Одиссея авианосца «Энтерпрайз» (Война в океанах)

Во время инспекционного обхода захваченных у неприятеля территорий, где кое-где все еще громыхали взрывы и свистели пули, Эдсон с Шупом, конечно же, обратили внимание генерала Смита на очевидные признаки того, что кровавой бойне скоро конец. Так, например, теперь японцы вместо того, чтобы стоять насмерть, предпочитали кончать жизнь самоубийством. Американские командиры натыкались на тела самоубийц всюду: в бункерах, окопах, траншеях... Некоторые японцы, как видно, стрелялись, приставив дуло карабина ко лбу, другие подрывались на своих же гранатах, накрыв их грудью... Генерал-майор Смит тотчас же отдал приказ похоронить погибших японских солдат, тем более что от них также исходил жуткий смрад.

Что же касается десантников из 1-го батальона Шестого полка, то начиная с 13 часов 30 минут они продвигались вдоль южного берега острова все дальше. Но в 18 часов 30 минут наступление было приостановлено, и десантники стали окапываться: ночь им снова предстояло провести на поле боя, а там, кто его знает, как оно сложится — ночью-то...

К вечеру третьего дня почти всех оставшихся в живых японцев оттеснили на длинную и узкую, в виде птичьего хвоста, восточную оконечность Бетио — за аэродром. И вот теперь американцы приготовились отражать их яростные контратаки, во время которых они обычно доводили себя до полного исступления, близкого к состоянию транса. На сей раз предчувствие не обмануло морских пехотинцев: японцы действительно пошли в контратаку — сначала вечером, а потом ночью. Самый жестокий удар пришелся на позиции в «черном» секторе. Официальные донесения о событиях той ночи кажутся довольно сумбурными, как и сами боевые действия, которые проходили в обстановке полнейшего хаоса. По словам же непосредственных участников тех боев, «японцы предприняли массированный штурм». А ведь к тому времени японцев осталось на Бетио не больше четырех сотен. По некоторым сведениям, первая контратака началась в 19 часов 30 минут, причем атакующих тогда было не так уж много — человек пятьдесят, не больше. Зато это были сущие фанатики — потому-то им и удалось прорвать передовую линию обороны 1-го батальона 6-го полка. Как когда-то в джунглях Гуадалканала, они набросились на американцев со всех сторон, не дав им опомниться. Завязалась жестокая рукопашная схватка — в ход шло все подряд: гранаты, штыки, ножи, кулаки. И продолжалась она около часа. И вот в критическую минуту американцы дрогнули. Командир роты «В», удерживавшей передовой оборонительный рубеж, запросил по телефону подкрепление. В ответ ему было сказано, что «подкрепления не будет и что рота «В» должна держаться до конца». Ну что же, пехотинцам было не впервой слышать такое. Они собрались с силами, как всегда поступали в самых критических ситуациях, и отбросили японцев назад — тех, кто остался в живых. Возвращаясь к официальным документам, следует отметить, что ни в одном из них о запросе подкрепления не упоминается ни словом, равно как и о том, почему же рота «В» так его и не получила. Иначе говоря, это навсегда осталось тайной, покрытой мраком той кошмарной ночи. Не исключено и то, что высшее командование посчитало — по обыкновению, — что положение не столь уж критическое, чтобы жертвовать лишними людьми, которых и так осталось мало. А может, кто его знает, главнокомандующие решили проверить 6-й полк на прочность: уж коли вы считаете себя героями, докажите-де это личным примером? Как бы там ни было, тут можно предполагать все что угодно.

Следом за тем японцы контратаковали дважды: в 23 часа 00 минут и 23 часа 30 минут, — но уже не так неистово, как в первый раз. В последнюю — третью — контратаку они пошли всеми оставшимися силами (около 300 человек), и было это в три часа утра 23 ноября, при лунном свете. Сказать, что японцев тут же отбросили назад, было бы не совсем точно. Куда вернее будет то, что их попросту сокрушили. К тому времени глубина фронта составляла уже не больше двухсот метров. Японцы ринулись всем скопом на одну-единственную позицию, которую американцы, слава Богу, успели укрепить той же ночью за счет артиллерии. Между тем корабельные орудия принялись планомерно «зачищать» тыловые позиции японцев с востока на запад, отрезав таким образом неприятелю путь к отступлению, а с другой стороны, подставив его под лобовой огонь береговой артиллерии. И снова началась бойня. Когда же первые солнечные лучи осветили поле битвы, оказалось, что уничтожить противника до конца не удалось. Несколько японцев засели в бункерах на восточной оконечности Бетио и продолжали упорно отстреливаться. В 8 часов 00 минут после очередного артобстрела с моря американцы пустили вперед танки, а следом за ними — огнеметчиков. И «птичий хвост» наконец был «зачищен».

* * *

На четвертый день взошедшее над горизонтом солнце палило столь же беспощадно, как и накануне. На крохотном острове, превращенном за три дня в пустыню, воцарились покой и тишина, лишь изредка нарушаемые отзвуками одиночных выстрелов и взрывов тротиловых шашек. Потом все стихло окончательно. В полдень генерач-майор Смит сообщил адмиралу Генри Хиллу, командующему 53-й оперативной группой, следующее: «Настоятельно рекомендую лично вам и вашему штабу прибыть на берег сегодня же. Только здесь вы сможете получить настоящее представление о том. к какому сопротивлению со стороны противника нам следует готовиться при разработке дальнейших тактических операций». Хилл высадился на Бетио вместе с адмиралом Нимицем — тот прибыл к месту проведения операции «Гальваник» на самолете прямо из Новой Зеландии. И генерал-майор Смит устроил главнокомандующим показательный обход захваченной территории. Взорам главнокомандующих предстала поистине ужасающая картина: живые хоронили мертвых, а между делом закусывали, притом с огромным аппетитом, невзирая на нестерпимое зловоние, которым, точно незримой пеленой, заволокло целиком весь остров. В 13 часов 10 минут было объявлено во всеуслышание о том, что остров Бетио взят.

Торжественная церемония по вступлению во владение завоеванной территорией состоялась на другой день — 25 ноября. На флагштоках отныне развевались два флага — американский и британский (прежде — до японской оккупации — остров принадлежал англичанам), а под ними в почетном строю стояли победители — морские пехотинцы, моряки и летчики. Потом грянули сигнальные горны и морские пехотинцы, благодаря которым, собственно, и была завоевана победа, парадным же строем двинулись к молу — там их уже ждали десантные катера, чтобы доставить обратно на транспорты. А на берегу Бетио тем временем шла полным ходом выгрузка разнообразной строительной техники и всевозможных оборонительных средств. По аэродромному полю разъезжали грейдеры, приписанные к военно-морским инженерно-строительным частям, — они расчищали взлетно-посадочную полосу от завалов и обломков и заравнивали зиявшие повсюду воронки от бомб и снарядов.

В общей сложности бойня на Бетио-Тараве длилась семьдесят два часа. За это время американцы потеряли 988 человек убитыми, в том числе 55 офицеров; количество раненых составило 2311 человек. Что до неприятеля, потери с его стороны были не менее впечатляющими, чем оказанное им сопротивление. Так, по состоянию на 20 ноября (об этом упоминалось в документах, обнаруженных в одном из бункеров, где размешался главный штаб противника), численность японского гарнизона на Бетио составляла 4836 человек, включая 129 корейских рабочих, взятых впоследствии в плен. Из военного же — японского — контингента в плену оказались только 17 человек. Остальные 4690 человек были убиты.

VI. Откат

В конце января 1942 года авианосец «Энтерпрайз» находился в центральной части Тихого океана — на пути к Маршалловым островам, по которым должны были нанести удар его самолеты. Американские газеты представили ту операцию как «большой рейд», хотя на самом деле в том походе участвовали только два авианосца, шесть крейсеров и десяток эсминцев.

И вот ровно через два года — день в день — «Энтерпрайз» снова в тех же водах и следует тем же курсом. Оперативное ударное соедине-ние-58, помимо него входят еще 18 авианосцев (6 больших, 6 легких и 6 конвойных), 15 линкоров, 9 тяжелых крейсеров, 6 легких и четыре десятка эсминцев; а также — войсковые и грузовые транспорты, танкеры, транспортные доки десантно-высадочных средств (ТДД), танко-десантные корабли (ТДК), плавучие базы гидросамолетов и другие вспомогательные суда. Вышеперечисленные корабли собрались из разных мест — Перл-Харбора, Калифорнии, с Алеутских островов, из Новой Зеландии, с островов Эллис. С какой целью? Затем, чтобы нанести удар по очередному атоллу и выбить оттуда японцев. Вернее — чтобы захватить небольшой островок, входящий в состав того атолла. Итак, речь идет об атолле Кваджалейн и одноименном острове, едва выступающем на поверхности лагуны, почти как Бетио на Тараве; правда, Кваджалейн чуть больше Бетио — площадь его составляет три квадратных километра. Начиная с 5 января Кваджалейн ежедневно бомбили «летающие крепости». Впрочем, точно так же бомбили и Тараву. А толку-то? В результате американцы наткнулись на Бетио на упорное и ожесточенное сопротивление противника. Японцы, которые должны были бы погибнуть все до единого, как ни в чем не бывало косили морских пехотинцев из пулеметов, не давая им подступиться к берегу. Так что американцам вовсе не улыбалось оказаться застигнутыми врасплох снова — на подступах к Кваджелейну. А посему предстоящую десантную операцию они продумали самым тщательным образом, решив задействовать для ее проведения невиданное доселе число сил и средств. Тогда — два года назад — утром, перед самой высадкой на Бетио обрушилось 3000 тонн бомб и снарядов, что составляло по тонне с лишком на один квадратный метр. Но этого оказалось явно недостаточно, поэтому мощность предварительного удара по Кваджалейну было решено увеличить в пять раз.

29 января авианосное ударное соединение вышло на огневую позицию. И началась операция по «зачистке» цели с моря и воздуха. Она продолжалась два дня кряду, и даже утром в день «Д», на который было назначено начало десантной операции. Однако теперь первыми к берегу выдвинулись танки. А десантники, ожидая своего часа, наблюдали с борта транспортов и близлежащих пустынных островков, как Кваджалейн мало-помалу превращался в гигантский костер. Наконец час атаки пробил и первые десантно-штурмовые эшелоны, погрузившись в «аллигаторы», направляются к песчаным пляжам Кваджалейна. И через некоторое время беспрепятственно высаживаются на берег. Операция расписана буквально по минутам — с учетом того, что все препятствия и опасности уничтожены заблаговременно. Затри предыдущих дня остров должен был быть расчищен целиком. Но, едва ступив на берег, пехотинцы наткнулись на препятствие, к которому не были готовы: остров оказался неузнаваем — глазу совершенно не за что было зацепиться. Никаких ориентиров. А ведь на искусно выполненных рельефных макетах Кваджалейна были обозначены всевозможные постройки. Так где же они? Теперь от них не осталось даже развалин — ни единого мало-мальски различимого следа. А куда подевались пальмы, которые торчали на макетах сплошными крохотными кустиками? Не видно ни одной. А где приметные складки местности? Все смешалось в едином хаосе: земля вздыбилась и больше напоминает лунную поверхность. Вокруг ни души — во всяком случае, на первый взгляд. Пехотинцы осторожно, не без опаски продвигаются вперед. Но боятся они не столько вероятного противника, сколько своих же бомб и снарядов: ведь бомбардировка острова продолжается и с моря, и с воздуха. Их предупредили, что огневая подготовка просчитана с точностью до миллиметра и на земле им ничто не угрожает. Люди поверили. Однако, согласитесь, не очень-то приятно идти и слышать, как у тебя над головой с воем проносятся снаряды, или видеть, как из зависших прямо над тобой самолетов сыплются горохом сверкающие на солнце бомбы. И даже если ты уверен, что рванут они далеко впереди, тебя все равно охватывает страх: ведь страх сильнее даже самой крепкой уверенности. А тут еще откуда ни возьмись истребители: они проносятся так низко, что того и гляди снесут голову, и знай себе поливают землю трассирующими пулеметными очередями в каких-нибудь пятнадцати метрах перед тобой. К тому же в этот раз летчики впервые опробуют так называемые «ракеты» — реактивные снаряды. Они выстреливаются из специальных бомбовых отсеков, подвешенных к брюху торпедоносцев. Пилот направляет самолет на цель — и нажимает на кнопку на приборной доске. Хотя ракета движется по изогнутой траектории, с земли кажется, что она летит совершенно прямо, как стрела. А точность удара и пробивная сила у нее просто потрясающие. Мне, как и многим другим, не раз случалось видеть такие ракеты в действии — в военных кинохрониках: мгновенный пуск — длиннющий огненный шлейф — и страшной силы взрыв. Вот что такое авиационный реактивный снаряд! И всякий раз, когда в воздухе слышится вой «ракеты», пехотинцы, медленно продвигающиеся в глубь Кваджалейна, невольно втягивают головы в плечи, опасаясь, как бы их ненароком не зацепило. А тем временем прямо перед ними земля изрыгает пламя и дым. Позднее десантники будут рассказывать, что это светопреставление действовало на них даже успокаивающе. Но поначалу при виде всего этого у них аж дух захватывало от страха. Оно и понятно: человек иной раз чувствует себя, мягко говоря, не в своей тарелке, когда вдруг оказывается в обстоятельствах, которые он же сам для себя и создал.

Никто тогда не мог допустить и мысли, что к концу дня «Д» на Кваджалейне выживет хоть один японец, какими бы мошны ми ни были фортификационные сооружения, воздвигнутые неприятелем за двадцать лет оккупации Маршалловых островов. Да и потом, атолл, как мы уже знаем, далеко не самое подходящее место для строительства укреплений — например, подземных, самых прочных и надежных. В самом деле, бункеры на Кваджалейне ничем не отличались от тех, что японцы понастроили на Тараве. И самое забавное то, что некоторые из них пехотинцы из первых штурмовых эшелонов прошли, даже не заметив, поскольку остров, напомним, был сплошь перепахан бомбами и снарядами. Так что поди разбери, что там у тебя под ногами — гребень дюны или крыша заваленного песком бункера. Да и разбираться-то было некогда. А среди выбоин и завалов всегда найдется хоть какая-нибудь лазейка. Японцы выдержали удар. Они затаились в неглубоких бункерах-склепах — и с наступлением сумерек стали осторожно выползать из своих песчаных нор, точно крабы. Ровно в полночь они бросились в атаку. Их появление в тылу у американцев напоминало сцену из фильма ужасов: коренастые, скрюченные злобные призраки ночи вырастают буквально из-под земли и начинают свою дикую охоту. И американцы — чего там греха таить — действительно оцепенели от ужаса. Правда — ненадолго. Ночную мглу тут же вспороли ослепительно яркие огнеметные струи — и вездесущие призраки, охваченные пламенем, стали один за другим валиться на землю как подкошенные, так и не успев дотянуться до своих жертв. Лишь немногим удалось избежать «чистилища» — они вмиг растворились в ночи... Дальнейшее продвижение в глубь острова пришлось отложить до утра. Теперь-то уж американцы держали ухо востро: они шли, прощупывая глазами — а где и штыками — малейшую складку местности, любой подозрительный холмик, любой завал. Чуть что, по радиотелефону передавался предупредительный сигнал — и по указанному квадрату тотчас же наносили удар корабельная артиллерия и пикирующие бомбардировщики. Потом в воздух поднимались истребители и принимались жалить «подозрительное» место пулеметными очередями. Бесперебойная огневая поддержка теперь обеспечивалась за счет непрерывной радиотелефонной связи, действовавшей в режиме «земля — воздух — вода»: офицеры морской пехоты отныне поддерживали постоянный контакт с координаторами воздушных операций и управляющими огнем корабельной артиллерии. Затем сосредоточенный бомбардировочный удар был нанесен по квадратам, лежащим впереди рубежа атаки. И как ни странно, за все время, что длилась планомерная «зачистка» острова, неприятель ни разу не обнаружил своего присутствия ни на море, ни в воздухе. Другими словами, к утру четвертого дня на Кваджалейне осталось в живых не более пятисот японцев — и все они сосредоточились на последней пяди островной суши шириной чуть больше полкилометра. Но это уже были далеко не те бойцы, что прежде: большинство из них оглохли подчистую и пребывали в полной прострации; многие были тяжело ранены, а убитым и вовсе было несть числа: их телами был усеян весь остров. Таким образом, в тот же день, в четыре часа пополудни, остров оказался целиком в руках американцев. Однако не успели объявить об этом во всеуслышание, как из подземных склепов на победителей ринулись недобитые японцы — их было дюжины две, не больше. Но огнеметчики и в этот раз не подкачали...

В это же время американцы высадились на островах Рой и Наму, также входящих в состав атолла Кваджалейн, которые японцы успели превратить в два голых летных поля, расположенных аккурат на уровне моря. На Рое осушение взлетно-посадочной полосы осуществлялось с помощью водостоков — 60 сантиметров в ширину и 90 сантиметров в глубину, — выходивших в лагуну. В этих-то сточных канавах и затаились японцы, выжидая, чтобы американские морские пехотинцы подошли поближе. Затем они открывали по ним беспорядочную пальбу. Огнеметчикам и здесь пришлось изрядно потрудиться. И через три дня остров был полностью очищен. В общей сложности в боях за атолл Кваджалейн американцы потеряли убитыми 356 человек, а японцы — около восьми с половиной тысяч.

В списке руководителей операции по захвату атолла Кваджалейн значатся имена доброго десятка контр-адмиралов и четырех или пяти вице-адмиралов, не считая генералов. Есть в этом списке и имя небезызвестного нам контр-адмирала Реймонда Спрюэнса, непоколебимого «человек-робота». Сразу же за ним следует командующий тактической авианосной группой контр-адмирал Марк Митчер — личность довольно характерная. Во время знаменитого рейда в апреле 1942 года капитан I ранга Митчер командовал авианосцем «Хорнет» (впоследствии, как мы помним, он был потоплен), на борту которого тогда находилась эскадрилья армейских бомбардировщиков В-25, нанесших удар по Токио. Митчер был высок и сухопар. У него было багровое, иссеченное морщинами лицо, безусловным украшением которого служили живые голубые глаза, скрытые под кустистыми белесыми, словно выгоревшими, бровями. Прибавьте к этому непомерно длинную шею — и портрет, можно считать, готов. Впрочем, для полноты картины нельзя не упомянуть про бейсбольную кепку, неизменно венчавшую голову контр-адмирала Митчера, непременно распахнутый воротничок рубашки и высокий табурет — как у теннисного арбитра, — на котором он любил восседать, когда наведывался на мостик. Другими словами — ничего общего с типично европейским представлением о геройском образе флотоводца. Но как бы там ни было, забегая вперед, скажем, что вскоре контр-адмиралу Митчеру представится возможность проявить все свои таланты. А пока — на Кваджалейне — он, подобно большинству других высших офицеров, отличился всего-навсего как добросовестный исполнитель чужой воли, не более того.