Одна беременность на двоих

— Слушай, чего ты завелась? — Аманда говорила спокойно, потому что всё её внимание фокусировалось на минутной стрелке. — Я просто боюсь, что ты ненароком упадёшь, и как я тогда подниму тебя с большим животом? Сейчас я снова чувствую себя человеком, если бы не этот чертов анализ! Даже ходить могу без поддерживающего пояса, а потом… В марте я уже могу родить!

— Так может мне вообще не удалять их сейчас? Ну и ладно, что не туда лезет один.

— Тебе дантист сказал не тянуть, вот и не тяни. К тому же, ты хоть представляешь, сколько лет этому хирургу? Он даже ходит с трудом. Вдруг он через пару месяцев практику закроет.

— Другой будет.

— Ага, ещё скажи в вашем Салинасе… Ты же наркоз общий делаешь, тут к кому попало не ложатся в кресло. Тебе посоветовали его, плюс он страховку твоего отца принимает. И потом вдруг тебе придётся кариес лечить в следующем году, и страховка не покроет и операцию, и пломбы, а в этом году ты ничего не лечила и страховых денег хватит на операцию.

— Слушай, как ты разбираться в страховках стала! — ляпнула я, потому что её менторский тон вновь стал выводить меня из себя. Ну не девочка я уже, не девочка! Мне тоже скоро двадцать один будет!

— Конечно, разбираюсь, — сказала Аманда, будто читая мои мысли. — А что ты хочешь? Чтобы я к матери на страховку с беременностью села? Она мне и без финансов мозг вынет! Я точно знаю, что до колледжа моя страховка беременность не покрывала. Даже хорошо, что мать купила мне студенческую страховку. Иначе штат не дал бы мне бесплатное покрытие беременности. Там ведь и с частной несколько тысяч из кармана платят за роды.

— Но, может, всё-таки я перенесу на январь?

— Даже не думай! Говорю же тебе — вирусы, снег, черт те что… Они тебя на операцию не возьмут. Вообще радуйся, что тебя сразу приняли и назначили через неделю. Некоторые месяцами ждут.

— Конечно, кто хочет с распухшей рожей перед Сантой красоваться! Вот никто и не оперируется в декабре.

— Мы в это воскресенье съедим свои оладьи с Сантой, а в понедельник разрежем тебя, и будет у нас две недели до отъезда, чтобы на контрольный визит сходить и всё такое… Да что ты куксишься? Я вон дотянула с курсами до третьего триместра, а если раньше рожу?

— Ты даже не думай рожать! — чуть ли не выкрикнула я, и даже огляделась по сторонам — не смотрят ли люди, но никто не обращал на нас внимания, и я поняла, что переругиваемся мы всё-таки достаточно тихо. — У тебя даже тренировочных схваток нет. Этих, как их там…

— Брекстонов, — подсказала мне Аманда и вскочила со стула, потому что услышала своё имя.

Хорошо, я по инерции вскочила вместе с ней, потому что она тут же покачнулась и упала бы, не окажись моего плеча. Тут же подлетела медсестра справиться о самочувствии Аманды, но та замотала головой, твердя, что с ней всё нормально, и она просто оступилась.

— Я пойду с тобой, — сказала я, как казалось, достаточно твёрдо, но Аманда отстранила мою руку.

— Со мной полный порядок. Сиди здесь.

Я и сидела, опустив руки на колени, словно послушная ученица. После возвращения из Салинаса я чувствовала себя не в своей тарелке. Аманда тихо злилась, завернувшись в подушку, словно в защитный кокон. Даже когда мы гуляли с Лесси и слушали аудио-книги через один наушник, она была далека, будто касалась меня не плечом, а рыцарскими доспехами — таким холодом окатывала меня её близость. И сейчас если бы она просто опустила голову мне на плечо, я уверена, ей стало бы легче. Ещё я злилась на себя, что не проверила свободные даты курсов по подготовке к родам, и теперь мы вынуждены пережидать сезон праздников, а потом кто знает, будет ли Аманде безопасно проделывать все те упражнения, которым нас будут учить. Хотя, признаться, я понятия не имела, что будет на курсах. Просто даже аква-йога стала даваться Аманде с трудом, хоть она и утверждала, что чувствует себя намного лучше, чем месяц назад, но меня-то не обманешь.

Пока эти мысли в сотый раз прокручивались в моей пустой голове, Аманда вернулась с заклеенной рукой. Стул рядом с моим оставался свободным, и прежде чем я успела подняться ей на встречу, она плюхнулась на него со словами:

— Голова кружится. Давай посидим чуть-чуть.

Взглянув в бледное понурое лицо Аманды, я пошла на риск: моя рука скользнула у неё за спиной и легла на плечо. Аманда будто ждала этого и сама опустила голову мне на плечо и прижалась к моему бедру. Я мерными движениями наглаживала ей руку, пока не заметила, что именно из неё брали кровь.

— Ой, прости, я не хотела сделать тебе больно.

Аманда не позволила мне отдёрнуть руку и сама вложила в мою ладонь пальцы правой руки. Они проскользнули между моими, чтобы крепче сжать.

— Почему ты постоянно извиняешься, когда касаешься меня? Почему ты всегда уверена, что твои ласки мне неприятны?

Её лилейный голос мне совершенно не понравился, и я высвободила свои пальцы со словами:

— Это не ласки. Я думала, что так тебе станет легче.

— А мне и легче…

Не дав ей договорить, я встала и пошла к выходу, но задержалась на крыльце, держа дверь открытой. Аманде надо было самостоятельно пройти каких-то десять шагов, но в её состоянии они растянулись на десять миль. Она не могла найти в стене опору, потому что по всему периметру стояли стулья и сидели люди. Моё сердце предательски сжалось, но чёртова гордость не позволила вернуться и предложить руку. Аманда смотрела мне в лицо или же просто на дверь. Мы стали для неё конечным пунктом. Чтобы рука с карандашом не дрогнула и линия вышла прямой, необходимо сфокусироваться на предполагаемом окончании линии, а не её начале. Один шаг, два, три — мне даже показалось, что я считаю вслух, и вот Аманда коснулась рукой двери, а потом и моего плеча. Тогда я позабыла обиду и обхватила её за талию.

— Может, хватит дуться? — проворчала Аманда, опуская здоровую руку мне на талию.

— Это ты злишься на меня, непонятно за что. Вчера даже отсела от меня на истории.

— Я отсела не от тебя, а от Сельмы, которая непонятно чем надушилась.

— А почему мне не сказала?

— А тебя это волнует? Ты, кажется, несказанно рада тому, что не надо в школе притворяться, что мы…

Аманда осеклась, и, кажется, немного краски вернулось к её лицу.

— И из-за этого ты злишься? — спросила я упавшим голосом, не желая получать никакого ответа.

— Я злюсь, потому что для тебя это глупая игра, а для меня… — Аманда уже пылала. — В общем, я нормально отношусь к таким отношениям, и если бы между нами подобное случилось, мне не было бы стыдно, а вот ты считаешь это чем-то постыдным. И перед отцом тебе просто захотелось показаться правильной, потому что человек, которым ты прикрывала своё отрицание однополой любви, вдруг признал её право на существование. Ведь так? Ты хотела, чтобы он сказал, что те мальчики — это нормально, но вот ты — другое дело, потому ни-ни. Ты желала восстановить свою защитную стену, но твой отец оказался умнее тебя!

— В чём это умнее? — отпрыгнула я от Аманды, будто от раскалённого кофейника.

— В том, что каждый имеет право на счастье, и у всех счастье разное, и если мне… И если мне сейчас жутко хочется есть, то какого черта ты ругаешься со мной?

А что, я должна была с улыбкой проглотить все гадости, которые она успела выпалить, ласково обнимая меня за талию? Замечательно! Неужели я всё обязана списывать на её беременные гормоны и прощать?

Я открыла машину и достала из пакета яблоко.