Одержимость

— Это не можешь быть ты, — сказала я срывающимся голосом. — Ты умер.

Мои слезы размыли его мужественные черты.

— Да. Я был мертв. Но это ты.

Я начала было произносить его имя, но его палец коснулся моих губ.

— Лорел, ты единственная. Человек, которым я стал, потерял надежду.

Мои губы открылись, когда спина выгнулась, и мы стали одним целым.

Тихий всхлип вырвался из горла, я потянулась к его широкому плечу и зарылась лицом в хлопок. Мое единственное слово прозвучало приглушенно, но мы оба услышали его.

— Мейсон.

Глава 35

Лорел

Я проснулась со вздохом, мой разум тоже проснулся, а тело скрутилось на простынях Мейсона. Даже в мыслях мне было трудно понять, что Кадер и Мейсон — один и тот же человек. Я села, оглядывая комнату. Небо за окном говорило мне, что все еще ночь, хотя цифры часов давали знать, что начался новый день. Мои глаза привыкли к мягкому сиянию лунного света, заливавшего комнату жутким серебром, недостаточно ярким, чтобы прогнать тени, притаившиеся в углах. И все же я знала, что одна.

Кровать рядом со мной была пуста, и когда я провела ладонью по простыне, прохлада сказала мне, что я была одна некоторое время. Мейсон был со мной, когда я засыпала, теперь он ушел. Куда?

Мои мысли снова закружились от ночных откровений.

Кадер.

Мейсон.

За исключением глаз, этот человек совсем не был похож на мальчика, которого я помнила. Тем не менее в глубине души я знала, что это он.

Пока он говорил, я старалась не давить и не вести. И с каждым его словом было больно смотреть, как человек, которого он считал умершим, а мы все думали, что он умер, примиряется с тем, кем он был сегодня.

Размотав простыни, я выбралась из постели.

Вместо того чтобы надеть свою одежду, я зашла в гардероб Мейсона и нашла одну из его рубашек на пуговицах. Стойкий запах густого березового одеколона навевал воспоминания о человеке с другим именем. Смогу ли я соединить их? А он?

В некотором смысле, это было так, как если бы плотина была помещена в разум Мейсона, и прошлой ночью она сломалась, выпустив поток подавляющих образов и воспоминаний. Как ученый и специалист по воспоминаниям, я боялась того, что он найдет. Как девушка, которая влюбилась в парня из Южного Чикаго, я также боялась того, как сойдутся два его мира, если они смогут объединиться.

В его сознании шла настоящая битва, невидимая для внешнего мира. Двое против одного. Прозрение его истинной личности было внезапным и ошеломляющим, оставив Мейсона пробиваться сквозь убеждения, предубеждения и стены, которые установил Кадер. Ему понадобятся годы, чтобы примириться с тем, что было реальным, а что — ложным.

На самом деле обе личности были реальны.

Это очень трудно понять.

Вчера вечером, когда Мейсон рассказывал о нашем детстве, я предостерегла его от слишком быстрого воспоминания. У него была жизнь, которую он должен вспомнить, и делать это слишком быстро может быть вредно. Теперь, когда его не было в спальне, я боялась того, что он может делать, используя свою невидимость в Интернете для поиска информации о себе.

Спускаясь по лестнице в темный вестибюль, я застегивала пуговицы на рубашке. Оказавшись на первом этаже, начала закатывать рукава. Мои босые ноги почти не издавали ни звука, когда я шла мимо и через темные комнаты, следуя за светом в конце темного туннеля — светом, идущим из офиса Мейсона.

Подойдя ближе, я замедлила шаг.

Я никогда не видела, чтобы дверь оставалась открытой.

Мое сердцебиение звенело в ушах, я прислушивалась к активности, звукам клавиатуры или мыши. В дверях я остановилась и осмотрела серую комнату.

— Мейсон?

Я повернулась в сторону прихожей, проглотил слюну и попробовала еще раз.

— Кадер?

Нет ответа.

Стулья перед компьютерами были пусты. С моего наблюдательного пункта была видна вся комната, и все же он отсутствовал. Куда он делся?

Наверху один из экранов показал коридор, где я только что была. На другом было видно то, что я узнала как кухню, хотя было трудно разглядеть что-либо, кроме лунного света, струящегося через окна. На мгновение я уставилась на него, гадая, не туда ли он ушел. А потом на экране свет от лунных лучей уменьшился.

Облака.

Это имело смысл.

Детектор движения улавливал меняющийся свет.

Обойдя длинный стол, я почувствовала, как во мне просыпается любопытство. Что он исследовал? Как много он помнит?

Потянувшись к столу, я опустилась на край его большого кресла. Как только я это сделала, мое движение пошевелило мышь, вызвав к жизни один из меньших экранов. Мой пульс участился, я узнала то, что было на дисплее. Это был экран с сообщением, которое он получил сегодня днем.

Я снова окинула взглядом ширмы, ведущие к дверному проему, обдумывая свой следующий шаг. Пока дверной проем оставался свободным, я потерла липкими дрожащими ладонями полы рубашки, прикрывавшие мои бедра. Где он был?

Я знала, что дальше смотреть не стоит, и все же не могла остановиться.

Заголовок гласил: Изображение прилагается.

Он предупреждал меня о просмотре файлов на его компьютере. Может, это еще одно ужасное изображение, которое я не могу вынести?

Перемещая мышь, я щелкнула по вложению, и изображение заняло весь экран.

Я прикусила губу и наклонила голову, пытаясь разглядеть зернистую картинку. Я наклонилась ближе, изо всех сил стараясь разобрать то, что было передо мной. Черно-белое изображение было слишком пикселизировано, как будто его увеличили слишком много раз. А потом, как на фотографии с оптической иллюзией, я увидела за пленкой, что напомнило мне, каково это — смотреть в запотевшее зеркало. Кто-то там был, но был скрыт дымом, паром или туманом.

Мои глаза прищурились, я разглядела большую фигуру в капюшоне с женщиной на руках. Я откинулась на спинку стула, узнавая место. Это лифт в университете. Мое кровообращение сменило направление, устремляясь к конечностям, оставляя меня беспокойной, поскольку все больше и больше кусков изображения обретало смысл.

Я щелкнула по верхнему окошку, уменьшив размер изображения, и прочитала короткое сообщение.

Если бы я уже не сидела, у меня было ощущение, что я могла упасть в обморок.

«Эту тревожную информацию можно обнародовать. Сообщаем, что будут приняты меры, если вы не ответите и не подчинитесь. Имейте в виду, вам заплатили за оказанные услуги. Подтвердите личность этого человека как вашу собственную. Если это не так, у нас есть основания полагать, что смерть доктора Карлсон была подстроена. Статус пропавшей без вести должен исчезнуть. Этого человека надо опознать и разобраться. Никакой недосказанности. Таков был наш уговор. Представьте тело доктора Карлсон или сообщите нам о его местонахождении. Проверьте получение сообщения и ответьте. Наша единственная альтернатива — сделать эту фотографию публичной. Если это вы, вашей карьере придет конец.»