Одиссея капитана Балка. Дилогия
Шрифт:
потустороннего мира, вызова душ умерших или тайных путешествий души собственной
по разным временам и землям!?
«Нет, увольте! Это же просто дьявольщина какая-то? Если Всеволод намекал на ЭТО
событие в Индии, то КАК!? Каким образом он мог узнать об этом? Боже! Кажется, я
начинаю сходить с ума… Я знаю, я уверен, что все медиумы, прорицатели и гадалки – это
шарлатаны и проходимцы, дурящие головы доверчивым идиотам, у которых хватает
пустого времени их слушать. Но… но ЭТО?.. Как прикажете понимать?»
Первой
найти Руднева, и потребовать у него объяснений. Но Тирпиц не был бы Тирпицем, если бы
быстро и решительно не взял себя в руки.
«Стоп машина! Зачем сгоряча суматошиться? От спешки в серьезных делах всегда
вреда больше, чем пользы. А дело, похоже, очень серьезное. Сперва нужно хорошенько
обдумать это все, времени у нас достаточно. И тогда уж посидеть с русским адмиралом
тет-а-тет. Причем так, чтобы это его совершенно не тяготило. Очевидно же, что после того
памятного вечера, ночи, вернее, Всеволод нашего общества сторонится.
128
Оно и понятно. Он опасается повторения и риска вновь предстать перед своим
Императором в непотребном виде. Или наоборот, конфузится и считает себя виноватым в
приложении десницы к глазу своего собутыльника. Хотя собутыльник, по правде говоря,
был сам во всем виноват.
Так что, пока он вращается в обществе русского самодержца, лучше его не дергать и
не пытаться выводить на откровенность. Вот когда отгремят марши, фанфары и сапоги по
брусчаткам, а свежий ветер унесет за горизонт дымы от корабельных салютов, тогда,
ближе к завершению этого турне, и придумаем, как его разговорить.
Как любят приговаривать наши радушные хозяева: утро вечера мудренее? И очень
верно говорят, кстати. Пора ложиться спать. Ибо завтра предстоит знаменательный день.
Завтра мы вновь встречаемся с Великим океаном».
Глава 8. Адмирал Тихого океана.
Владивосток, Порт-Артур. 29 марта - 08 апреля 1905-го года
Он не был здесь четырнадцать лет. Долгих четырнадцать лет, без малго полтора
десятилетия, которые сегодня как будто в мановение ока схлынули зыбкой, пенной волной,
когда на самом выходе из здания вокзала его ноздри уловили это удивительное, едва не
позабытое, чуть-чуть горчащае, свежее дыхание Великого океана.
И куда-то отдалились, стихли голоса окружавшего его множества людей, поблекло и
стало черно-белым все это колыхающееся великолепие парадных мундиров, дамских
мехов, плюмажей, золотого шитья.
И только гортанные клики больших бело-крапчатых чаек над иссине-зеленоватой
водной гладью, только искрящиеся в солнечных лучах последние зимние льдины, и прямо
перед ним - черно-бело-желтая стена огромных кораблей на фоне разноцветной весенней
мозаики полуоттаявших сопок…
Он ВЕРНУЛСЯ! Он возвратился сюда ТАК,
как когда-то, будучи совсем юношей,мечтал с князем Эспером Ухтомским. Сегодня за его спиной лежал Великий Сибирский
Путь. А перед ним - Третья Российская столица. Его столица. Столица Русской Азии. И
она - ЕГО по праву.
Петр прорубил в Европу окно. Ворота на юг пробила Екатерина и славные «птенцы
гнезда ея» - Орлов, Потемкин, Спиридов, Суворов, Ушаков. И сейчас, достойно завершив
труды и подвиги множества предков, от Ермака и Хабарова до Римского-Корсакова и
Муравьева, он может, наконец, во весь голос, а не в мечтах и планах, возвестить: «Вот он,
стоит перед нами, прочен и нерушим, – новый ГЛАВНЫЙ фасад Российской империи!»
Чтобы слышали эти слова все: и друзья, и недруги. И рядом, и на дальних берегах.
Чтоб знали: Россия ныне возвышается у Великого Океана не как гостья, но как хозяйка. И
всем должно помнить пророческие слова Новогородского князя Александра Ярославича:
«Если кто из вас, господа иноземцы, с миром да торговым интересом в гости пожалует,
приезжайте смело: хлеб-соль вам. Милости просим. Но ежели кто с мечом к нам войдет:
тот от меча и погибнет! На том стоит, и стоять будет наша русская земля…»
Когда Государь, как вкопанный, молча замер на ступенях вокзала, всматриваясь куда-
то вглубь Золотого Рога, шедший рядом с ним наместник Алексеев даже слегка опешил:
ландо подано, дорожки расстелены, караул и войска построены. Что же медлит Государь?
И лишь германский Кронпринц, видя растеренность на лицах многих русских сановников,
тактично приложил палец к губам, всем своим видом показывая, что сейчас мешать
129
Императору - грешно. Похоже, только он один безошибочно понял, что творилось в душе
российского самодержца.
Внезапно по площади, по людям, лошадям, экипажам, по граниту и бархату, по стали
и щебню, проскользила стремительная тень…
Николай, словно очнувшись, поднял глаза. Там, поднимаясь все выше и выше, в
бездонной синей глубине небесной бездны, широко раскинув могучие крылья, парила
огромная птица. Тяжелый, хищный клюв, белый хвост ромбом, такие же белоснежные
«эполеты» на плечах, грозные когтистые лапы…
– Боже мой! Это же орлан! В прошлый раз я его так и не увидел…
– Да, Государь. Он самый. У нас тут их много сейчас, пока льдины еще не все сошли.
Вон, посмотрите, - там, на заливе.
– Да, Вижу, Всеволод Федорович. Какая могучая красота! – и ломая весь церемониал,
Император вместе с молодым Вильгельмом решительно направился мимо экипажей и
гарцующих казаков конвоя прямиком к берегу, - Подайте, кто-нибудь, нам бинокль или
подзорную трубу. Я желаю взгянуть на этих красавцев поближе…
***
Уезжая в Иркутск на встречу с Императором, наместник Алексеев взвалил текущую