Офелия

– Разве что ещё хуже, - убитым тоном отозвался Питер и вышел из машины на тротуар.

Хотелось пнуть отцовский роскошный автомобиль – от души, изо всех сил, чтобы что-нибудь обязательно грохнуло и отвалилось. Но, во-первых, Леонард Палмер проектировал машины на совесть, а во-вторых, «Силвер Клауд» не был виноват в злоключениях Питера. Мальчишка вздохнул, отошёл на шаг и нахохлился под холодным дождём. Мелькнула мысль прямо сейчас броситься бежать, затеряться на улицах, а потом прийти в полицию и сказать, что потерялся. Назвать адрес, и его отвезут домой. К Офелии, Йонасу, Кевину и семье. И собакам, конечно. И Лу.

«Ага, давай, жиробас, добеги без одышки хотя бы до угла!» - подумал Питер и поплёлся к открытой двери подъезда. Тем более, что на крыльце уже стоял отец и строго поглядывал в сторону сына.

– Побыстрее, - прокомментировал мистер Палмер. – Мне на работу надо. Пошевеливайся.

Подниматься по ступенькам на верхний этаж было непривычно. Когда в твоём родном доме – два этажа и чердак, а в Дувре нет домов выше пяти этажей (и в тех ты даже не был), путешествие на пятый этаж тёткиного дома занимает вечность. А вот и мистер и миссис Литтл – вышли встречать племянника на лестничную площадку. Рыжий, как морковка, неизменно-худой дядя Фред в тёмно-синем деловом костюме, приятно-пухленькая невысокая тётя Тереза – в светлом ситцевом платье, волосы уложены в высокую причёску. «Ну, сейчас начнётся», - обречённо подумал Питер.

– Зайчик, как ты вырос! – всплеснула руками Тереза, и Питер с трудом удержался, чтобы не закатить глаза.

– Привет, племянник, - дядя Фред протянул мальчишке руку, энергично пожал. – Заходи, дорогой гость. Леон, позавтракаешь с нами?

– Спасибо, Фред, но я тороплюсь. Подвезти тебя до работы?

– О, буду очень благодарен! Один миг: я возьму зонт, шляпу и портфель!

Дядя Фред проскочил в коридор, что-то там громыхнуло, и вот он уже выскочил обратно. Поцеловал жену в щёку, подмигнул Питеру:

– До вечера, Пит! Дорогая, не утомляй парня заботой! – и они с Леонардом Палмером поспешили вниз по лестнице.

Вслед за тётушкой Питер прошёл в квартиру, разулся на коврике у двери и огляделся.

К маминой младшей сестре они приезжали редко: два раза в год, на дни рождения, иногда заглядывали на Рождество. Время шло, а в их квартире ничего не менялось. Всегда сладко пахло выпечкой, обои медленно выцветали, но всякий раз неизменно встречали Питера, мебель всегда стояла на привычных местах. Даже кот Пуфф взирал со спинки дивана с одним и тем же ленивым презрением.

– Привет, кот, - поздоровался Питер и почесал чёрно-белому пушистому верзиле подбородок.

– Пирожок, как поживает мама? Как Агата и Ларри? – спросила Тереза из соседней комнаты.

Питер проследовал туда – в маленькую светлую комнатушку, одну из стен которой почти полностью занимало окно с широким подоконником. Краем уха Питер слышал из бесед взрослых, что комната предназначалась под детскую, но у Терезы и Фреда детей так и не получилось. И теперь здесь размещались редкие гости.

– Мама в порядке, спасибо, - вежливо ответил мальчишка, глядя, как округлые руки тётушки ловко взбивают подушки на старомодной высокой кровати. – Агата почти взрослая, вся в прыщах. Ларри завёл девушку и угрожает на ней жениться.

– А собачки? Их по-прежнему трое?

– Да, тётя. И они всё такие же неугомонные.

Вид из окна был скучный, как и весь Рэдклиф. Обычно людям нравится смотреть на оживлённые улицы больших городов, в которые они приезжают, но тихая Преветт-стрит глаз совсем не радовала. Дождь, лужи, невысокие жилые дома из красного и серого кирпича, похожие друг на друга, тротуары, мокрые голуби на ограде у дома напротив. На первых этажах гаражи и редкие магазины. И ни одного дерева под окнами. На редкость тоскливо.

– Скучновато выглядит, да? – Тереза смущённо приподняла плечи.
– Это новый район, он отстраивался после войны.

– Да, я помню.

– В центре повеселее. Сходим на днях, покажу тебе много интересного.

Питер сел в жёсткое кресло у окна, принялся распаковывать свои сумки. Выложил на стол книгу, жестяную банку с карандашами и папку с рисунками и чистыми листами. Шорты и две футболки, поколебавшись, положил на подоконник.

– Зайчик, ты можешь занять вот этот шкаф. Он абсолютно пустой.

– Спасибо, тётя Тереза.

Мальчишка снял промокшую под дождём рубаху, повесил её на «плечики», переоделся в сухую футболку с эмблемой «Манчестер Юнайтед». Тереза покосилась на него, улыбнулась.

– Ты всё ещё любишь футбол?

– Да. Мы с Йонасом коллекционируем карточки от сигарет.

– А за кого болеешь?

– За наших.

– А твой друг?

– Йон за Германию и Бразилию.

В комнату вошёл Пуфф. Зевнул, с ленивой грацией запрыгнул на кровать и принялся топтаться, с урчанием обминая подушки.

– Давай позавтракаем? – предложила Тереза. – А ты мне расскажешь про своего друга.

Питер покачал головой. Говорить не хотелось совсем. Как и именоваться Зайчиком, Пирожком и прочими кличками, которые женщины находят умильными. Тереза присела рядом с ним на корточки, прикрыв подолом колени, и тихо спросила:

– Ты хочешь побыть один?

– Я хочу домой, - признался Питер едва слышно. – Но дома меня не хотят.

– Давай тогда ты приляжешь, доспишь то, что не успел, а потом мы поговорим?

– Спасибо, тётя Тереза.

Она вышла, бесшумно прикрыв дверь. Питер бросился ничком на кровать, спугнув кота, стиснул в кулаках уголки подушки… и через пару минут уснул.

Приснился поезд – гремящий железными суставами, быстрый, несущийся сквозь тьму в сияющем ореоле. Мелькали лица, пахло сигаретами и едой, как в кафе. Твердь под ногами гудела и вздрагивала, наполняя сердце зыбким предчувствием тревоги. Питер то прикрывал глаза от ярких, дразнящих огней, то тщетно вглядывался в темноту, пытаясь понять, находится он внутри поезда или смотрит на него со стороны. А потом он вдруг оказался у окна, заглянул в него, увидел по ту сторону неоновое розовое свечение, успел разглядеть силуэт сидящей на софе девушки в белом платье, и вдруг понял, что заглядывает в иллюминатор «нижней гостиной». А сам находится в воде, и вокруг больше ничего, кроме тёмной холодной воды и пульсации в ушах нарастающего гула. И от обступающей тьмы и грохота, так похожего на барабанный, Питер начал метаться, биться в стекло. И перед самым пробуждением увидел по ту сторону окна Йонаса, который что-то кричал, да было ничего не слышно…

Проснулся разбитым, с пересохшим горлом и поплёлся на кухню. Тереза сидела напротив радиоприёмника с напряжённо слушала новости. Питер тоже прислушался: диктор говорил о войне, зачитывал сводки с территории «пятна междумирья». Миссис Литтл хмурилась, комкала в округлых ладонях фартук. На плите в кастрюле что-то булькало, распространяя приятный запах мяса и овощей. «Рагу, - подумал Питер. – Тётя всякий раз готовит рагу. И оно у неё всегда вкусное».

– Проснулся? – улыбнулась Тереза Литтл. – Поешь что-нибудь?