Очерки теории искусства

Труд и наслаждение оставались и должны были оставаться в условиях классовых антагонистических обществ оторванными друг от друга. Труд трактовался либо как бремя, не дающее возможности развить личность, либо как долг, который обязан исполнить человек, пусть и с пафосом самоотречения. Строго говоря, только пролетариат окончательно освобождается от этой морали христианского смирения перед «обязанностью» трудиться. Понятно почему. Только рабочий класс, освобождая себя, освобождает все общество, освобождает и сам труд, делая его делом чести и славы. И если мы, забегая вперед, обратимся к нашему времени, к социалистическому обществу, то возвращение любой форме труда ее творческого характера представляет собой одно из высших достижений социализма, имеющее огромной важности последствия и для художественной культуры.

Только социалистическое общество снимает роковое противоречие, возникшее вместе с классовым обществом и в классовом обществе развивавшееся и углублявшееся, противоречие между творчеством и трудом, наслаждением и работой, в то время как в действительности, по своей сущности, именно труд, как основное содержание жизнедеятельности человека, и является творчеством. В любом классовом обществе труд является единственным источником материальных и духовных благ, но экспроприация труда приводит к тому, что в сознании людей возникала антитеза духовного творчества, прежде всего искусства, как творчества в собственном смысле слова, и материального труда, который якобы по самому своему существу не может быть творчеством.

Правда, идеологическое осмысление этого реального противоречия получает свое полное развитие только в эпоху капитализма. Еще в средние века и в античном мире между трудом и искусством, как указывалось выше, не существовало такой резкой грани. Время рождения капиталистических отношений зафиксировало происходящий перелом в ряде анекдотов. Рассказывают, например, чрезвычайно в этом смысле поучительный анекдот о фламандском художнике XVII века Тенирсе, который, будучи уже широко известным мастером, приехал в Париж и, остановившись в гостинице, велел позвать к себе брадобрея. Брадобрей явился, сделал свое дело и, когда художник спросил, сколько он должен заплатить, парикмахер обиделся и воскликнул: «Помилуйте, какие могут быть счеты между артистами!» Но то, что было воспринято тогда как нахальство цирюльника, на самом деле явилось выражением гордости по-средневековому мыслившего ремесленника, артистически ценившего свое мастерство. Ромэн Роллан в образе Кола Брюньона сумел с большим чутьем уловить поэзию ремесленника, еще по-средневековому привязанного к своему ремеслу, но уже обладающего чувством ценности своего личного творчества — чувством человека Ренессанса.

Однако это переходное состояние было сравнительно непродолжительно. Художественное ремесло эпохи Ренессанса и затем барокко дало много замечательных произведений, свидетельствующих о еще не уничтоженном капиталистическим разделением труда единстве материального производства и искусства. Более того, именно этот переходный период истории создал подлинно артистическое художественное ремесло. Богатство творческой индивидуальности и прочная ремесленная традиция здесь весьма плодотворно обогащали друг друга. Но чем дальше шло развитие буржуазных отношений, тем более ясной становилась враждебность господствующего способа производства искусству. Любопытно, что еще в XVII веке делаются попытки организовать художественное производство по принципу мануфактуры. Наиболее яркий пример — мастерская Рубенса. Но в эту эпоху мануфактурное разделение труда между Иордансом, Ван-Дейком и самим Рубенсом не принижало отдельных художников до уровня «частичных рабочих». Уже «индустрия романов» Александра Дюма-отца — яркий пример гибели таланта в условиях капитализма. Но наиболее наглядно это — в современной американской организации кинопроизводства, где, например, многие работники сценарного отдела цинично превращены в изготовителей эпизодов определенного характера.

IV.

Вернемся, однако, к анализу того глубокого переворота, который совершился в отношениях между искусством и обществом в эпоху перехода первобытного общества в общество классовое. К этому времени в основном дифференцируется духовное и материальное производство, и искусство становится уже особой формой идеологической деятельности. Искусство, однако, в это время еще существует как непосредственно связанное с трудом, а следовательно, и с трудящимся человеком, то есть — как искусство непосредственно народное.

В первобытном обществе существует только это народное художественное творчество, искусство, принадлежащее всему обществу, обслуживающее все общество, им создаваемое, прочнейшим образом связанное со всеми членами общества и своим содержанием и формами своего бытования. Именно поэтому, может быть, такое огромное значение вообще в дальнейшей истории художественной культуры имеет фольклор. Фольклор как художественная форма впервые возникает в тех условиях, когда нет разрыва между искусством и народом, непосредственным производителем материальных и духовных ценностей общества. Искусство в своих фольклорных формах воспроизводит народную жизнь и удовлетворяет определенные народные потребности, хотя, бесспорно, эта фольклорная художественная культура первобытного общества еще ограничена в своей практике, еще удовлетворяет очень узкую сферу интересов первобытной общины. Тем не менее образы фольклорного искусства неразрывно связаны с жизнедеятельностью всего народа в целом. Мифологические образы в поэзии, орнаменте, танце равно понятны всем членам общества, оформляют практику каждого человека.

Фольклор создал огромные, глубокие по своей значимости образы; правда, они всегда в своих первоначальных формах несут на себе печать наивности, простосердечия, соответствующих относительной узости самой общественной практики. Но поэзия мифов о героях, борющихся с враждебными народу силами (Илья Муромец, Геракл, Вейнемейнен), отражает высокие народные представления о том, что нет интересов высших, чем доблесть труда на благо своей земли.

Являясь, в буквальном смысле слова, народным творчеством, все первобытное искусство было самодеятельным искусством. Профессионализация искусства — явление сравнительно позднее. Она завершается только на высших ступенях первобытно-общинного строя. В классовом обществе искусство дифференцируется окончательно, как особая форма идеологии, производимая профессионалами-художниками. В первобытном обществе поэтом нередко оказывается жрец, скульптором — кузнец, артистом — рядовой участник общенародного праздника. В условиях зарождения классов появляются художники-профессионалы, оказывающиеся уже выразителями определенных классовых интересов. Что же касается первобытного искусства, то оно знает лишь начатки художественной профессионализации, связанной, как правило, с формированием ремесел — строительного, кузнечного, гончарного и других.

И вот, когда происходит переход от первобытного искусства к искусству классового общества, то параллельно с материальной экспроприацией трудящихся происходит другой процесс, тоже очень тяжелый, мучительный, сложный — процесс их духовного порабощения.

Всякое искусство в любых формах и любых исторических условиях существует только лишь в результате труда самого народа, в классовом обществе — труда угнетаемых, эксплуатируемых. Больше того, всякое искусство, если это великое искусство, так или иначе, в той или иной степени и форме опирается на народ, отражает его интересы и стремления. Но при всем том как раз в эпоху появления классового общества художественное творчество оказывается предметом экспроприации со стороны господствующих классов. Эта экспроприация — процесс очень длительный и сложный. Она происходит по-разному в рабовладельческом обществе на Востоке, в рабовладельческом обществе античности, в обществе феодальном, но в тех или иных формах происходит повсюду.

Здесь нет необходимости касаться различных исторически существовавших форм этой духовной экспроприации, в частности экспроприации господствующими классами художественного творчества. Укажу лишь в качестве примера на то, как она совершалась в античном обществе. Благодаря особенностям экономической структуры самого античного рабовладельческого общества эксплуатируемый класс, класс рабов оказался вообще низведенным до уровня орудия производства, приравненного к орудиям и рабочему скоту, и исключен из состава гражданского общества. Рабы полностью лишались возможности жить человеческой жизнью, и лишь с большим трудом и в ограниченной мере могли формировать свое классовое самосознание. Но на данном историческом этапе существование рабства было не только необходимостью, но и единственной формой осуществления прогресса; развитие искусств и наук было возможно «...не иначе, как при усиленном разделении труда, в основу которого должно было лечь великое разделение труда между массами, поглощенными простой физической работой, и немногими привилегированными, управлявшими трудом, занимавшимися торговлей, государственными делами, а позже искусствами и науками».

Рабовладельцы переложили на плечи рабов все бремя малопроизводительного материального труда, и это дало возможность для господствующего класса развить различные формы духовного творчества, в том числе и искусство.

Именно поэтому господствующий класс в целом, по крайней мере в эпоху классики, сумел в своем искусстве развить идеалы свободы и общественной гармонии; классическое искусство сохранило и даже развило существенные элементы народности в пределах самой общины свободных граждан. Человеческий идеал греческой пластики V века — так называемая «калокагафия», единство красоты и доблести. Образы людей у греческих скульпторов обладают гармонически развитыми человеческими качествами. И если в этих качествах отказано рабам, то все же в наивно-целостной форме мастера греческой классики дали человечеству образцы самого высокого представления о человеке-гражданине, плоти от плоти и кости от кости своего народа. Недаром в Греции было так развито (быть может впервые в истории с такой отчетливостью!) народное самосознание, в выработке которого такую огромную роль сыграли и эпос, и трагедия, и зодчество, и пластика. В противоположность этому феодальное общество почти с самого начала приходит к развитию идей господства и подчинения, иерархической соподчиненности, как «божественного» закона жизни; порабощение свободной крестьянской общины, особые формы внеэкономического принуждения приводят к художественным системам, диаметрально противоположным античной. Именно этим объясняется то обстоятельство, что средневековое искусство, вырабатывая свой идеал человека, исходит из осознания неравенства людей между собой, подчеркивает дистанцию между господами и подданными. В представлениях о «божественном» средневековый художник оформляет ощущение «неизбежного» разрыва между небесами и несовершенной землей. Но реальное основание этого представления коренится в действительных отношениях господства и подчинения, царствующих в феодальном обществе. Вот почему античное искусство ищет, хотя и в ограниченной форме, человеческого в самом человеке, а средневековое — отчуждает все человеческие достоинства в образе господствующего над человеком божества.

Ограничение, торможение, уродование духовного развития трудящегося народа неизбежно сопутствуют истории культуры классовых обществ. Основная причина этого явления на ранних ступенях эволюции классовых обществ лежит в низком уровне развития производительных сил. Тогда, когда большинство народа обременено обеспечением общества материальными ценностями, лишь меньшая его часть получает ресурсы для развития своих духовных способностей. Принципиальное отличие в этом смысле общества капиталистического от общества феодального и тем более античного заключается в том, что в нем уровень производительных сил достаточен для обеспечения надлежащих возможностей духовного развития всего народа. При капитализме духовное порабощение трудящихся не оправдано ничем, кроме классового интереса капиталистов. Становится исторически неизбежным коренное уничтожение этого противоречия в результате социалистической революции, уничтожающей всякое угнетение человека человеком. Таким образом, общий результат духовной экспроприации масс заключался в том, что плоды духовного развития всего общества были присвоены господствующими классами. Даже в тех случаях, когда дело идет об искусстве подлинно народном, отражавшем интересы народа уже в эпоху разделения общества на классы, самые плоды этого искусства или совсем не доходили до народа, или доходили в ничтожно малой степени.