Одна беременность на двоих
Шрифт:
— А ты будешь? Ты ведь тоже ничего не ела.
Я покачала головой, но Аманда вытащила у меня из рук ключи, надрезала ими яблоко и сумела разломить пополам. Мы уселись в машину и, не пристёгиваясь, стали молча грызть яблоко. Сейчас молчание не давило, потому что мы жевали, но что я должна сказать, когда в руке останется огрызок?
— Давай купим по капуччино? — нарушила тишину Аманда, мечтательно откинувшись между кресел.
Её голова оказалась рядом с моей, и я кожей почувствовала горячий взгляд скошенных глаз.
— Хорошо, и по кексу, — добавила я, засовывая ключи в зажигания и глядя прямо перед собой на ствол дерева, под которым стояла машина. — Ещё надо
— Забей. Какое тебе дело до моей матери…
Она сказала это как-то очень грубо, и я чуть не выкрикнула: «А тогда какого чёрта ты подлизываешься к моему отцу?!» Но в последний момент я всё-таки сдержалась. И без того наши отношения стали очень сложными за пять месяцев её беременности.
Глава двадцать вторая "Ноющая боль"
Я смотрела на Аманду и не видела её. Более того — даже не слышала: ни её, ни медсестру, но догадалась, что меня просят встать. Только оторвать голову от кушетки не получалось — тело налилось свинцом и вдавилось в матрас. А спустя мгновение я поняла, что уже сижу, и не просто сижу, а в кресле-каталке. Я отчужденно моргала, понимая, что после укола в вену ничего не помню. Я, кажется, собиралась смотреть телевизионные новости. Интересно, я их посмотрела или нет? Врач сказал, что укол успокоительный, чтобы я не дёрнулась в операционной, когда будут давать газ, но похоже для глубокого сна мне хватило успокоительного. Неужели общий наркоз так плющит память? Впрочем, я и сейчас дружила с реальностью очень и очень странно.
Каким-то образом мы оказались в лифте, а потом я открыла глаза, когда медсестра подала мне руку, чтобы пересадить из кресла в машину, где я снова провалилась куда-то и дёрнулась лишь на щелчок ремня. Аманда нависала надо мной, расправляя перекрученный ремень, и я вдруг подумала, что с неё почти полностью сошёл загар. Не могла же кожа всегда быть такой бледной, я бы заметила. Неужели? И рука жутко холодная, отчего бы это?
— Кейти, ты в порядке?
Рука продолжала лежать на моём лбу, и потому лицо с блестящими голубыми глазами было прямо передо мной, и я пыталась понять, как Аманда умудрилась так выгнуться, чтобы дотянуться до меня, и прошло по крайней мере секунд десять, прежде чем я осознала, что сижу в пол-оборота и глажу головой пластик окна. Я кивнула, или хотела кивнуть — только рука с моего лба исчезла, и я услышала, как завелась машина. Я пыталась следить за мелькающими домиками и деревьями, но картинка была слишком расплывчатой, от неё болели глаза, и веки упрямо закрывались.
— Я закажу для тебя пенициллин и обезболивающее, и заодно куплю колы.
Не знаю, сказала ли это Аманда, или мне послышалось, но когда я повернула голову, водительское сиденье было пустым, и в окне её фигуры я тоже не обнаружила. Впрочем, мне было безразлично. Тело настолько отяжелело, что я не могла даже оторвать руку от коленки. Я попыталась пошевелить пальцами, один за другим приподнимая их с джинсов. Никогда не думала, что это может быть так тяжело…
— Пятнадцать минут надо подождать, — снова послышался голос Аманды, но открыть глаз я не смогла. — Ты что, спишь? На, выпей колы. Врач сказал, что это поможет отойти от наркоза. Надо сахара вбухнуть в кровь.
Я даже не поняла, как взяла в руки жестянку, я не чувствовала её тяжести. Наверное, банка осталась в руках Аманды, потому что я чувствовала её руку на своём плече. От беспомощности на глазах наворачивались
слёзы. Моё сознание жило отдельно от тела. Рта я тоже не чувствовала, и было ощущение, что сладкая шипучка попадает в горло откуда-то извне. Я скосила глаза и заметила в другой руке Аманды банку с колой, и она с нескрываемым наслаждением осушает её. Какого чёрта! Мы эту дрянь ещё год назад бросили пить, а теперь, когда в животе малыш… Я попыталась оторвать распухшие губы от жестянки, чтобы высказать своё «фи», но банка приросла к губам, а горло утратило способность выдавать звуки и могло лишь сглатывать пузырьки.— Ты зачем пьёшь эту гадость? — нескоро сумела озвучить я свои мысли.
— Хочется, — виновато улыбнулась Аманда. — Меня аж затрясло в магазине, как с пончиками. Вообще, в одной статье было написано, что если очень хочется газировки, можно выпить и запить потом её двумя стаканами простой воды. Только я попозже, чтобы вкус не перебивать…
— Вкус? Да у меня от сахара зубы сводит.
— У тебя их от наркоза сводит, — попыталась улыбнуться Аманда. — Но после четвёртой банки должно отпустить…
— После которой? Я это больше пить не стану!
— С врачом не спорят. Ты ещё из того мира окончательно не вернулась, а уже возмущаешься. Поверь, мне давно не хотелось всей этой гадости, а сейчас я даже ощущаю на губах вкус картошки-фри. Если бы ты была в состоянии хоть что-нибудь съесть, я бы затащила тебя в Макдональдс, не могу больше терпеть!
— А ты борись с желанием ради высокой цели, — из-за онемения губ я говорила медленно и вымучено-чётко, что придавало речи лекторский тон.
— Я вообще считаю, что с желанием бороться вредно, оно только сильнее от этого становится. Так что уж лучше я воды потом литр выпью, а сейчас мне чертовски хорошо.
Она блаженно откинулась на подголовник и самозабвенно облизала губы. Я попыталась сделать тоже самое, но вместо этого ткнулась языком в залепленные бинтами дырки, в которых ещё пару часов назад росли мои многострадальные зубы мудрости. Наверное, они не зря так названы. Сейчас, без них, я ощущала в голове абсолютную пустоту. Как и в желудке, где с вечера из-за предстоящего наркоза ничего не было. Голова моя непроизвольно повернулась к окну, и я стала бессознательно следить за машиной, подъезжавшими к аптеке, за выходящими из них людьми и обрывками фраз, доносившихся через опущенное стекло. Однако всё это проходило сквозь меня, даже на минуту не задерживаясь в сознании.
— Я пошла за лекарством.
Аманда потянулась к ручке водительской дверцы, а я к пассажирской со словами:
— Я с тобой. Не могу больше сидеть тут, как бревно.
Только я не рассчитала силы и едва успела привалиться к машине, чтобы не упасть. Аманда тут же подскочила ко мне, хотя этот глагол плохо описывает её действие — она двигалась очень медленно, будто плыла, или это моё сознание продолжало раскачиваться на волнах наркоза. Наверное, так ощущают себя в стельку пьяные, хотя я с сербом ни разу не напивалась до подобного состояния.
— Садись-ка обратно в машину, ладно? — Аманда убрала с моего плеча руку, а я даже не заметила, что она обнимала меня. — Я не сумею тебя поймать.
— Ладно, — я покорно вернулась в машину, но оставила дверцу открытой. — Купи заодно коробку растворимого пюре, чтобы тебе с картошкой не возиться.
Я смотрела на асфальт, силясь понять, это обман зрения или действительно парковочные места разлинованы неровно.
— Ты думаешь, с семи утра у меня не было времени бульон с пюре сварить? Ты считаешь меня не способной позаботиться о тебе даже один день, когда ты носишься со мной уже пятый месяц?!