Очень прекрасный принц

Глубоководный как-то резко успокоился. 

— То есть они летают над нами, плавают над нами и считают, что владеют нашей Впадиной?

— Можно сформулировать и так. 

— Хорошо. 

С этими словами Глубоководный закрыл глаза и будто бы отключился. 

— Я прошу прощения? — приподняла бровь Лирана. — Возможно, кто-то хочет объяснить мне, что с моим клиентом? М? Хоть кто-нибудь?

— Полагаю, он хочет пообщаться с… кхм… коллегами, — заметил дядя Джума.

— Коллегами, — стряпчая вздохнула. — И правда, как это я не подумала…

— Готово! — радостно объявил Глубоководный. 

Лирана с дядей Джумой переглянулись. 

— А что именно готово, я не стесняюсь спросить? — уточнила стряпчая. 

— Я поговорил с остальными Древними. Большинству из них наплевать, но некоторые поддержали меня!

— В чём? 

— Впадина Древних теперь принадлежит Древним! В крайнем случае другим фоморам. Но не драконам! А то молодые фоморы уже начинают с драконами размножаться. Представляете?

— Ужас, — ответила стряпчая. — Но меня больше волнует, что именно вы подразумеваете под “принадлежит”. У меня есть сомнения, что ваши сородичи успеют оформить соответствующие документы. 

— Мы не умеем оформлять документы, — зубасто улыбнулся Глубоководный. — Это твоя работа, милая косатка. 

— Косатки — это такие жирные зубастые киты? — уточнила стряпчая.

— Да, — согласился Глубоководный. — У них отличная форма, они запасают под кожей много жира. Они живут в северных морях и охотятся на тюленей.

— Отлично, это очень помогает. Так что там с документами?

— Что с документами? Я сказал: мы не умеем оформлять документы. Но, учитывая наши размеры и нашу власть, это не наша проблема. Мы перекрыли всё вокруг Впадины: там теперь никто не сможет ни плавать, ни летать. И мы не откроем, пока и драконы, и люди не признают, что Впадина наша. А вот с этим нам поможешь ты. 

— Я.

— Да. Бумажки — твоя работа, разве нет?

Стряпчая несколько раз моргнула, а потом сказала:

— Прошу прощения, — и повернулась к дяде Джуме. 

— У вас есть что-нибудь выпить? — уточнила она. 

— Что же, для женщины…

— Вы его слышали? Понимаете, с чем мне приходится иметь дело. Мне надо выпить. И не вздумайте предложить бурду вроде ликёра.

Дядя Джума крякнул. В целом женское пьянство он очень не одобрял, но в данном случае, кажется, очень даже проникся. 

— Сахарный ром?

— Отлично.

— На палец?

— Во мне течёт кровь мореплавателей.

— Бутылка?

— Именно.

— Прошу. 

— Благодарю. 

Лирана сделала несколько больших глотков. 

Я уважительно присвистнула.

— Не одобряю я этого, — заметила тётя Ленна. — Эти уж мне новомодные веянья с женщинами, занимающими мужское место…

— Она хороша в этом, тётя, — заметила я мягко.

— Тоже верно.

Пока мы переговаривались, Лирана значительно опустошила бутылку, отставила в сторону и сказала:

— Так. А теперь мы с вами подробнее обсудим заявление, которое подадим. И учтите: мне нужны премиальные.

*

Я бы сказала, что эпическое сражение закончилось ничьей. 

Лирана, честь ей и хвала, выиграла у Глубоководного отсрочку. “Такие вещи с бухты-барахты не решаются, — отрезала она. — Если уж проводить подобную акцию, то мы должны быть к ней готовы. Всецело. Эффект неожиданности работает тогда, когда его организаторы могут снять сливки. Мы — пока что — нет. Нужно многое продумать, составить заявления, обозначить конкретные требования. А потом уже перекрывать один из главных морских путей в нашем мире”.

Глубоководный повозмущался, конечно, но больше для вида. В итоге он согласился. 

Стряпчая забрала аванс, огромные драгоценные камни (на подарки “полезным людям”) и отправилась готовиться ко встрече Глубоководного с высшим светом Тавельни. Напоследок она озадачила несчастного подводного монстра вопросом:

— Простите, а как ваше полное имя? Глубоководный — это ведь скорее титул, верно?

— Имя? — фыркнул Глубоководный. — Я никому не говорю своё имя. 

— Из неких магических соображений? Понимаю. Но как-то же вас называют окружающие? 

Он подумал и выдал… нечто. 

Думаю, мои голосовые связки ещё могли бы худо-бедно повторить эти звуки. И то не уверена.

У присутствующих людей вытянулись лица.

Лирана молча отвинтила бутылку и с чувством к ней приложилась.

— Так, предположим, — сказала она в итоге. — Но вы, я надеюсь, сами понимаете, что это просто физически невозможно записать, используя существующие в нашем алфавите буквы? И выговорить человеческим языком, если уж на то пошло. Так что, боюсь, вам придётся придумать себе… человеческий псевдоним, если хотите. Договорились?

Глубоководный изумлённо хлопал глазами. Я понимающе улыбнулась.

У меня тоже имя было очень проблемной частью социализации. Будучи пернатой змеёй, я не понимала значения имён. И никак себя мысленно не называла. Даже в зеркале себя разглядеть не могла, потому что фоморы без особенного на то желания в зеркалах просто не отражаются. И потом это всё было… очень трудно. 

Собственно, с самого начала, когда папа Буджо только взял меня к себе, он звал меня “ма шери”. Это было приятно — что меня как-то зовут. Всё же, большинству разумных имя даётся от рождения, и они едва ли в полной мере способны ценить эту малость. Между тем, она порой имеет решающее значение.

“Ты не можешь пойти туда со мной, ма шери, — сказал мне однажды папа Буджо. — Не в таком виде. А жаль: если бы мы оба выступили на площади, то, возможно, нам бы заплатили больше”.

Тогда я поняла, что деньги — это очень важно. Как еда. А ещё я впервые попробовала специально превратиться в человека. Принять облик не самого глубокого, самого тайного желания, но — тот, который захочу.

Обычно селенити не способны на подобное. Но у меня, спасибо ртутной наследственности, получилось.