Один спящий бог

— Фоткать-то можно? — Спросил я.

— Ну… Не много. — С сомнением протянул Алексий. — Одно, два. Потом отсюда надо сразу уехать.

Мила вручила Кире фотоаппарат, и где она только его взяла-то? И встала перед котлом паровоза в картинной позе.

— Если пройду, погляжу, то ничего страшного? — Спросил я.

— Ничего. — Ответил Алексий. — Главное, не сканируй ничего. Нельзя тут с энергиями баловаться… Стой!

Мила, потянувшаяся к цветку, росшему из котла, замерла.

— Я просто цветок сорвать! — Капризно надула губки Мила. — Чтобы фотки красивые получились!

— Не делай этого. — Повторил ходок. — Нельзя. В Светлолесье только смотреть, не трогать. Хоть цветок сорвешь, хоть листик, место на нас обидится. А мы сюда уже далеко забрались.

Кира мягко отстранила Милу от роскошного цветочного куста.

Я прошёлся вдоль состава.

Как он сюда перенесся?

Паровоз ехал по рельсам, тянул за собой вагоны. Потом снег, туман… И рельсы кончились, по бокам лес, впереди дом… Удар, и приехали. Катастрофы не случилось. Наверное, скорость была маленькой, а густая растительность не позволила опрокинуться ни паровозу, ни вагонам. Люди вылезли, огляделись, и пошли обживать мир, не зная, что день тут стоит секунды на Земле.

«А что ещё не сходится, Мирослав?» Вдруг спросил Миро.

«А?»

«Сколько людей прибыло на этой технике и сколько людей живёт на планете сейчас?».

Я понял.

Заселить всю планету людьми из одного железнодорожного состава? Ну, не то чтобы невозможно, но маловероятно. Как-то не сходится количество. Людей должно было быть больше, чтобы они выжили, размножились и расселились на планете.

Вернулся.

— Алексий, а это единственное место, откуда началось расселение на планете?

— Нет, конечно. Там, подальше, старая деревенька есть, где до сих пор люди живут.

— А что они тут делают?

— Живут. Скот, поля, охота… Они б и рады свалить отсюда подальше, да не получается.

— Почему?

— Это уже к вам, магам, вопрос. Любой из деревни, кто Светлолесье покидает, и года не проживет. Болеет и умирает. Хотя тут и сто, и двести лет протянуть можно.

«Интересная информация».

— Следующим как раз их деревеньку посмотрим. — Засуетился наш проводник. — Едем!

Погрузившись в машину, двинулись дальше.

До деревни доехали к полудню.

Сначала вокруг потянулись возделанные поля. Пшеница или рожь? Или нечто среднее? По пояс мне высотой стебли, налитые, большие колосья, подвязанные к палкам. Дальше к речке спускается луг, на котором пасутся коровы.

Пастуха не видно.

Проехали по сложенному из камней мосту через речку, и перед нами открылась деревня.

Аккуратные домики, каменные, с крытыми дранкой крышами. Двухэтажные, камни стен укреплены деревянными сваями. За низкими заборчиками из жердей огороды, гуляют куры, прошла кавалькада гусей, задрав горделиво головы. Дорожки чистые, подсыпаны гравием.

В центре виднеется высокое строение. Каменная башня, метров пятнадцать наверх, и тянется к небу, словно взлететь собирается.

— Останови тут. — Попросил ходок.

Кира остановила машину.

— Дальше пешком.

В деревне было малолюдно, первыми нам навстречу попались дед, сидевший на завалинке. Штаны в алом шитье, сапоги, тканая рубаха с деревянными пуговицами, расстегнутая на груди. Лицо в морщинах, но седые лохмы тщательно причесаны и умные, цепкие глаза.

— День добрый, Виктор Афанасьевич!

— День добрый, Алексий! — Поздоровался дед. — С чем пожаловал к нам?

— Туристов вот привез, ваше житье-бытье показать.

— И снова с оружием? — Взгляд деда коснулся сначала меня, потом Киры.

— Времена снаружи не спокойные настали…

— Да понимаю… Агафья уж заждалась тебя.

— Загляну к ней.

Потом попалась стайка мальчишек, босоногих, в штанах и рубахах, уважительно поздоровались с ходоком, удивленно оглядели нас. Девочка лет пяти так и застыла, разглядывая сирену.

Мила улыбнулась ей, тайком сунула девчонке шоколадку.

— А где все жители? — Спросил я у ходока. — Дома есть, а никого нет…

— На работах, конечно. — Ответил тот. — Это ж деревня, тут до полудня самая работа. К вечеру вернуться.

Две молодых крестьянки, работавшие в огороде, проводили нас равнодушными взглядами. Ходок поздоровался с ними, девушки ответили, не прерывая работу. Они пропалывали грядки, перевязывая кипы травы тонкими нитками.

Вышли в центр деревни, где возвышалась узкая башня, остановились.

— Храм Гора, старый… — Ходок указал на строение. — Снаружи мало где такие сохранились. Зайти можно, в храмы Гора вход для всех свободный.

Храм не выглядел старым.

Четыре арки, сложенные из больших, тщательно обработанных камней, забирались на высоту десятка метров. Пространство между ними уложено камнями поменьше, обтесанными в плоскость. Арки, смыкаясь, устремлялись в небо, образуя острый шпиль.

Проход внутрь открытый, дверей нет, но что внутри, не разглядеть.

«И не надо разглядывать».

«Почему это?»

«Аура».

Паутинка энергии никуда не делась. Она окутывала храм, сбегая по шпилю вниз, тянулась по земле, касаясь гравия дорожки, и вилась меж деревенских домов. Дранка на крышах, заборчики, огороды, квохчущие куры и гуси — везде струились тончайшие нити энергии, горели маленькие искорки.

И люди.

Парень, укладывающий камни в основание дорожки. Девушка, набирающая воду из колодца. Стайка детей. Две старушки на завалинке.

Тонкая паутинка не пропустила ничего.

«Тут все поддерживается. И люди тоже».

— Я внутрь не пойду. — Сказала сирена, глядя на храм. — Господин, давайте не ходить туда? Что там может быть интересного?

Кира тоже глядела на храм с сомнением.

— Мы снаружи посмотрим. — Выразил общее мнение я. — Тут хоть фотографировать можно?

— Да сколько угодно! — Ответил ходок.

Мы побродили по деревне. Сделали фото Милы на фоне колодца, на фоне красивого дома, на фоне огорода, на заборе, спасается от гусей. А после ходок потащил нас к одному дому.