Одинокий. Злой. Мой

Над ним, посреди всего этого безобразия, нависала невысокая двенадцатилетняя на вид девчушка с далеко не детским взглядом.

Вокруг ходили двое мужчин в черных костюмах с противно попискивающими приборами в руках. Должно быть, измерители магического поля.

— Анна Рихард, — припомнил Платон имя одной арбитров. — Здравствуйте.

Вот только по тому, как раздувались ее ноздри, как она уперла руки в бока, было понятно, что здоровья она ему отнюдь не желает.

— Как же вы, Адроны, меня заколебали! — выплюнула она в ответ и схватилась за телефон, набирая чей-то номер. — Алло, Райка, привет.

«Она что, бабушке звонит?» — отстранённо подумал Платон, пытаясь себя ощупать.

Чувствовал он себя на удивление хорошо, ничего не болело. Даже какая-то легкость во всем теле. Он повертел головой: Серпа нигде не было видно, и внутри его присутствие тоже не ощущалась.

— Да какое хорошо-то?! — орала тем временем Анна Рихард в трубку. — Ты понимаешь, что твой внук вконец оборзел?! Он под домашним арестом, прямо в поместье у себя, умудрился провести темный ритуал высшего уровня!

Платон поймал себя на том, что улыбается. Серпа нет, ему не откусили голову сразу. У него всё получилось. Он жив и в своем теле.

— Да че ты лыбишься, придурок! — заметив его улыбку, закричала на него арбитр. — Райка, прикинь, он сидит и лыбится. Он что у тебя, совсем идиот?!

Должно быть, сказывалось пережитое напряжение, или он и правда сошел с ума от всей этой темной магии, но от последней фразы его буквально прорвало на смех. Должно быть, он был истерический, потому что перестать смеяться не получалось.

— Он еще и ржет! — она расходилась всё больше и больше. — Вы совсем меня хотите утопить в макулатуре?! Ему сейчас домашний арест реальным сроком заменят. — Она на мгновение замолчала. Видимо, слушала, что говорит баба Рая на том конце, но потом разразилась очередной тирадой: — Всё, заперли. Думали, проблем не будет! Дак нет же, прямо тут умудрился накосячить.

Высказав все, что хотела, она бросила трубку, а потом подскочила к нему, схватив за ворот рубашки, и хорошенько тряхнула:

— Кикиморов выкидыш ты, вот ты кто! Ты хоть представляешь, сколько мне придется оформлять всё это? Придурок!

Затем она зажмурилась. Сделала глубокий вдох, выдох. Отпустила его рубашку. Открыв глаза, она произнесла уже хорошо поставленным монотонным голосом древней старухи:

— Статья триста сорок четвертая, часть вторая. Если осужденный в течение испытательного срока нарушил установленный законом порядок или совершил деяние, относящееся настоящим законом к тяжким или особо тяжким статьям, то наказание должно быть заменено на реальное, с отбыванием остатка срока в «Теневерс». — Она сухо кашлянула и обратилась к мужчинам позади Платона: — Парни, берите его. Потом тут доразгребаем.

Платон все же смог прекратить смеяться, он сам поднялся на ноги. Перестать улыбаться все равно никак не получалось.

Стоило лишь подумать о том, где сейчас отец, как улыбка на его губах становилась всё шире и шире.

***

Азур Адрон очнулся посреди циркового шатра, на небольшой круглой сцене. Все тело болело, по голове словно отбойный молоток прошел. Он посмотрел на свои руки. Это явно были не руки молодого, полного сил мужчины. Как… как он снова оказался в теле Серпа? Этого не может быть, он ведь все предусмотрел, тысячу раз все рассчитал. Он не мог проиграть. Просто потому что не мог.

Над ним нависал беловолосый подросток с бледным лицом и нарисованными алыми слезами.

— Привет, привет, старый друг. А я уже тебя заждался, Азур. — Красные губы изогнулись в предвкушении. Показались длинные острые клыки.

Перед глазами в одно мгновение начали одно за другим вставать видения собственной смерти. Тысячи и тысячи разных вариантов. Одно кошмарнее другого. Боль в видениях была не настоящей, но пронзала не хуже реальной. От ужаса и осознания ловушки, в которую он сам себя загнал, из горла вырвался тихий хрип.

— Даже не знаю, что бы мне выбрать, — все шире и шире скалился вампир. — Я ведь говорил. Моя провидица никогда не ошибается. Начнем игру?

Эпилог

Димка лежал в кроватке и смешно улыбался беззубым ртом. Мама ворковала возле него, трясла погремушкой в виде солнышка, пока папа раздвигал обеденный стол и выносил из кухни бесконечные плошки с салатами, вторым, гарниром и еще чем-то съестным.

Я ощущала себя несколько неловко, не совсем родной дочерью, скорее — далекой родственницей, которую, конечно, привечают, кормят, поят, но особо она никому не сдалась. Расслабиться не получалось, всё равно не покидало ощущение, что мне тут не особо рады. По крайней мере, мама обошлась бы и без моего присутствия.

Наверное, мне только казалось.

— Удалось спасти хорошего человека? — поинтересовалась мама, стоило папе в очередной раз уйти из столовой.

— Да. Спасибо, если бы не ты…

— Прекрати. Всё нормально. Ты знаешь, что меня волнует. Арбитры точно на нас не выйдут? — Мама строго поджала губы. — Нику Альбеску?

— Никто не выйдет. Никаких следов не осталось. Всё утихло.

— Отлично.

Прошло два месяца с того дня, когда Платон вернул свое тело и отрекся от орочьих сил. Я не соврала. В том погроме, который учинил выброс магии Платона, найти хоть что-то было бы затруднительно — я лично не видела, но мне хватило развернутых описаний того, во что превратилась гостиная поместья.

Всё это время я работала у Виктора, варила ему различные снадобья и отвары, эликсиры. Даже заслужила маленький, но всё же авторитет. В том, что касалось зелий, бес со мной консультировался. Не всегда мое мнение имело для него решающее значение — но он его слышал.

Я сразу обозначила условия: через год, когда мой договор закончится, я буду вольна заниматься всем, чем захочу. Если мне понадобится уйти, то я вправе это сделать. Бес не стал препятствовать. Он, конечно, не был благодетелем, но взаимовыгодное сотрудничество принимал и понимал, что в его интересах заинтересовать меня остаться.

Я слишком не хотела попасть в новое бесконечное рабство. Возможно, я и останусь с Виктором надолго. Кто знает. Платит он хорошо, условия предоставил поистине райские: собственное помещение, вытяжки, оборудование для резки, самоварки и многое другого. Но иметь хотя бы возможность уйти — многого стоит.

— Я думала, ты зайдешь раньше… Или вообще не зайдешь.

Кажется, в голосе мамы слышался легкий упрек.

Я улыбнулась.

— Мне нужно было время встать на ноги, многое сделать. Не хотела идти к вам, пока сама была в растрепанных чувствах. Если ты против меня видеть — я уйду.

— Не городи ерунды! — возмутилась мама, и Димка недовольно закряхтел. — Марьяна, ты — наша дочь. Что бы ни случилось, ты — моя кровиночка, и я тебя люблю.

Вошел папа с новой порцией салатниц.

— Ир, мы же столько не съедим, — почесал он затылок, пытаясь приткнуть их на столе. — Ты на кого наготовила такую прорву еды?

«На орков», — хотелось пошутить, но я промолчала.

Впрочем, довелось мне тут как-то побывать на семейном застолье четы Адронов. И я могу с уверенностью сказать, что мамины пять салатов — ерунда, по сравнению с тем, сколько наготовила Агата Эдуардовна. Там невозможно было осилить даже треть порции. Сама Агата Эдуардовна, мама Платона, очень нахваливала Таисию, глубоко беременную жену Дитриха. Потому что, мол, у нее орочий аппетит, а все остальные (это она про меня и супругу Златона, Диану) задохлики, не жрем ничего, костями гремим.