Одиссея авианосца «Энтерпрайз» (Война в океанах)

Во время налета зенитными орудиями японского крейсера был сбит один из пикирующих бомбардировщиков «Энтерпрайза», который пилотировал лейтенант Джеферсон Карум. Пилоту и его стрелку Хинсону удалось быстро выбраться из упавшего в море бомбардировщика и надеть спасательные пояса, а вот надуть плот у них не было времени. Полетчики не впали в отчаяние: они, как и поначалу матросы с «Джуно», надеялись, что «свои» скоро снимут их с воды. Однако они ошиблись. В здешних водах нередко случалось, что сильные ветры и течения уносили потерпевших кораблекрушение моряков и летчиков очень далеко от места крушения еще до того, как о них успевали вспомнить. А что такое человек в море? Или два? Песчинка, две песчинки — не больше. Карум с Хинсоном упали в море в шестидесяти милях к северо-западу от Гуадалканала. Во время падения Карум заприметил вдали небольшой островок. «Поплывем туда», — предложил он товарищу. И они пустились вплавь в том направлении, куда махнул рукой Карун. К счастью для летчика, поблизости не было акул: эти твари огромными стаями напали на оказавшихся в воде японских солдат с разбомбленных транспортов и, как видно, уже пресытились человеческой плотью. Но к полудню следующего дня силы у Хинсона сдали и он захлебнулся. А Карум продержался на воде в общей сложности семьдесят три часа. От соленой воды у него так распухло лицо, что глаза почти не открывались. Только на третьи сутки, утром, он подплыл к острову, где уже различал струйки дыма от костров рядом с хижинами туземцев, однако течением его неумолимо относило назад — в открытое море. Бедный летчик провел в воде еще один день, одну ночь и весь следующий день. Иногда он впадал в забытье, и тогда ему виделись леденящие кровь кошмары, от которых он, к счастью, тут же пробуждался. И вот, когда его ноги наконец нащупали твердое дно, а вода доходила ему уже до пояса, Карум вдруг понял, что не сможет выйти на берег. Но, собрав последние силы, летчик все же выбрался из воды — передвигаясь где вплавь, где на четвереньках. С трудом одолев ползком еще шестнадцать метров — уже по суше, — он наткнулся на дождевую лужицу и вмиг осушил ее до дна. Дикари обнаружили его лишь на другой день. Они перенесли несчастного в деревню в тринадцати километрах от того места, куда его прибило к берегу, обмыли, смазали ему раны целебными мазями из трав, накормили рисом и напоили горячим травным настоем. А после устроили в его честь праздник с плясками «хупа-хупа», как в кино. Через десять дней у берегов острова приводнился американский гидросамолет, который наконец доставил Карума к «своим».

Наконец вечером 14 ноября обнаружились грозные японские линкоры. Около 23 часов с береговой радиолокационной станции Гуадалканала сообщили о том, что к острову приближается крупный корабль — линкор или тяжелый крейсер — в сопровождении двух легких крейсеров. Как раз в это время эскадра контр-адмирала Ли (она, как мы помним, отделилась от группы «Энтерпрайза» 13 ноября), в которую входили линкоры «Южная Дакота» и «Вашингтон», а также 4 эсминца, огибала остров Саво. Море было спокойным — с севера задувал легкий бриз. В небе серебрился месяц. Японские корабли были замечены сразу же после полуночи — американские линкоры тотчас же открыли огонь. Завязался бой, очень похожий на тот, что 11 ноября дали крейсеры под командованием Каллагана, — те же воды, та же скоротечность и ожесточенность, — с той лишь разницей, что теперь пальба велась крупнокалиберными снарядами. Так что довольно скоро после шквальных залпов 406-миллиметровых орудий «Вашингтона» и «Южной Дакоты» первые два японских корабля вспыхнули и задымились, как кончики сигарет, и через несколько минут затонули. Зато у американских эсминцев положение оказалось много хуже: один был потоплен, а три других получили серьезные повреждения. Словом, американские линкоры остались в полном одиночестве. Между тем в 8 милях от того места, где шел бой, появилась неприятельская эскадра во главе с линкором «Киришима». На новоприбывшем флагмане, похоже, еще не разобрались, в чем дело, и, врубив мощные прожекторы, принялись обшаривать морскую гладь дальнобойными световыми лучами. Ответная реакция «Вашингтона» и «Южной Дакоты» последовала незамедлительно: они дали одновременно шесть залпов подряд. На «Киришиму» обрушились 108 снарядов, и линкор тут же пошел ко дну, успев, однако, ответить прицельным залпом по «Южной Дакоте». Остальные же японские корабли убрались прочь.

Битва за Гуадалканал закончилась на рассвете 15 ноября, после того как четыре подбитых японских транспорта выбросило на песчаный берег Гуадалканала, где их добили бомбардировщики с Хендерсон-Фильда. А завершили разгром орудия эсминца «Мид». Тем же утром от вице-адмирала Хэлси поступил приказ, согласно которому ударной группе «Энтерпрайза» надлежало возвращаться на базу. Итоги последнего сражения за Гуадалканал, длившегося пять дней, были таковы: японцы потеряли 2 линкора, 1 тяжелый крейсер, 4 эсминца и 12 транспортов; кроме того, получили повреждения и были выведены из строя 2 неприятельских линкора, 2 тяжелых и 2 легких крейсера и 4 эсминца, тогда как у американцев были потоплены 2 легких крейсера и 7 эсминцев и получили повреждения 1 линкор, 1 тяжелый и 1 легкий крейсера и 7 эсминцев.

«Несмотря на понесенные нами крупные потери, битва за Гуадалканал завершилась для нас решительной победой. С тех пор нашим позициям в южной части Соломоновых островов больше ничто не угрожало», — таково было заключение адмирала Кинга. Однако между этой «решительной» победой и окончательной оккупацией острова американцами прошло почти три месяца. За это время японцы предприняли последнюю попытку высадить на Гуадалканале крупный десант. Иначе говоря, 30 ноября произошло еще одно морское сражение — при Тассарафонга. Это была так называемая крейсерская битва, причем на редкость ожесточенная; другая ее особенность заключалась в том, что все происходило в неясной обстановке, то есть ночью. Американцы потеряли тогда тяжелый крейсер «Нортхэмптон»: он был потоплен, — а три других получили различной степени повреждения. Японцы же потерпели очередное поражение — им больше никогда не удастся собраться с силами, какие были у них прежде. Словом, Гуадалканал перестал играть роль Главного театра военно-морских действий. Что же касается боя при Тассарафонга, то была своего рода предсмертная агония, предвестница скорого конца — для японцев и окончательной победы — для американцев. Дальнейший ход войны, равно как и ее исход, были предопределены чуть раньше.

А вот на суше американцы наступали медленно. Впрочем, о какой быстроте или оперативности могла идти речь, если кругом были сплошные непролазные джунгли? Да и потом, американцев уже ничто не подгоняло. Морских пехотинцев к тому времени сменили общевойсковые пехотные части. Им также пришлось хлебнуть через край — особенно во время ночных стычек, — однако это уже были далеко не те кошмары, которые выпали на долю морских пехотинцев в первые три месяца. Теперь островной контингент регулярно снабжался всеми видами довольствия и пополнялся новыми силами. Отныне в небе над Гуадалканалом слышался рокот одних только американских самолетов. Хотя «Токийский экспресс» продолжал время от времени докучать американцам, у берегов острова он, однако, подолгу не задерживался. Но в первые две недели февраля он зачастил. С чего это вдруг? Впору уже было забеспокоиться. Тем не менее все обошлось — вскоре и его след простыл: он забрал последних японских «партизан» и был таков. Так что к утру 8 февраля Гуадалканал, можно сказать, был целиком в руках у американцев.

* * *

Спустя две недели после воздушно-морских боев, описанных выше, моряки и летчики «Энтерпрайза», облаченные в парадную форму, выстроились на верхней палубе авианосца. «Энтерпрайз» стоял на якоре посреди гавани в Нумеа, окруженной с трех сторон живописными зелеными холмами. В гавани царило непривычное оживление: тут и там бросали якорь и швартовались танкеры, войсковые транспорты и боевые корабли. Тропическое солнце, сверкавшее в ярко-голубом небе, играло ослепительными бликами, отражаясь от лазурной морской глади, от надраенной до блеска палубы авианосца и от золотых галунов, кокард и пряжек на белоснежной форме моряков и летчиков. Их парадный строй уже снимали на пленку несколько кинооператоров. К подиуму, сооруженному наподобие трибуны прямо на палубе, подошел высокий, статный офицер в окружении других офицеров; под белой капитанской фуражкой, что была на нем, виднелись гладко зачесанные седые волосы. Это был последний командир авианосца — капитан I ранга Осборн Хардисон. «Офицеры и матросы «Энтерпрайза», — обратился он к экипажу, — я собрал всех вас здесь для того, чтобы объявить вам благодарность и вручить награды, потому что именно благодаря вам этот корабль стал тем, что он представляет собой сейчас, главную боевую единицу американского военно-морского флота, стойкого ветерана всех воздушно-морских боев в Тихом океане, за исключением одного, начиная с битвы за Маршалловы острова и заканчивая вторым сражением за Гуадалканал». Дальше капитан Хардисон перечислил вкратце заслуги летчиков и моряков «Энтерпрайза» во время упомянутых боевых действий. Речь его была выдержана в четкой и строгой форме, чего нельзя было сказать о цветистом стиле газетных публикаций, посвященных той торжественной церемонии, в которых даже не упоминалось название авианосца, хотя обыгрывалось оно по-всякому — как будто газетчики решили посостязаться между собой в пышности и изяществе стиля. А чуть погодя на борт авианосца поступила особо почетная радиограмма — «Обращение от президента Соединенных Штатов». Из него явствовало, что «одна только ударная группа «Энтерпрайза» потопила девятнадцать неприятельских кораблей, а еще шестнадцати нанесла серьезный ущерб, уничтожив при этом 185 японских самолетов, не считая крупных береговых укрепсооружений противника». А заканчивалось обращение так: «Своими великолепными победами он обязан высокому боевому духу и несравненной стойкости офицеров и матросов, которые, неся героическую службу на его борту, служили надежным оплотом американской нации». Полный текст «Президентского обращения» потом воспроизвели краской на переборке одной из ангарных палуб. На борт «Энтерпрайза» поступила поздравительная радиограмма и от вице-адмирала Уильяма Хэлси, который закончил ее следующими словами: «Сердцем я остаюсь с вами навсегда».

К тому времени, когда его так громко прославляли, «Энтерпрайз» остался единственным уцелевшим американским авианосцем в Тихом океане. После долгой и кровопролитной битвы за Гуадалканал американцам и японцам понадобилась зима 1942/43 года, чтобы восстановить численность своих воздушно-морских сил. Потом начался совершенно новый этап войны в Тихом океане. И на этом этапе стратегической и тактической инициативой уже почти всегда и везде владели американцы. Словом, «Энтерпрайз» и ближайших его собратьев впереди ожидали новые битвы и подвиги.

V. Бойня на Тараве

Мореплаватель, чей путь лежит из Австралии или, скажем, Новой Британии [25] к Гавайским островам, при подходе к экватору, всякий раз наблюдает необыкновенную, почти фантастическую картину: острова, будто парящие между бескрайней синью неба и моря. Это — атоллы архипелага Гилберта. Мы с вами уже говорили, что атолл состоит из коралловых структур. А теперь давайте попробуем представить себе посреди неоглядной тихоокеанской шири кольцо зеленой растительности, обрамленное с обеих сторон бело-песчаными пляжами, а внутри кольца — безмятежную лазурную гладь лагуны. И легкий бриз, шелестящий в разлапистых, точно гигантские вееры, кронах высоких пальм. И сверкающую белопенную кайму прибоя, опоясывающую узкое кольцо земной тверди, поросшей изумрудной растительностью. Эти экзотические «ожерелья» завораживали белого человека с тех самых пор, как он впервые пригляделся к ним своим пытливым взором, и было это в 1788 году. Самым выдающимся бледнолицым, воспевшим их истинно сказочную прелесть, был, безусловно, Роберт Луис Стивенсон. Знавали атоллы и бледнолицых совсем иного сорта — моряков-дезертиров, пиратов и прочих искателей удачи и приключений. Многие из них думали обрести на этих клочках суши убежище — и вдруг в один прекрасный день становились царьками и весь остаток жизни вершили судьбами микронезийских племен и народов ничуть не хуже наиболее достойных правителей и законников в цивилизованном мире. Не стали исключением в этом смысле и острова Гилберта: их история также осенена чарующим ореолом романтических историй и легенд. Даже незадолго до начала Тихоокеанской войны там можно было встретить весьма колоритные во всех отношениях личности. И одной из них был некий Айзек Хендли. Родился он в Ливерпуле, двенадцатилетним мальчишкой ушел в море и с годами сколотил немалое состояние на торговле с обитателями тихоокеанских островов. Хендли построил себе роскошный особняк — но не в Ливерпуле, а в Сиднее. Однако ему там пришлось явно не по душе: сердце его осталось на Тараве. В 1941 году этот атолл, принадлежавший Великобритании, захватили японцы, но Хендли не пожелал покинуть его вместе с другими белыми поселенцами. «Я прожил здесь слишком долго», — отговаривался он. В ту пору ему было уже семьдесят восемь лет. И японцы, нетрудно догадаться, его не пощадили.

25

Новая Британия — самый крупный остров в архипелаге Бисмарка, расположенном в Меланезии и к северо-западу от Соломоновых островов.

Тарава, крупнейший атолл в архипелаге Гилберта, имеет треугольную форму. Берега его протянулись в длину соответственно на 35, 25 и 25 километров. Они окружены сплошным кольцом коралловых рифов, в котором есть лишь один-единственный проход, соединяющий лагуну с океаном, — он расположен с западной стороны. Суша выступает из воды только с двух сторон — восточной и южной — в виде мелких островков, соединенных между собой коралловыми перемычками, которые во время приливов затопляются целиком. Чем же жили обитатели Таравы, микронезийцы, до того, как впервые увидели белоснежные парусники и прибывших на них бледнолицых чужеземцев, которые щедро одаривали их плодами своей цивилизации? Питались они в основном рыбой да, по образному определению Стивенсона, «бифштексами из кокосовых орехов — едва проросших, зеленых и созревших, на первое, второе, третье и десерт, в горячем виде и холодном». Туземцы не были обременены непосильным трудом — жили себе поживали... покуда не узнали, что такое проказа. Эти непорочные чада природы принялись выращивать копру после того, как бледнолицые благодетели дали им вкусить виски и растолковали, что за сей «напиток богов» надобно расплачиваться. Справедливости ради, однако, следует отметить, что далеко не все белые глумились над бедными туземцами, выжимая из них последние соки, — были среди них и те, что несли им истинное добро, любовь и дружбу: католические миссионеры, к примеру, выхаживали прокаженных, зачастую принося в жертву свою собственную жизнь.

В атолле Тарава интерес для нас представляет, собственно, лишь один островок. Расположен он в юго-западном углу кораллового треугольника. Его исконное название со временем было исковеркано: так, на английских и американских штурманских картах он значится как Бетио, а на французских — Бититу. В длину он имеет менее 4 километров, а в ширину — 700 метров. И только представьте себе, что эта крохотная точка, едва различимая на карте, в один злополучный день стала важнейшей целью, сосредоточившей на себе всю мощь американского Тихоокеанского флота: добрую сотню боевых кораблей — авианосцев, линкоров, крейсеров, эсминцев — и десятки транспортов, не считая десантно-высадочных плавсредств. Да уж, что ни говори, американцам пришлось заплатить слишком дорогую цену за право сохранить за этой, если можно так выразиться, ничем не приметной костяшкой в коралловых четках свое название — Бетио.

Передо мной лежит аэроснимок Бетио — тот самый, что в июле 1943 года в Перл-Харборе адмирал Честер Нимиц, когда обдумывал план будущих стратегических операций. Открыть новый фронт в центральной части Тихого океана — таков был его главный замысел. Иными словами, Нимиц решил захватить архипелаг Гилберта и Маршалловы острова. И первой целью в его планах как раз значился атолл Тарава, или, точнее, Бетио, который японцы успели превратить в остров-крепость. На упомянутом аэроснимке четко просматривается скопище пальм, похожих на зонтики в сплошной людской толпе, песчаная кайма пляжей и бетонная взлетно-посадочная полоса аэродрома. Как мы помним, размеры островка составляют около 4 километров на 700 метров — то есть порядка двух квадратных километров. Этот крошечный — по стратегическим меркам, разумеется, — но исключительно важный плацдарм и пытался объять своим цепким взглядом Нимиц, в то время как у него за спиной рокотала — слава Богу, теперь уже без перебоев — громадная машина военно-промышленного комплекса Соединных Штатов. Пока на борту «Энтерпрайза» заканчивались ремонтно-восстановительные работы, на американских военных судоверфях были спущены на воду его новоиспеченные собратья-авианосцы: «Эссекс», «Йорктаун-II», «Уосп-II», «Банкер-Хилл». «Интрепид», «Хэннок» и «Боном-Ричард». Кроме того, со стапелей один за другим сходили грузовые и войсковые транспорты, ас заводских конвейеров — танки, самолеты, стрелковые орудия и грузовики. И это еще не все: помимо военной техники, американская промышленность наладила серийный выпуск строительной техники для обустройства и оборудования территорий и объектов, еще только подлежащих захвату и оккупации. Одним словом, американцы вели себя так, как если бы были твердо уверены, что теперь им уготовлено идти вперед и только вперед, стоит лишь Нимицу назначить день и час начала генерального наступления. Отныне суть американской военной доктрины останется неизменной: добиваться подавляющего превосходства и преимущества во всем, включая время, место и средства. Специалисты тридцати тысяч конструкторских бюро и научно-исследовательских лабораторий трудились не покладая рук, оттачивая до мелочей любое техническое приспособление, которое предстояло использовать при строительстве баз на далеких пустынных или опустошенных территориях для обеспечения более или менее сносной жизни тамошнему персоналу. Нимиц уже остановил свой выбор на кандидатуре будущего командующего флотилии из 100 кораблей: сию почетную, сколь и ответственную миссию предстояло взять на себя контр-адмиралу Реймонду Спрюэнсу, знаменитому «человеку-роботу». В начале августа 1943 года Спрюэнс прибыл самолетом в Веллингтон (Новая Зеландия), где встретился с генерал-майором Джулианом Смитом, командующим Второй дивизией морской пехоты. Контр-адмирал без лишних церемоний сказал: «Я прибыл для того, чтобы поддержать вас в операции «Гальваник». Под этим подразумевался захват Таравы.