Оглянись в темноте

Дверь в мастерскую распахнута настежь, всюду валялась перевернутая мебель и инструменты. Даже верстак зачем-то опрокинули на пол.

Мастерская находилась с краю двухэтажного каменного дома, как пристройка, и представляла собой однокомнатное помещение с небольшой верандой выходящей дверью на улицу. Двери сделаны сквозными, так, чтобы можно было войти с улицы и со двора. Как только смог добраться до нашей с мастером коморки, я с облегчением уселся на ступеньки веранды, собираясь с мыслями и силами. Сил осталось очень мало, хотелось отлежаться, но я стойко решил, что прежде приведу себя в порядок, переоденусь, умоюсь и только потом позволю себе отдых. Если вернется мастер, он бездельничать мне не позволит, не посмотрит на то, что война. Заказов он набрал на неделю вперед, взяв с заказчика предоплату. Хотя, судя по удручающему состоянию мастерской, не удивлюсь, что все более-менее ценное отсюда давно вынесли.

Как мог, разжег печь лучинами и подкинул несколько крупных поленьев. Через силу натаскал воды в большой бак из колодца во дворе. Согрел воду, замочил для стирки грязную одежду, присыпав серым пеплом из печи. Сначала сидя на полу, потому, что очень кружилась голова, помылся сам теплой водой из тазика, выливая воду из ковша прямо на себя. Грязная вода растекалась по полу и просачивалась в щели. После этого, прошелся бы тряпкой по половицам, но сейчас просто нет сил. Переоделся в чистую одежду, тоже сидя. Застирал как мог грязные вещи, отжал и повесил сушиться над печью. Еще раз набрал чистой, кипяченой воды, добавил в нее немного уксуса, и стал обрабатывать рану на виске. Для того, чтобы внимательно осмотреть полученный шрам, использовал осколок настоящего зеркала. Если подносить его очень близко к лицу, то резкость немного улучшалась, и я мог рассмотреть себя: внешность, черты лица. Я и так их видел, и мог хорошо запомнить, но сейчас в зеркальном отражении мои глаза выглядели очень пугающими. Просто сплошные бельма. Не знаю, что могло так повлиять на них. Последствия удара, травма, или отравление чем-нибудь. На первый взгляд со стороны выгляжу абсолютно слепым. Благо, хоть способен различать некоторые предметы и силуэты, отличаю свет от тени, а при удачном освещении, так и лицо человека. Но это надо оставить при себе. Для всех остальных — я ослеп. Так будет лучше.

Вот и пригодятся навыки, что получил на курсах актерского мастерства, которые начал посещать еще в прошлой жизни, сначала по рекомендации приятельницы, а затем сам, увлекшись процессом. Даже в нескольких любительских спектаклях сыграл, где показал неплохой результат. В действительности, я шел на эти курсы для того, чтобы немного раскрепоститься в общении с людьми, особенно с противоположным полом. Долго не мог решится, но все же переборол свою неуверенность и стал посещать занятия, как потом оказалось, это и для работы было полезно. Так что теперь смогу применить все, что смог оттуда извлечь и фактически имея пусть и не самое острое зрение, сыграть роль абсолютно слепого. Попыток у меня много, а времени для репетиций и отработки образа и того больше.

Приготовить себе еду сил уже не было, да и нет уверенности, что в доме что-то съестное осталось. Только залитые воском головки чеснока висящие над полкой с посудой в короткой связке. В глазах темнело и хотелось лечь. Кровать мастера я занимать не стал, улегся на свою лавку в прихожей, предварительно, закрыв дверь на засов.

В любом случае, мне придется уходить от мастера. Не знаю пока куда, но время чтобы что-то придумать, у меня пока есть. Эта мастерская не его собственность: арендована у городского цеха ремесленников. А это выплаты, как здесь принято — раз в декаду. У меня денег нет вовсе. За работу мастер мне не платил, только кормил. А если было нужно что-то купить, он, отправляя меня, выдавал деньги на покупку, а потом строго спрашивал сдачу. С таким увечьем он меня не оставит. Наощупь много не наработаешь. Рисковать и без того скудным заработком он не станет и нахлебника терпеть не будет. Уходить из города смысла нет; столица, хоть и поверженная захватчиком, единственное место, где можно найти себе посильную работу и пропитание. Но вот что я могу делать, будучи практически слепым? Петь жалостливые песни, прося подаяние? Рискованно. Участь попрошайки незавидна — они долго не живут. Тем более такая деятельность запрещена. Я немного умею играть на пан-флейте. С десяток мелодий смогу выдать, но вот самой флейты нет и, возможно, что в этом мире ее не знают. Эту проблему нельзя откладывать, потому что есть хочется уже сейчас. Но сначала — поспать… хоть немного.

Находясь в полудреме, стал прокручивать в голове все, что произошло со мной за это утро. Голые факты и то, что мне оставил в наследство мальчишка по имени Ард. Я оказался в другом мире, странном и необычном. Хотя люди здесь такие же, как и в моем мире; во всяком случае, внешность местного населения, ничем не отличается от внешности моих бывших земляков. Эпоха, в которой я оказался — непростая. Сам я мало успел увидеть, но прокручивая в голове образы из памяти мальчишки, точнее сказать, теперь уже из моей памяти, с уверенностью могу сказать, что это, уже далеко, не средневековье. Несмотря на то, что город огороженный крепостной стеной осаждали войска неприятеля, используя при этом стенобитные орудия и камнеметы. В действительности и одежда и уровень жизни, и технические решения некоторых городских систем, той же канализации и дренажных каналов, говорили о том, что сравнить здешнюю эпоху можно примерно с шестнадцатым, началом семнадцатого века мировой истории на планете Земля. И это государство, что пало под натиском врага, и соседние, все имеют у власти монархов, императора или королей. Судя по тому, какое оружие использовали на городской стене, порох тут не известен и огнестрельного оружия не существует. Зато в памяти мальчишки есть истории о том, что в этом мире существует магия. Но и она, насколько я смог понять, в бою не применяется. Во всяком случае, судя по воспоминаниям парня, в рядах ополчения разговор о магии как о реальной боевой угрозе, речь не шла. Еще очень многое предстоит узнать и понять. Хочу я того или нет, но теперь этот инопланетный мир мой, и мне в нем жить.

Проснулся из-за голодных спазмов в животе. Лежу тихо, головой думаю, но вот ничего путного в мою, чуть ли не пробитую насквозь, «тыковку» пока не приходит. Узнать бы, что творится в городе. Да как? Даже если выйду, ничего толком не увижу, а вот неприятностей, на одно место пониже спины, точно найду.

С трудом поднявшись с лавки, выглянул через окно на улицу. Тени от зданий были короткими и яркое солнце светило с безоблачного неба; был примерно полдень, может чуть позже. Пошарив по всем коробам да сундукам, которые, заодно, пытался расставить по местам, ничего толком не нашел. В одном из горшков с крышкой было примерно полстакана какой-то крупы, но она отвратительно пахла плесенью и мышиным пометом, так что достанется птицам на заднем дворе.

Порывшись в мастерской, вспомнил, где лежала заначка мастера. Он держал там несколько монет на черный день. Но укромное место было пустым. На получение заказов рассчитывать не приходится, все заказы мастер принимал сам, а где он сейчас шляется, непонятно. Пока я был на стене в рядах ополчения, здесь, похоже, не один раз побывали. Основную часть мебели и инструмент раскидали по полу. Что-то я уже поставил на место, и сейчас, нащупывая на полу инструмент, раскладывал его на верстаке и в ящиках, размышляя над тем, где бы добыть еды или денег. Может действительно сходить к храму Светлых богов. Это конечно очень далеко, самый центр, с моим нынешним темпом часа полтора-два ходу только в один конец. Может и новости там узнаю какие. Пока обошелся только кипяченой водой в попытке заглушить болезненные ощущения в животе.

Через какое-то время (черт его знает какое), пока я как мог занимался домашними делами, на улице раздался довольно громкий топот и надвигающийся шум. Захлопали двери и ставни соседних мастерских, послышались встревоженные голоса. Судя по ритмичному шагу, в наш переулок входил маршем строй солдат. Я отчетливо услышал короткие приказы, судя по отрывистой армейской манере, но которые не смог толком разобрать. Буквально через несколько секунд раздался громкий стук в соседнюю дверь.

Спустя еще некоторое время постучали и ко мне. Ощупывая стену, я подошел к двери, и откинул засов. В узкую прихожую ввалились четверо солдат, один из которых очень грубо меня оттолкнул от чего я свалился на пол веранды и выронил посох.

— Так! — услышал я хриплый бас вошедшего. — Тут всего одно место. Сухо, не воняет и печь есть. Мастер-сержант! Тут как раз одно место для вас!

— Ну-ка, дай гляну, что там? — еще один солдат громыхая доспехами вошел в прихожую. — Бывшая мастерская. Хорошо, мне нравится. Выметайтесь все отсюда. Размещайтесь в других домах по всей этой улице.

Нащупав на полу посох, я встал, опираясь на стенку и найдя скамейку тут же на нее сел, забившись в угол. Выметаться из своего единственного места жительства я не хотел. Если вышвырнут силой, пойду в дровяной сарай, а пока буду тихо вести себя, глядишь и не выставят.

Суета в комнате прекратилась, лишние люди действительно вернулись на улицу, а оставшийся тут же стал хозяйничать, гремя какими-то железяками. Громкие голоса вояк, встающих на постой к горожанам, сместились дальше по переулку.

— Эй, малой, иди сюда.

Соскочив со скамьи, я опять, шаря по стенке пошел в комнату.

— Давай-ка парень натаскай воды в бак, да растопи печь, надо постираться и почиститься.

Все это время сержант стоял ко мне спиной и натужно стягивая с себя кожаные доспехи с металлическими вставками. Запашок от солдата исходил отвратный, действительно стоило бы помыться.

— Как там тебя, да поторопись…

Схватив ведро в одну руку, я стал ощупывать верстак мастера, чтобы бочком пройти мимо этого крупного мужика, который снимая с себя одежду буквально перегородил крохотную комнату.

— Да что ты телишься как сонная муха, давай живей!

Вместе с возгласом сержанта, мне по затылку прилетела крепкая затрещина. От неожиданности я полетел вперед, опять выронив посох и ведро. Растянувшись на полу, я тут же, несмотря на сильную боль в затылке, стал шарить руками по полу ища пропажу.