Одна отвергнутая ночь
Шрифт:
Он не отвечает, вместо этого оставляет меня сидеть на столешнице, а сам отворачивается к раковине. Мне любопытно, но не настолько, чтобы заставить себя смотреть, что он делает, намного приятней наблюдать за потрясающим видом его задницы, мышцы которой сокращаются с каждым его шагом. С довольной улыбкой я задумчиво наклоняю голову, а потом он разворачивается, и вот я уже лишена этого зрелища.
— Земля вызывает Оливию, — от его ласкового голоса я глазами медленно скольжу вверх по его торсу, в конце концов, встретившись с полным понимания намёком на улыбку. Он кивком головы показывает, куда мне следует посмотреть, и я вижу, как он нажимает кнопку на хромированном, ультрасовременном кране. Из
Я, опустив руки на колени, закатываю глаза.
— Так аккуратно, — насмешливо бормочу я. — Готова поспорить, ты был безумно рад, когда эту штуку изобрели.
В попытке сдержать улыбку он поджимает губы.
— Это чертовски хорошая идея, согласна?
— Да, для помешанных на чистоте, таких же, как ты, тех, кто ненавидит беспорядок, идея идеальна.
— Дерзить не обязательно. — Он выключает воду и тут достает из-под раковины тряпку, вытирая капли воды, появившиеся в результате демонстрации. От моего внимания не ускользает, что он решил не замечать моего намеренного упоминания об обсессивно-компульсивном расстройстве, я не утруждаю себя заметить, что причины для дерзости есть, вместо этого я просто продолжаю его подстрекать.
— Я тобой горжусь, — говорю ему, как ни в чём не бывало, с интересом осматривая пространство кухни и понимая, что он будет смотреть на меня с любопытством.
—В самом деле?
— Да. Ты усадил меня на свою столешницу, придав ей немного неряшливый вид, и подверг себя риску. — Обращаю свой взгляд обратно на обнажённый, пытливый силуэт Миллера.
— Я довольно хорош в оценке и снижении рисков, — он делает несколько шагов ко мне, взгляд становится голодным. — Но мне хотелось бы знать, в чём заключается риск моего поступка.
— Справедливо, — согласно киваю, заставляя себя не опускать глаза ниже уровня его шеи. По его затуманенному взгляду, понимаю, что он возбуждён. Если увижу доказательство, то сдамся, а мне слишком нравится над ним подтрунивать. — Я расскажу тебе про риск.
— Будь добра, — шепчет он низким, глубоким и соблазнительным голосом. Мои соски твердеют.
Я медленно снимаю футболку и ставлю босые ноги на стойку, опускаюсь на спину, так что оказываюсь распростёртой по всей длине мраморной поверхности. Сложно сохранять спокойствие с обнажённым Миллером в непосредственной близости, и ещё сложнее, когда кожу холодит мрамор. Сдерживаю шокированный вдох и поворачиваюсь к нему лицом.
Он улыбается, и это выбывает из моих легких сдерживаемый до этого воздух, так что я разделяю его радость.
— Мне это риском не кажется. — Его взгляд медленно скользит по всей длине моего тела сверху вниз и обратно. Похоть в его глазах словно кувалдой пробивает меня между ног. Извиваюсь под его очевидной решимостью, что источает каждая клеточка его тела. — Скорее возможностью.
Закусив нижнюю губу, слежу за его шагами ко мне, пока он не нависает надо мной.
— Согни колени, — командует он ласково, и я сильнее кусаю губу. — Сейчас же, Оливия. — Это авторитарный тон — всё, что требуется. Во мне больше нет ни скромности, ни сопротивления, ни сдержанности. Согнув колени, я пятками упираюсь в края столешницы, меня накрывает чувство предвкушения его прикосновений. Меня всю пробивает дрожь. Он пальцами подцепляет резинку моих трусиков и не спеша тянет их вниз по бёдрам, побуждая меня приподнять ноги. Маленький кусочек хлопковой ткани аккуратно сложен и отложен в сторону, прежде чем его ладони ложатся на внутреннюю сторону моих бёдер и раздвигают мои ноги. Я жадно глотаю воздух и в ожидании его следующего действия закрываю глаза. — Пальцы или язык?
— Мне всё равно, — я задыхаюсь. Приму всё. — Просто прикоснись ко мне.
— Ты как будто в
отчаянии.— Так и есть, — признаюсь, не чувствуя ни капли стыда. Он доводит меня до грани желания и отчаяния, а потом дразнит и мучает меня своими первоклассными «преклоняюсь» штучками. Это одновременно мучительно и восхитительно.
— Пальцы, — решает он и подушечкой большого пальца проводит вдоль моей разгорячённой плоти. Яростно выгибаю спину и кричу. — Так я смогу поцеловать тебя, если решу.
Открываю глаза и вижу его, одной рукой упирающегося в поверхность надо мной, его лицо совсем близко, а лоб щекочет непослушная прядь его волос. Я молчу и изнываю в мучительном ожидании нового прикосновения, пока он сканирует моё лицо. А потом это происходит, и я, не подумав, в поисках его губ приподнимаю голову. Только один его палец наполовину во мне, и мои жадные мышцы, сокращаясь, изо всех сил стараются держаться за него, но он убирает его и разрывает наш поцелуй. Я в отчаянии хнычу, опуская голову обратно на столешницу, задыхаясь и дрожа.
— Не ты здесь решаешь, сладкая, — предупреждает он игриво, испытывая моё терпение.
— Ты всегда говоришь, что сделаешь всё, что я захочу, — использую против него его же обещание, хотя и прекрасно осознаю, что оно не относилось к сексу.
— Согласен. — Он приближает ко мне свои губы максимально близко, но не касаясь. — Только ты не сказала, чего хочешь.
— Тебя. — Не колеблюсь.
— Я уже твой. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал. — Он, как всегда, решителен в своих заявлениях, отчего у меня на щеках вспыхивает румянец, а я обдумываю сказанное. Он хочет инструкций? — Давай же, Ливи. Воспринимай это как план поддержания оценки и уменьшения риска. — Есть в его голосе тень насмешки, что только увеличивает мой румянец и распаляет мою дерзкую сторону. Так что, с долгим, придающим уверенности вдохом, я хватаюсь за эту дерзкую себя и держу её обеими руками, стараясь, чтобы она из меня не вырвалась.
— Войди в меня.
— Как? — спрашивает он хладнокровно.
— Пальцами, — выдыхаю, тут же понимая, что он хочет не просто инструкций. Он жаждет точных, пошаговых команд.
— Оу, ясно. — Он хорошо скрывает своё веселье, смотря вниз на свою руку, остановившуюся между моими бедрами. — Не должен ли я сначала проверить твоё, — он замолкает и секунду раздумывает, — состояние?
Чёрт бы его побрал! Внутри растёт раздражение, я сама готова сделать всю работу, если он не готов.
— Миллер, пожалуйста. — Я окунаюсь в темноту, в отчаянии закрыв глаза. Меня разрывает чувство потребности, тяжесть внизу живота увеличивается, начиная дико пульсировать.
— Сфокусируйся, Ливи. — Как только я пытаюсь сжать ноги, уменьшив пульсацию, он снова их раздвигает.
— Благодаря тебе это слишком сложно! — Стону, тщетно извиваясь. На плечи ложатся две большие ладони, удерживая меня, и я, открыв глаза, лицом к лицу встречаюсь с победным блеском в глубокой, довольной синеве его глаз. Я инстинктивно поднимаю руку и хватаю его за волосы, недовольно сжимая их.
Эффект нулевой. Он убирает от своих волос мои пальцы и опускает их на мой живот, с серьезным выражением лица предупреждающе стиснув руку.
— Люблю твою дерзость, — шепчет он, дразня меня своими губами, флиртуя, и, хотя знаю, что поцелуй, от которого замирает сердце, я не получу, моё тело реагирует и приподнимается в тщетной попытке поймать его губы.
— Хочешь почувствовать мой вкус? — шепчет он, позволив лишь легкое соприкосновение наших губ, но лишив меня полного контакта. — Хочешь поглощать меня и теряться во мне целую вечность?
— Да! — моё недовольство растёт по мере того, как он продолжает отказывать мне в контакте, которого я прошу.