то есть Петру Алексеевичу. — М. С.), — пишет Зотов 23 февраля 1697 года, — со всею компаниею посыпаю мир и благословение!»
Титул протодьякона, а еще более следующее письмо Зотова показывает, что уже в эти годы «всепьянейший собор» сформировался и получил тот вид и назначение, которые не изменялись до конца дней его членов.