Одиссея жупана Влада

– Мы могли бы стать даже союзниками, - развел руками Этельвульф, - я пришел с севера, потому что ют Вальфрик рассказал мне о великом вожде, что взял на копье земли в Африке, как много лет назад сделал конунг вандалов Гейзерих. Правда, по дороге, я все же влез в одну стычку – вожди саксов, живущих в Италии еще со времен Альбоина, уговорили меня выступить на стороне короля Гримоальда, воевавшего с тем самым Константом. Что же, ваше войско не пришло на помощь ромеям, а вот мой отряд воевал за лангобардов. Теперь Констант мертв, а Гримоальд правит в Италии. Мы с ним не сошлись при разделе добычи, так что я снова свободный конунг.

Славяне мрачно посматривали на усмехавшегося сакса.

– Что за люди, что идут с тобой? – спросил Икмор

– Среди них есть саксы, англы, юты, фризы, франки и много кто еще, - сказал германец, - изгои и младшие сыновья, искатели воинской славы, коим не нашлось места на родине. Я и сам – младший сын короля Сассекса, которому стало слишком тесно в Британии. Поэтому я решил попытать счастья на юге.

– Если ты говоришь правду, - медленно сказал Доброслав, - значит ромеям тем более не до Балкан. Идем с нами, сакс! Идем на Балканы.

– К черту Балканы!- крикнул Воислав, вождь струмян, - и к черту Африку! Вот перед нами богатый остров, давно ждущий, чтобы кто-то взял его на копье. Здесь хватит добычи всем.

– Я пришел воевать в Африке, - покачал головой сакс, - за князя Владислава, избранника Эгира, коего вы зовете Морским Царем.

– Владислав мертв, - сказал Икмор, - и он отрекся от богов своих предков, приняв крест от Распятого. За это Морской Царь и покарал его, наслав на его корабль самое могущественное из своих чудовищ.

– Разве Эгир вернул бы отступника со дня морского? – Этельвульф посторонился, дав знак расступиться и своим людям. В следующий миг средь костров выросла исполинская фигура – и изумленный вздох пронесся среди славянского войска. Мечемор, не веря своим глазам, уставился на пришельца, глотая невольные слезы. Его узнали все - пусть и облаченного в германские доспехи, лишившегося всех волос – не только на голове, но и усов с бородой, даже бровей, - с кожей, отливавшей мертвенной белизной, делая воина похожим на восставшего из могилы. И все же это был Владислав.

– Наш поход только начинается, - произнес жупан, осматривая свое войско, - рад видеть, что вы все еще не разбежались. Что же, теперь можно и возвращаться в Карфаген.

– Провались обратно в Пекло, - крикнул Доброслав, - мои люди не пойдут за мертвецом. Вы все, разве не видите, как он изменился? Это уже не Влад – это нежить, морок, призрак восставший из моря нам на погибель!

– Разве призрак мог бы сделать вот так?!

Синевато-серой молнией блеснул Меч Форкия, обрушившись на ошеломленного вождя ваюнитов. Никто еще не успел понять, что происходит, а две окровавленные половины уже осели в костер, смешавшись с телом лежавшего там Воигостя.

Влад, не торопясь, вытер клинок и осмотрел притихшее войско.

– Кто-то еще хочет усомниться в моем праве повелевать? – негромко спросил он.

Таких не нашлось.

– Ты клялся мне, что он мертв!

Разъяренный Аксель Цецилий вбежал в покои префекта претория. Тот, отложив в сторону недописанное письмо, посмотрел в искаженное от гнева лицо архонта Альтавы.

– Мои источники казались надежными, - сказал ромей, - многие видели, как Влад погиб в пасти кашалота.

– Значит, твои люди тебе соврали, - бросил Аксель, - нашел кому верить. Сейчас же говорят, что он жив – и возвращается в Африку.

– Уже вернулся, - спокойно произнес Геннадий, - до тебя тут были гонцы из Утики. Они рассказывали, что славяне, под стягом с раком и трезубцем, взяли город и подвергли его жесточайшему разграблению. От их рассказов кровь стынет в жилах.

– Влад себе не изменяет, – скривился архонт, - он сам в Утике?

Геннадий пожал плечами.

– Если он и вправду жив, то, наверное, - сказал он, - но слухи о его чудесном спасении ничуть не лучше слухов о его жуткой смерти. Возможно, их распространяют его приближенные, чтобы посеять панику среди наших воинов. Так или иначе, кто бы не высадился в Утике, он явно нацелился на Карфаген. Если это и вправду Влад, то он, похоже, лишился ума от горя, если решил взять город с наскока.

– Город хорошо защищен, - размышлял вслух Аксель, - но нужно ведь не просто отбить нападение, но и уничтожить славян раз и навсегда.

– Да, - кивнул Геннадий, - наше спасение в том, что у них нет конницы. Не сегодня-завтра они двинутся на Карфаген – и мы можем разбить их в открытом бою.

– Я отзову своих воинов из Бизацены, - сказал Аксель, - они явятся сюда через пару дней. Карфаген продержится и дольше, а Влад – или кто бы там не был, - двинувшись на город, окажется между твоими нумериями и моей конницей. Если же он останется в Утике – что же у нас достаточно войска, чтобы разбить его и там.

– Ты прав, - кивнул Геннадий, - так мы, наконец, покончим с ним.

Спустя несколько дней, ромейские скутаты, мерно чеканя шаг, вступили в Утику. Следом за ними двигалась берберская конница. Город представлял собой жуткое зрелище – вдоль улиц не было ни одного целого дома, одни дымящиеся развалины. Средь обломков виднелись скорченные в самых немыслимых позах, страшно изуродованные тела. Немногие уцелевшие жители, в рваных одеждах, покрытых пылью и пеплом, испуганно смотрели на входившие войска. Почти не глядя на них, берберы и ромеи проехали через Утику, войдя в городской порт. Здесь они и смогли увидеть морскую гладь, где исчезали вдали паруса славянских лодей.

Аксель зло сплюнул себе под ноги.

– Он все-таки провел нас! – проворчал он.

Иной город, не менее древний и славный, сейчас корчился в пламени пожарищ, заходясь криками сгораемых заживо ромеев и берберов. Их предсмертным воплям вторили жалобные крики насилуемых женщин и девушек, а также юных мальчиков – прямой приказ Влада прямо предписывал не сдерживаться ни в каких, даже самых скотских желаниях. А у берега моря, в одну ночь на целые стадии раскинулся лес из кольев, где корчились, истекая кровью в морские волны, жители Гадрумета-Юстианополя.