Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского
Шрифт:
— Неужели мне суждено оставаться слабаком и неудачником, или я еще слишком молод, и не могу полагаться на мощь рук в ссоре? Что же, джентльмены, сейчас черед тех, кто посильнее меня. Попытайте счастья, и посмотрим, кто победит.
Он отложил лук, прислонив его к косяку дверей, а стрелу он прислонил к дверному замку. Телемах вернулся на свое место, и Антиной сын Эвпейта предложил: «Давайте по порядку, слева направо, как разливают вино». Они согласились с его предложением, и первым встал Леод, сын Энопа. Он служил богам при жертвоприношениях, и всегда сидел с краю, возле большой чаши вина. В отличие от прочих, он ненавидел буйство и молча возмущался поведением кавалеров. Сейчас он
— Я не могу его согнуть, друзья, пусть попытаются другие. Этот лук сломит силу и дух многих принцев и погубит их. Оно и к лучшему: лучше умереть, чем жить, не снискав приза, который давал нам надежду и завлекал изо дня в день. Может, вы еще надеетесь добиться руки королевы Пенелопы? Попробуйте натянуть тетиву! Вы быстро разочаруетесь и принесете брачные дары к ногам других ахейских красавиц. А Пенелопа выйдет за суженого с самыми богатыми дарами.
Он прислонил лук к двери, а стрелу — к замку и вернулся на свое место. Но Антиной окликнул его резким упреком:
— Леод, что за постыдные речи! Как ты смеешь говорить, что этот лук сломит дух и погубит нас? Тебе он не по силам? Это вина твоей матери — ты не рожден лучником. Но среди нас есть воины, им по плечу могучий лук. — Он обратился к козопасу Меланфию и сказал, — Поживее, Меланфий, разведи огонь в очаге, поставь широкую скамью, покрытую овечьим руном и принеси ком жира из кладовой. Мы прогреем лук и смажем, а потом возьмемся и завершим испытание.
Исполняя приказ, Меланфий раздул неумирающий огонь в очаге, подвинул скамейку, покрытую руном, принес большой ком жира из кладовых. Молодые люди смазали лук теплым топленым жиром и попытались натянуть его, но не смогли. Им не хватало сил, но Антиной и Эвримах не принимали участия в попытках, а они были лучшими из кавалеров.
Тем временем пастух и свинопас выскользнули из дома. Одиссей последовал за ними, и окликнул их, пока они шли по двору.
— Пастух! И ты, свинопас! Сказать вам всю правду или промолчать? Я думаю — сказать. Если бы сейчас внезапно появился Одиссей — скажем, боги принесли его — за кого бы вы стали в бою — за кавалеров или за Одиссея? Скажите мне, что вы думаете на самом деле.
— Дай-то бог, — сказал скотопас, — чтобы сбылись наши пожелания, и Одиссей возвратился, ведомый богом. Тогда ты бы увидел, как тешатся силой мои руки.
Эвмей вторил ему, моля богов о возвращении домой находчивого Одиссея. Проверив их сердца, Одиссей продолжал:
— Я вернулся! Я вернулся домой после двадцати лет лишений. Я вижу, что из слуг только вы двое ждали моего возвращения. От прочих я не слыхал молитв за мой скорый возврат. Знаете, что я для вас сделаю? Если вышние силы дадут мне победу над высокомерными кавалерами, я найду вам жен, одарю вас и построю вам дома рядом со дворцом, и буду считать вас зваными братьями Телемаху. Сейчас я укажу вам точную примету, чтобы вы не сомневались, с кем имеете дело. Посмотрите на мой шрам, его оставил клык кабана много лет тому назад, когда я охотился на Парнасе вместе с сынами Автолика.
Он закатал свои лохмотья и показал длинный рубец. Пастухи внимательно рассмотрели его, а затем разрыдались и бросились на шею Одиссею, целуя его голову и плечи. Одиссей поцеловал в ответ их головы и руки. Они ликовали бы до заката, но король взял себя в руки и сказал:
— Довольно слез, а то нас заметят и донесут женихам. Возвратитесь в дом, но не вместе, а по одному, вслед за мной. Запомните мои указания. Лорды-кавалеры откажутся дать мне лук и колчан. Ты, Эвмей, принесешь и подашь мне их. Вели женщинам закрыть на засовы плотные
двери в свою часть дома и не обращать внимание на крики и стоны с мужской половины. Пусть не высовываются, а продолжают свои дела, как обычно. А ты, благородный Филойтий, затвори и свяжи воедино створки дворовых ворот, да побыстрее.Он вернулся в величественный дом и занял свое место. Вслед за ним вошли в дом и пастухи. Эвримах держал лук в руках и подносил его к огню, чтобы хорошенько прогреть. И все же ему не удалось натянуть тетиву, и его гордое сердце возмутилось. Он застонал и воскликнул:
— Проклятая палка! Не только за себя, но за всех нас обидно. Жаль, что сорвалось мое сватовство, да ладно — есть еще много ахеянок на нашем острове и в других городах. Но постыдно, что мы оказались слабаками по сравнению с богоравным Одиссеем, и даже его лук согнуть не смогли. Мы увенчали себя позором на века.
Антиной сын Эвпейта возразил:
— Эвримах, ты заблуждаешься. Подумай сам: сегодня праздник Бога-Лучника. Кто сможет натянуть тетиву в такой день? Оставим на месте секиры, никто их не украдет. Пусть виночерпий обойдет круг и наполнит наши чаши. Совершим возлияния и оставим лук в покое. А Меланфию прикажем привести с утра отборных коз в жертву Аполлону-лучнику. Принесем жертву, а потом попытаем счастья и завершим соревнование.
Кавалерам понравился совет Антиноя. Вестники полили воды им на руки, оруженосцы наполнили чаши, они совершили возлияние богам и выпили вволю.
Тут заговорил искусный Одиссей.
— Внемлите мне, соискатели руки великой королевы. Я скажу вам, что у меня на сердце, и в первую очередь я обращаюсь к Эвримаху и богоравному Антиною. Он дал хороший совет — оставьте лук в покое и положитесь на волю небес. Завтра бог-лучник Аполлон даст победу своему избраннику. А сейчас дайте мне гладкий лук, дайте тряхнуть былой силой. Вы увидите, осталась ли еще мощь в руках, или все отняла бродяжья жизнь.
Его просьба взбесила их — они испугались, что он натянет тугой лук. Антиной громко отчитал его:
— Чтоб ты сдох, заморский бродяга! Ты совершенно лишился здравого смысла? Мало того, что ты ешь в нашем избранном обществе на равных, слышишь наши речи и споры, как равный. Вино тебе ударило в голову, сладкое вино, не надо было пить тебе залпом. Вино сгубило знаменитого кентавра Эвритиона, на пиру у лапифов. Вино лишило его рассудка, и он стал буянить во дворце Пирифоя. Хозяева рассердились и выбросили его вон, но сперва отрубили ему нос и уши жестокими мечами. Озверевшее чудовище ушло, влача плоды своей глупости, и так началась распря между кентаврами и людьми. Эвритион[88] стал первой жертвой, и он навлек на себя беды невоздержанностью в вине. И тебе не сдобровать, если возьмешься за лук. Мы тебя прогоним с острова и пошлем на черном корабле к королю Эхету-Людоеду, а из его лап никто не вырывался. Так что сиди, пей спокойно и не пытайся мериться силой с молодежью.
Но добродетельная Пенелопа вмешалась:
— Антиной, неприлично и неучтиво запугивать в этом дому гостей Телемаха, какими они бы ни были. Неужели ты думаешь, что этот странник возьмет меня к себе, в свою постель, даже если он силой и сноровкой сумеет натянуть великий лук Одиссея? Да и у него нет таких помыслов. Не лелейте черных мыслей, этому не бывать.
— Мудрая Пенелопа, — отвечал ей Эвримах, сын Полиба, — мы не думаем, что он тебя уведет. Этого быть не может — но ужасает мысль, что чернь скажет: «Мелкота эти кавалеры, не чета Одиссею. Сватаются к вдове героя, а сами даже его лук не смогли согнуть. Пришел случайный бродяга, легко натянул лук и послал стрелу в цель». Так будут говорить на площади и нас позорить.