Оглянись на пороге

— А что такое?

Он возмущенно всплеснул руками, потом даже поднял их вверх, потрясая в воздухе, словно говоря: «За что мне все это?» Женщина наблюдала за этой пантомимой с искренним удовольствием.

— Что вчера было-то? — спросил Влад.

— Когда?

— Тогда. Когда вы с Димочкой свинтили из кабака и оставили меня на этого имбецила Леху. Кстати, ты мне должна полтора косаря за вчерашний кутеж. Мальчики оказались не промах: кушали, пили, ни в чем себе не отказывали, а платить пришлось бедному старому Владу… Так что вчера было-то?

Она взяла сумочку, вытащила кошелек и, отсчитав полторы тысячи, протянула Владу:

— На. Не ной только.

— Благодарствую, барыня. А все-таки? С чего это мы сегодня такие нарядные?

— Ни с чего, — твердо сказала Ирина и покраснела. Влад фыркнул.

— Так и ничего?

— Ничего. Он проводил меня до дома, мы попрощались у подъезда. На этом все. Я пошла к себе, разделась и легла спать. Одна.

— Угу… — фыркнул парень и, судя по его блуждающему взгляду, нисколько не поверил. — И это потому ты с утра так вырядилась?

— Иди на фиг. Я что — вырядиться не могу? — рассердилась она.

— Можешь. Но тебе лень. Тут не для кого стараться, из мужиков — один я, сиротинка, а я на твою красу распрекрасную не поведусь. А тут пришла: фу-ты ну-ты, жар-птица, Хозяйка Медной горы, Марыля Родович…

— Господи, — фыркнула Ирина, — Родович-то ты к чему приплел?

— Ну как же, она же голосила: «Эти ярмарки краски…», вся в барабанах. Вот и ты пришла счастливая, румяная, глаз горит, хотя, по идее, должна умирать так же, как я. Ан нет! У меня бодун, а ты свежа, как персидская фиалка. Наверняка ведь заманила мальчика в свою постель и лишила невинности, куртизанка! Признавайся!

— Ничего подобного, — запротестовала она. — Никого я невинности не лишала… Хотя мальчик и был не прочь.

— Тьфу, дура, — возмутился Влад. — Чего б ты понимала? Да кабы на меня такая красота посмотрела, я б из трусов выпрыгнул, а она все целку из себя строит… Целовались хоть?

Ирина пожала плечами.

— Ну…

— Боже, какое падение! — рассмеялся Влад. — Мать, если ты после поцелуя вот так выглядишь, что с тобой будет после легкого, ненавязчивого траха? Ты ж, как бомба ядерная, все вокруг сметешь. Нет, с мужем тебе явно не повезло. Сколько тебя знаю, ты никогда такой не ходила… Неужто влюбилась?

— Не говори ерунды.

— Почему ерунда? Дима вон какой красавчик. Девки вокруг табунами вьются. От фанаток отбоя нет — выбирай любую.

— Кстати, ты его откуда знаешь? — спросила Ирина. Влад выпучил глаза и даже ресницами похлопал, изображая обиду.

— Здрасьте, приехали… Мы вообще-то, люди богемные, друг друга знаем. Это вы, небожители, с нами не общаетесь. А Димка с егохней группой часто выступает по кабакам, причем даже шансон поет для заработка и попсу всякую. Знаешь, как смешно за ними наблюдать, прилизанными и культурными? А потом на концерте полный трэш!

— И отвал башки, — улыбнулась Ирина. На душе было тепло.

Они посидели еще пару минут, допивая остывший чай и лениво перебрехиваясь привычными остротами, а потом в дверях появились новые ученики, и Ирина с сожалением поставила немытую кружку на подоконник.

Работать не хотелось, хоть тресни!

Она с легким удивлением осознала, что вдруг вырвалась из рутины, привычной, пусть и окрашенной легким флером искусственного внимания к себе, работе и жизни, внешне романтичной, но по сути — пустой и безжизненной, механической, как те флик-фляки и гранд-плие, неуклюже отрабатываемые ученицами. И сейчас, вылупившись из кокона, Ирина осознала, что, оказывается, жить можно и нужно по-другому, пускаясь в легкие сумасбродства.

Во время второго перерыва она пила чай одна. Влад провел занятия и ушел домой. Ирина снова открыла окна, выветривая из пропахшей потом залы неприятные запахи, утопила в кипятке чайный пакетик и, усевшись на подоконник, уставилась на улицу. Магнитола мурлыкала сентиментальное хриплым, интимным голосом Пинк.

В коридоре послышались голоса. Она залпом допила чай, слезла с подоконника и шагнула к дверям, чтобы поприветствовать учеников.

— Ой, какая вы сегодня красивая! — восхитились девочки. — А у вас день рождения, да?

— Нет, — улыбнулась преподавательница в ответ. — Просто захотелось.

— Вам очень идет, — наперебой загалдели они. — Ходите так чаще…

Женщина кивала, приветствовала входящих, чувствуя, как бурлит кислород в крови. Оказывается, быть просто привлекательной — само по себе удовольствие, а она об этом почти забыла, облачаясь в практичное и немаркое.

На лестнице затопали, тяжело, не по-балетному, и она насторожилась, уставившись на дверь, а потом почувствовала, как подпрыгнуло сердце вверх.

— Здрасьте, — сказал Дима. — А я вот… к вам.

Ирина изо всех сил старалась держать себя в руках, но губы кривились в незапланированной улыбке.

— На занятия? — спросила она. Дима опустил голову.

— Ну… если без этого никак, могу и на занятия. Только у меня нету этих… колготок и тапок.

— Трико и пуантов, — поправила она. Парень пожал плечами и лихо улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.

— А если без танцев? Как насчет погулять?

— Мне в больницу надо, к маме, — беспомощно произнесла она.

— Сходим, — согласился Дима. — Мне все равно куда идти. Я как Пятачок — до пятницы совершенно свободен.

— Ну хорошо. Мы через полтора часа закончим.

— Я подожду.

— Жди. Только не здесь, девочки будут стесняться.

Он закивал, пошел к выходу, и длинный хвост черных волос болтался по спине в такт, туда-сюда. Ирина проводила хвост взглядом, а потом повернулась к девочкам, вяло разминавшимся у станка.

— Ну, что, дорогие мои, — сказала она веселым голосом. — Начнем?

Статья не писалась, хоть убей.

Вера долбила по клавишам компьютера, сердилась, стирала написанное, поминутно сверялась с пресс-релизом, выходила курить на кухню, пуская дым в открытое окно, пила кофе и снова садилась за работу. Статья на довольно обыденную тему — очередное повышение цен на коммунальные платежи — упорно сопротивлялась. Испытанные методы: легкая музыка, чтение, пасьянс — не помогали. Она никак не могла поймать настроение, отчего материал получался убогим и куцым, словно заячий хвост. Да и что может быть интересного в этой теме для матерого журналиста, коим Вера себя небезосновательно считала? Тема избитая, из года в год повторяющаяся.