Оглянись в темноте

Еще через час я понял, что сержант все никак не мог угомониться, а на улице уже смеркалось. Я подумал, что так может продолжаться еще долго, а сидеть и неизвестно чего ждать затея глупая. Подумал было, что надо бы вернуться на рынок, там я приметил несколько мест где можно переночевать, но, на мое счастье, сержант решил, что ему и его спутнице пора прогуляться. Чем я и воспользовался.

До самого утра сержант так и не вернулся. Тем лучше. Как только начало светать, я принялся собирать свои скромные пожитки. Войлочную куртку, примерно метровый отрез грубой льняной ткани, огниво, запасную рубаху, деревянное корыто и табурет, на котором любил сидеть мастер, растапливая печь. Отсыпал себе в кожаный мешочек половину солонки, забрал весь перец и одну головку чеснока. Брошенную сержантом на столе еду трогать не стал, хоть и чувствовал, что голоден. Выйдя на улицу, залез под лестницу извлекая оттуда припасенный инструмент, уже привычно взял посох и направился в сторону западных ворот. Все, больше меня с этой коморкой ничто не связывает, все что останется, ремесленный цех пусть забирает себе.

Сегодня я уже лучше ориентировался, и помнил дорогу к рынку, отчего шел уверенней и намного быстрей чем вчера.

До рынка добрался примерно через двадцать минут. На площади со всех сторон огороженной не очень высокой каменной стеной уже толпились люди. Пока только торговцы. Солдаты у ворот еще не опустили мост через ров, так что места на рынке занимали только городские торговцы. А там, за стеной дожидаются своей очереди обозы, что прибыли из предместий и хуторов. Свободные крестьяне везли в город на продажу свой товар.

Осторожно двигаясь в суетливой толпе, я протиснулся к мясному ряду. Именно в промежутке, между мясным и рыбным рядом, было то самое место с проточной водой, которое я посчитал самым удобным.

Утро было прохладным, поэтому я надел войлочную куртку и накинул на голову капюшон. Солнце еще не поднялось над стенами, а я уже удобно устроился неподалеку от протоки. Зачерпнул в корыто воды и замочил точильные камни. Усевшись на низкую табуретку, положил посох на сгиб локтя перед собой, чтобы всегда был под рукой и вынул из сумки единственный нож, что у меня был. Вымокший точильный камень уложил на две дощечки и принялся осторожно шаркать плоскостью ножа, контролируя движения, а заодно и привыкая делать все наощупь. Так-то я видел, что делаю, на таком близком расстоянии можно было использовать зрение, но все равно все казалось очень расплывчатым и мутным.

Зато, из-под капюшона, можно было осторожно наблюдать за тем, что происходит в проходе между рядов. Мост через ров уже опустили и на рынок потянулись крестьянские одноосные повозки, большую часть которых земледельцы тащили сами. Так из пары десятков прибывших, только две повозки, были запряжены мулами. Все, чем торговал рынок было мне знакомо из памяти мальчишки. Овощи, травы, крупы, практически ничем не отличались от тех, что я видел в прошлой жизни. Пусть некоторые и выглядели несколько странновато, но понять, что это и для чего используется, помогали воспоминания прежнего Ардума.

Слева от меня расположился мясной ряд, справа начинался рыбный, прямо напротив, через проход между рядами, охотничий. Все торговцы пока только раскладывали товар, готовились к торговому дню. До меня им дела не было, только торговка рыбой пару раз проворчала что-то в мою сторону, но продолжила заниматься своими делами.

Складывалось впечатление, что никому до меня нет никакого дела. Это одновременно и плохо, и хорошо. Плохо, потому что я могу так просидеть целый день и ничего не заработать, а хорошо — пока не выгоняют и не выставляют каких-то требований. Сегодняшний день покажет, насколько правильным было мое решение. Запасного плана не было. Если не получится заработать хоть немного, то даже представить не могу, что буду делать.

На мне старые и довольно короткие штаны, не один раз заштопанная рубаха с кое как отстиранными пятнами крови, кожаные сандалии, дышащие на ладан, на правом так и вовсе скоро протрется дырка под большим пальцем. Войлочная накидка с капюшоном. Из одежды больше нет ничего. Сумка с инструментом и скромными пожитками, корыто и табуретка. Не густо, но я и этому рад.

— Ты чего это тут расселся? — услышал я визгливый голос торговки рыбой.

— Ножи точу, — спокойно ответил я, чуть приподнимая капюшон.

Увидев направленный на себя взгляд побелевших глаз, торговка чуть отшатнулась.

— Ремесленной улицы тебе мало. Сюда приперся…

— Чего ты вопишь с самого утра, — вмешался в разговор подошедший мясник. — Что за ор?

— Вот, приперся босяк какой-то, говорит, мол ножи точит.

Мясник уверенно приблизился и бесцеремонно содрал с меня капюшон. Я подумал, что сейчас получу затрещину и меня вышвырнут за ворота рынка, но мясник взял меня за подбородок и повернул мою голову к себе лицом.

— Подожди-ка, я же тебя знаю, ты же был на стене.

— Тихо ты! — вдруг прошипела на мясника торговка рыбой. — Сам-то ты где был, дурень.

Тут уже мясник перешел на шепот, обращаясь ко мне.

— Ты же ученик Ривера, жестянщика. Так это он тебя послал на рынок?

— Нет больше мастера, — пожаловался я мяснику, не вдаваясь в подробности. — Теперь сам пытаюсь хоть как-то на жизнь заработать.

— А сможешь? — тут же прошептал мясник и помахал рукой у меня перед глазами. — Эко тебе досталось, малец.

— Смогу, — киваю ему в ответ, — дело привычное.

— Тогда ладно. В городе сейчас бедлам, старые правила не действуют. Работай покуда. Я Войд, помнишь меня?

— Вы десятником на стене были, — ответил я после короткой паузы, осыпая благодарностями цепкую память прежнего Арда, геройски погибшего на стене.

— Вспомнил, молодец. Сиди, работай, я присмотрю. Если кто спросит, говори мол я дозволил. Понял меня?

— Понял.

— Эх, молодежь, цеховые в своих коморках совсем от рук отбились, — пробурчал мясник, — со мной то ладно, а если клиент пришел, ты уж будь любезен. Надо говорить господин, или госпожа, причем любому, особенно в твоем-то положении. Все, сиди работай.

Уф! Пронесло! Думал — выпрут взашей.

Первой подсуетилась торговка рыбой, принесла пару ножей и сразу же заплатила одной медной монетой. Держа в руках монету, я вспомнил как тут устроена денежная система. Любая волюта королевства называлась яр. Медная монета, она же разменная делилась на три категории, один яр, это круглая монета. Два яра, та же самая монета, только как будто разрубленная пополам, но в таком виде ее печатали. Три яра, всего четверть от целой. Не сложно понять, что два яра меньше одного, а три меньше двух. Из чего следует, что один медный яр состоит из четырех четвертушек или двух полушек. Лично я думаю, что такой способ определять номинал монеты по количеству углов был придуман нарочно, с учетом общей безграмотности населения. Так что получалось, полная медная монета, полушка и две четвертушки. Ровно то же самое касалось и серебряных монет. Сто медных яр равнялись одной четвертушки серебра. Четыреста полных медных соответственно один серебряный. А вот золотой яр не делился, был очень маленьким, примерно, как российские десять копеек, и стоил всего десять серебряных.

Так вот, торговка рыбой, заплатила мне одну медную монету за заточку двух ножей. Получается полушка за нож. Но ее ножи были небольшими, хоть и изрядно запущенными.

Получив плату, я тут же усердно принялся за работу. Во мне аж что-то забурлило, так я обрадовался, что моя задумка пока удается.

Примерно через час привел ножи торговки в порядок, отшлифовал, очистил, заточил, убрал некоторые мелкие дефекты. Очень хорошо получилось. Жаль только, что металл у этих ножей очень простенький, легко точится, но и так же легко тупится.