"Один из..." - "100 миллиардов солнц". Компиляция. Книги 1-6

А Вэй Тьяо, оглушенный вовсе не пластмассовой секцией тоннеля, а бестелесным ударом «демона», мгновенно перехватившего управление его имплантами, очнулся с несвойственной наблюдателям адской головной болью в пустой электричке где-то в районе Фрязево. Как он туда попал с пресс-конференции в ЦУПе, Вэй совершенно не помнил.

Полигон Тюра-там, 2 сентября 1958 года

Владимир Комаров сейчас один в своем корабле, как и Шепард. Но в отличие от крохотного «Меркурия», свободного места в «Востоке» очень много. Почти что, слишком много! До того много, что чувствуется какая-то несправедливость в том, что лететь могли бы трое, а вся слава в итоге достанется ему одному. Но как ни настаивали космонавты на совместном первом полете, Королев был непреклонен.

– Не осуждайте, орелики, - спокойно сказал Главный, заглянув каждому в глаза.
– Так надо, просто поверьте.

И они, конечно, ему поверили. Если не Главному, то кому же? Пришлось согласиться и готовиться к полету в гордом одиночестве. Каково это, быть первым? Раз уж так повезло, и у конкурентов полет не удался, придется примерять эту роль на себя. Этот Шепард отчаянный парень, не хуже наших! Прошел по самому краю, но выжил и даже не пострадал. Роскошные кинокадры катапультирования капсулы из обезумевшей ракеты показывали всем космонавтам и честно предупреждали - если что, терпите! Шепард терпел и нам велел!

И все же, слишком просторно в корабле. В правом кресле летит приличных размеров кинокамера, управляемая с пульта. Хотя, если подумать, то бортинженер сейчас и не нужен, без него справимся, вместо половины систем габаритно-весовые макеты стоят. А те, что есть, годятся только для такого, пристрелочного, суборбитального полета. А обитатель левого кресла, так называемый космонавт-исследователь, сейчас вообще полная абстракция. Нет ни научных приборов, ни экспериментов, вообще ничего, кроме небольшого балласта в виде магнитофона с запасом пленки минут на сорок пять. Да и вообще, полкорабля в виде агрегатного отсека нет еще! Единственное, что отработано по максимуму, это теплозащита и система посадки. В этом полете отказать, по сути, больше нечему.

Кроме носителя, само собой. Космонавты уже видели запуск ракеты вблизи, и каждый из них прекрасно осознает отчаянный риск, на который приходится идти, несмотря на все ухищрения. Ведь летим-то, по сути, на боевой ракете, вместо ядерной боеголовки. Космонавтам, конечно, об истинном предназначении ракеты прямым текстом не говорят, но догадаться совсем нетрудно, не первый год в армии, все понимаем. К счастью, шляпка САС над головой немного успокаивает, лишь бы команда прошла вовремя.

ЭВМ или, точнее, БЦВК (Бортовой цифровой вычислительный комплекс - прим.авт.), как записано в документации, уже вполне рабочий и запрограммирован на автоматическое управление спуском, но «софт», как говорят ребята Староса, еще может содержать в себе какие-то «багги». Наверное, имеются в виду «бобы», как ракетчики называют разные неполадки. На этот случай было предусмотрено два независимых пульта ОВК, или особо важных команд, через которые космонавт может штатно выполнить циклограмму спуска в случае отказа БЦВК. Подстраховались, казалось бы, на все случаи жизни. Но ведь случаи, как известно, разные бывают. А сейчас, все мирно и спокойно. Чувствуется, как степной ветер чуть покачивает ракету, и это легкое движение даже немного убаюкивает.

– «Рубин», я «Заря-1»!
– раздался голос Земли, голос Главного.
– Как самочувствие?

– На борту порядок, «Заря», - спокойно ответил Комаров но, чувствуя беспокойство Королева, добавил: - Все в норме, Сергей Павлович.

– Это хорошо, что все хорошо, Владимир Михайлович, - раздался смешок Главного.
– Нам-то отсюда видно, что все в порядке, мы вам просто спать не даем!

Никак не могут без шуточек в такой момент! А время-то уже…

– «Рубин», я «Заря-1». Готовность 20 минут, САС взведена.

А вот тут уже никаких смешков с обеих сторон. Беглый взгляд на панель и подтверждающий доклад:

– «Заря», я «Рубин», есть взведение САС, сотка горит.

Программа с индексом 100, или просто сотка, не самая любимая у космонавтов, это всего лишь подготовка к пуску. А вот как только в бункере повернут ключ на старт, тогда ей на смену придет сто первая, та самая, единственная и самая желанная! Хоть программа эта и не самая сложная, если верить Старосу. Ракета старая (не физически, а идеологически!), «цифровой» корабль ей неподвластен, но и сам корабль никак не может на ракету повлиять. Поэтому, как примерные пассажиры, терпеливо отслеживаем параметры полета посредством собственной гироплатформы и акселерометров, и только после отделения от носителя вступаем в свои права.

А пока, отсчитываем минуты и прогоняем поиск ошибок. Так поразивший когда-то Комарова пульт БЦВК с «иллюминацией» оказался на удивление простой и полезной штукой. Правда, сейчас в верхнем поле одиноко тикает себе обратный отсчет времени до КП (контакт подъема - прим.авт.), а больше ничего мы и знать не знаем. Зато когда сто первая включится, там только успевай следить. Следуя шпаргалке, Комаров бегло вывел на индикаторы заряд батарей, сверил с аналоговыми указателями на пульте. Очень похоже. Теперь давление в единой двигательной системе, и тоже похоже. Топливо в норме, кислород в норме, поглотители в норме. Так и время проходит незаметно. Раз, и уже десятиминутная готовность! Доложил по форме, как учили.

– «Заря», я «Рубин», вас понял, десятиминутная готовность. Гермошлем закрыт. Самочувствие хорошее, к старту готов.

Как тут не быть готовым, когда с самой побудки его и дублера, Валерия Быковского, обхаживали, как королевских особ. Обстановка поначалу была довольно нервная. Но после облачения в скафандры, на выходе из медицинского домика, их встретил Королев и всю нервотрепку как рукой сняло. Главный выглядел уставшим и озабоченным, но при этом весьма бодрым. Убедившись, что орелики готовы, он неожиданно выдал будущим космонавтам несколько полезных советов и «предсказаний», причем таких, которых никто раньше не слышал. Откуда он может это знать? Неважно. Проверим на практике, не в первый раз Главный может оказаться прав.

– Минутная готовность, как слышите?
– прозвучал сигнал.

Вот как быстро время летит! Еще один беглый взгляд на приборы - и доклад.

– Я «Рубин», вас понял, минутная готовность. Занял исходное положение.

Он уже полтора часа в этом положении сидит, но кого это интересует?

– Ключ на старт!

Вот это дело! Давно пора! Секция» «ПРГ» мигнула и переключилась на сто первую, время продолжает тикать с минусом, скорость пока ноль, высота тоже! Но уже стрекочет кинокамера, фиксируя историческое событие.

– Протяжка-один! (протягивается полоса бумаги, на которой в наземном пункте подготовки к запуску начинается запись информации о ракете - прим.авт.)

Пережиток прошлого, эта ваша протяжка! Только бумагу изводим зря! На магнитную ленту куда больше можно записать, так почему же не сделали? А потому, что и так сойдет.

– Продувка!

А вот это полезно, за это спасибо! Не хочется погореть на старте, так что чистим, продуваем азотом все магистрали! А то вспыхнут при зажигании пары горючего, да с кислородом смешанные, и будет у нас «пушечный запуск», но совсем не такой, как хотелось бы.

– Ключ на дренаж!

Все, хватит травить кислород за борт, в атмосфере его и так хватает! И никакой больше подпитки баков. Что испарилось, того не вернешь, а что осталось, все наше!

– Пуск!

Волшебное, волнующее слово! И не просто этап, а точка, откуда возврата уже почти что нет. И кабель-мачта, отделившись от отрывной платы, отваливает в сторону, и это чувствуется буквально всей спиной! Но надо же подтвердить! Вот, транспарант горит желтым глазом.

– Я «Рубин», есть пуск, бортовое питание!