Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599
Шрифт:
В первой редакции трагедии Горацио, объясняя появление Призрака, проводил параллель между нынешними событиями и событиями древнего Рима. В его монологе есть такие строки:
В дни перед тем, как пал могучий Юлий,
Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц
Визжали и гнусили мертвецы. ( I, 1 )
Кассий в «Юлии Цезаре» (спектакль все еще был свеж в памяти зрителей Глобуса) считал подобные знаки судьбы «знаменьем предупрежденья / О бедствии всеобщем» (I, 3). Одно дело, утверждать, что Гамлет не получит спасения на небесах, если не убьет Клавдия, другое — учитывать все политические последствия такого поступка, ведь убийство плохого правителя, хотя и оправданное, ничего не решает. Поэтому Шекспир, вернувшись
Даже после правки вторую редакцию все равно нужно было еще сократить для постановки — не меньше, чем на триста строк. Неизвестно, сделал ли это сам Шекспир. Так или иначе, постановочная версия «Гамлета» имела небывалый успех. «Гамлет» потряс не только публику, но и литературный мир Лондона — пьесу растащили на цитаты, начали воровать из нее строки, а также подражать Шекспиру. В первые два года спектакль пользовался таким спросом, что труппа лорда-камергера даже приняла решение о гастрольном турне; к началу 1603 года «Гамлета» уже видела вся Англия. Возможно, в Оксфорде и Кембридже публика смотрела спектакль не по одному разу, так как два разных гастрольных маршрута проходили как раз через эти города. Для выездного спектакля текст сократили еще больше — к сожалению, этот вариант до нас не дошел (сценических версий было две, и обе ныне утрачены).
Литературоведам удалось детально изучить текстологию «Гамлета», потому что в 1603 году несколько актеров труппы, игравших в гастрольных спектаклях, в том числе и приглашенный на роль Марцелла актер (его строки воспроизведены максимально полно), записали по памяти гастрольную версию (2200 строк) и продали пьесу лондонским издателям. (Таким образом за три года появилось пять разных версий «Гамлета», каждая из которых короче предыдущей.) В 1603 году в книжных магазинах Лондона начали продавать пиратскую версию трагедии — частично она напоминала сценическую, но порядок сцен был неверный, а у некоторых героев появились другие имена, возможно, взятые из старого, дошекспировского «Гамлета» (Полоний стал Корамбисом, а Рейнальдо — Монтано). Один из выразительных примеров — начало самого известного монолога «Гамлета». Знакомые публике строки
Быть или не быть — таков вопрос;
Что благородней духом — покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством? Умереть, уснуть —
И только; и сказать, что сном кончаешь
Тоску и тысячу природных мук,
Наследье плоти, — как такой развязки
Не жаждать? ( III, 1 )
были исковерканы и звучали совершенно иначе:
Так быть или не быть — о, вот, в чем суть;
Иль умереть, уснуть — и все? О нет!
Уснуть и видеть сны, подумать только,
Ведь в смертном сне проснемся к жизни вечной,
Представ перед божественным судьей
В неведомой стране, отколь покамест
Вернуться никому не удалось. На том суде
Избранник улыбнется, грешник будет проклят.
Однако же, на благодать надеясь,
Кто б выдержал глумленье и притворство мира,
В котором богатей, презревши бедняка, в отместку им же
проклят?
( перевод Е. Луценко )
Пиратская версия тем не менее имела такой невероятный успех, что книги буквально растащили по листку — первое кварто дошло до нас только в двух экземплярах, в каждом из них не хватает страниц (первый экземпляр был найден лишь в 1823 году).
В ответ на выход пиратского кварто, в конце 1604 года Слуги лорда-камергера решили
познакомить читателя с выверенной версией «Гамлета». Им было, из чего выбирать, — суфлерский экземпляр, сокращенный сценический вариант для гастролей, а также первая и вторая редакция трагедии. Они выбрали первую редакцию. На титульном листе значилось: «Печатается впервые по подлинной и выверенной версии; пьеса дополнена вдвое против прежнего». Почему Слуги лорда-камергера остановились на этой редакции «Гамлета» — еще одна из загадок, связанных с этой трагедией. Возможно, труппа решила не издавать сценическую версию, чтобы другие театральные труппы не имели соблазна поставить ее на сцене. Как пайщик Глобуса Шекспир имел право голоса, хотя мы и не знаем, к какой из редакций он склонялся. Даже если он одобрил для печати самую раннюю версию, то не стал вносить в текст никаких изменений. Наборщикам и без того хватало работы — им пришлось полностью сверить первую сцену авторизованной версии со сценой из пиратского кварто, исправив все ошибки и неточности. Важно и другое. Когда в 1623 году речь зашла о публикации «Гамлета» в Первом Фолио, Хемингс и Конделл решили отказаться от традиционной практики и не перепечатывать пьесу по выверенной версии кварто. За основу вместо второго кварто 1604–1605 гг. они взяли редакцию, до того никогда не публиковавшуюся, — возможно, потому что она напоминала сценическую версию, им хорошо знакомую.Такое решение не могло не сказаться на дальнейшей судьбе «Гамлета». В руках издателей оказались две выверенные, но совершенно разные версии, и многие из редакторов не смогли удержаться от искушения совместить их и создать наилучшую, по их мнению, редакцию трагедии. В результате, уже в XVIII веке появилось множество компилятивных редакций «Гамлета»: одни издатели полагались на текст второго кварто, другие — на текст Фолио, третьи — соединяли обе версии, добавляя при этом строки из первого кварто. Все эти произведения абсолютно не похожи друг на друга — вот почему Гамлет сценический и Гамлет книжный — два абсолютно разных персонажа. Соединив вместе фрагменты разных версий, издатели собрали новую версию «Гамлета», не имеющую отношения к настоящей пьесе Шекспира. «Гамлет», которого теперь изучают в университетах и ставят на сцене, нам не очень понятен, потому что, компилируя, издатели соединяли разные мотивировки вместе, а не отказывались от одних в пользу других. В результате Гамлет и сдержан, и решителен, он одновременно и хочет знать свое будущее, и не хочет обладать этим знанием; убив Клавдия, он спасется и в то же время будет проклят небесами.
Некоторые современные редакторы неохотно печатают «Гамлета» по совмещенной версии, так как она не вызывает у них большого доверия; другие, напротив, предпочитают следовать традиции. Единственная крупная серия, решившая пойти против течения, — «Oxford Shakespeare». Ее редакторы выбрали для публикации пусть и не первую версию пьесы, но Первое Фолио. Ситуация должна измениться с выходом в свет «Гамлета» в серии «Arden Shakespeare» — в новом издании появятся все три сохранившиеся версии трагедии; редакторы этой серии хотят побудить другие издательства последовать их примеру. Пройдет время, я полагаю, и совмещенная версия «Гамлета» будет интересна только историкам театра и литературы.
Изменив наше представление о «Гамлете», самом великом детище Шекспира, мы иначе отнесемся и к самому драматургу. Романтический миф о Шекспире как о загадочном гении, с легкостью сочинявшем пьесы и сонеты, расходится с представлением о драматурге, который, обладая большим талантом, тем не менее, очень тщательно работал над своими произведениями. Портрет Шекспира, нарисованный нами, — это портрет человека, хорошо представлявшего, чего он хочет и как это грамотно преподнести зрителю. Когда Шекспир понял, что идет на поводу у своего героя, он, не задумываясь, решил отредактировать трагедию. Шекспир сочинил «Гамлета» не ради собственной прихоти. Будь так, он удовольствовался бы первой редакцией, где образ Гамлета сильно усложнен. Она написана великим драматургом, и только драматург такого уровня, как Шекспир, мог пожертвовать частью собственного текста, чтобы позволить себе сказать: «Всякому веку и сословию — его подобие и отпечаток» (III, 2). Шекспир не был «словно с другой планеты», как о нем сказал Колридж, — он писал не для себя и не для публикации; он работал для Глобуса, театра, в котором все его идеи претворялись в жизнь. (Не случайно у театра такое всеобъемлющее название!)
Бен Джонсон, хорошо знавший Шекспира и высоко ценивший его как драматурга, понимал, что пьесы Шекспира столь гениальны еще и потому, что Шекспир умел работать над своим текстом. Здесь стоит вспомнить забытые ныне строки из стихотворения Бена Джонсона памяти Шекспира, напечатанного в Первом Фолио, где Джонсон рассуждает о мастерстве своего собрата по перу:
Дерзнувший языком живым
слагать стихи, подобные твоим,
по наковальне Муз обязан нанести