Огнем, мечом, крестом

— Все правильно — рыцарей не может быть много, сплошная мистификация, — пробормотал Лембит, и Вячко его услышал, громко сказав:

— Тут едва полсотни будет, их не так много в ордене. Втрое больше пилигримов и оруженосцев — щиты с гербами, и вооружение попроще — да и лэнсов нет, копий длинных. И три сотни конных воинов, и это все, что есть у ордена, не такой он и большой. В замках по несколько «меченосцев» с челядью осталось, в поле почти все силы вывели. А вот латышей с латгальцами куда меньше от обычного — восстание идет, и «божьи рыцари» им не могут доверять. А две сотни кованой рати не так и много, у нас чуть больше, а псковичи с юрьевцами ни в чем не уступят.

В последние слова охотно верилось — русские дружинники были вооружены не хуже, и доспехи носили прочные. Вот только кони ростом немного уступали, но так в европейских странах крупные породы выращивали. И Шипов сделал очередную в памяти «зарубку», что таких коней не покупать нужно, а самим попробовать разводить, не стоит рассчитывать на трофеи. Потому в боях коням ноги не подсекают, не бьют в них болтами — слишком дорогим трофеем являются подобные лошади, ценой в коровье стадо. Впрочем, сейчас этим заморачиваться не придется — трофеи, конечно, здорово, но победа с наименьшими потерями куда важнее. Сохранить людей, опытные воины очень важны, народы ведь немногочисленные, им любое «кровопускание» почти как смертный приговор. Вышла в поле ведь большая и лучшая часть эстов «земли», так как жители «берега» нужны в море. И не будь последних, ригу бы давно пилигримы наводнили, ведь «младших сыновей» в дворянских замках и поместьях уйма, вот и рыскают по свету в поисках лучшей доли, которую могут своим мечом отвоевать. Он в юности даже роман читал о молодом стрелке шотландской гвардии французского короля Людовика, потом и фильм про него смотрел — обычный кондотьер в поисках богатства. Вот таких «искателей» сейчас в «свинье» множество, и прибыли в далекую Ливонию за «счастьем» — рыцарские шпоры обрести, а к ним богатство, усадьбу и пару сотен крепостных туземцев. Упрямятся, правда, а потому требуется язычников огнем, мечом и крестом к «правильной» вере привести. И жить-поживать в завоеванных краях — с таким же подъемом сто двадцать пять лет тому назад собирались в поход к далекому Иерусалиму. Да и сейчас собираются, но не так охотно — уже накрепко уяснили, что в Палестине гораздо легче найти смерть. Зато в Прибалтику полезли сотнями — она ведь рядышком, и слухи расползлись по европейским странам самые благоприятные, к тому же опыт наработан. Тех же полабских славян уже окрестили, покорили и начали онемечивать — «дранг нах остен» куда успешней, чем попытки отвоевать «храм господень» на знойном юге…

«Свинья» стремительно приближалась, нацелившись своим «рылом» на самый широкий проход, который прикрывал почти полк — шесть сотен копейщиков, самых лучших, что были в войске. Лошади перешли с шага на рысь, а сейчас, за двести метров до построения в галоп. Эсты уже опустили пики, первая шеренга поставила щиты для упора — и как дикобраз ощетинивается иглами, так и ратники выставили уйму длинных пик. И тут начали стрелять с повозок арбалетчики, пуская болты, да жахнули стрелометы — несколько копий угодило в «свинью», буквально выбив коней. Но рыцарей это нисколько не остановило, и как опытный дантист пациенту вставляет новые зубы, пусть искусственные, так «прорехи тут же заполнились, и 'свинья» продолжила «катится» дальше. И казалось, что теперь так будет до самого строя пикинеров, вот только эсты и сам Шипов были другого мнения. Никто не собирался принимать боя впереди повозок, отход был притворным, пусть крестоносцы уверятся, что их бывшие рабы испугались, это прибавит им излишней самоуверенности, которая никогда и никого до добра не доводила. И отступлением нужно было убедить противника, что путь безопасен, хотя копейщики аккуратно ступали на веревки не просто так — шаг влево-вправо, и нога могла провалиться в вырытую ямку, заботливо замаскированную, да еще небольшие колышки везде натыканы, чтобы упавший на них «крестоносец» ощутил на себе все «прелести» ливской землицы. Но были выкопаны и настоящие «волчьи ямы», и не с колышком внутри, а кольями — но те больше в качестве чисто психологического воздействия. Шипов понимал, что военачальник из него плохой, но придумать разные каверзы сумел — за истекшие века опыт у человечества накопился изрядный, по части убийства себе подобных. И вот теперь нужно было ожидать результата, и оный последовал — и настолько ужасный и эффектный, что на секунду дрожь пробила.

— Твою мать! Это надо же…

Эмоции захлестнули Лембиту — первый ряд рыцарей словно из пулемета скосило — кони попадали. И тут же накатил второй ряд, прошелся по павшим — тут не остановишься, скорость колонна набрала изрядную. Большинство из крестоносцев попадала, пара угодила в «волчьи ямы», но крики погибающих не заглушили грохот копыт скачущего «воинства Христа». Несколько рыцарей проскочили, вот только большой удачей это было назвать трудно — и кони, и люди, напоролись на пики, и стали напоминать жуков, нанизанных на булавки. А вот шеренги копейщиков даже не пошелохнулись, и казалось, что так и будет дальше. Но такое настроение затянулось на несколько секунд, а потом вся эта огромная белая масса не только прошла по павшим на заградительной полосе, она врубилась в копейщиков, войдя в них как нож в раскаленное масло, и даже будто шипение послышалось.

Такого Лембиту никак не ожидал — он считал выставленный полк самым лучшим, недаром Вячко выставил этих эстов на самое опасное направление, и сделал все, чтобы рыцари ударили именно туда. Те дружно навались — натиск оказался настолько мощным, что пики ломались как спички. Но потрясло другое — крайние ряды копейщиков, не попавшие под сокрушающий удар, не побежали, отошли в стороны в порядке, составили новый строй и снова наклонили пики. И к ним со всех сторон сбежались талабы с ливами, ринувшись в общее месиво — такая схватка была как раз для них, где уже не строй с дисциплиной, а храбрость каждого играла главную роль. Началась свалка, крестоносцы были на конях, и на каждого приходилось как минимум двое противником, никаким благородством и правилами не отягощенные, зато имеющие в руках смертоносные «изобретения» — алебарды с крюками и бердыши. Завертелась самая настоящая мясорубка, которая постоянно вовлекала, поглощала и затягивала в эту кровавую «игру» все новых участников.

Давши слово не вмешиваться в командование войсками, Лембиту тем не менее осуществлял общее руководство, внимательно слушая приказы, что отдавал Вячко. А те были вполне толковые — резервный полк немедленно купировал прорыв, выдвинувшиеся эсты просто выставили пики и уткнули в землю щиты. Так что прорвавшиеся всадники в белых плащах уткнулись в «частокол», который просто не смогли опрокинуть как первый — тот проломили с хода, набрав хороший разбег. Но не тут и не сейчас — стоя на месте против длинных пик с мечом в руках не отмашешься, коней валили вместе с седоками, с необыкновенной яростью добивая на земле поверженных врагов. И так было везде, стоило окинуть поле боя, там, где белели плащи.

Опорные пункты устояли, мало где удалось кнехтам пробить проходы. Правда, несколько повозок все же перевернули, настолько был силен натиск. Там «меченосцы» без всякой жалости рубили уже ливов и эстов, арбалетчики в рукопашную не пошли — в таких случаях они быстро покидали повозки, пропускали вперед воинов с топорами, секирами и бердышами, а сами били в просветы, сохраняя дистанцию и выполняя княжеский приказ, стрелять до последнего. А чтобы не было соблазна, им просто не дали мечей и топоров, хотя кинжалы оставили — то предмет больше бытовой, без него никак. И помощь сейчас приносили куда большую, чем влезь просто в драку. Лембит прекрасно видел, как стрелки выцеливают наиболее опасного противника, и спокойно, с близкого расстояния, пускают в него болт. Точно так же и он воевал на заснеженном поле в «гуляй-городе» — стоял у дощатой стенки и стрелял в пролом, в который лезли кнехты. И ведь правильно поступил, рассудив, что каждый в бою делает только то, что делает лучше всех.

— Княже, а ведь правое наше крыло устояло — латыши и латгалы явно не горят желание на «танки» и пики лезть. Разумно, что тут скажешь — зачем им кровь за крестоносцев лить, но ослушаться не могут. Может быть, их побудить к переходу на нашу сторону? Зажжем все у крестоносцев с тылу, зря ли сухую солому подбросили, и с онагров камнями швырялись. Ударь по ним огнем, княже — кнехты испугаются, а всадникам мы путь назад огненной завесой отрежем. Сожги их, княже, сожги!

Лембиту оглядел собравшихся вокруг него людей, все смотрели на него свирепыми взглядами, с огоньком, так сказать, но так и побоище пошло ужасное, а нервы на пределе, натянуты струнами. «Напалма» оставалось немного, его расход перекрывал приход, и запасы подошли к тому объему, который считается минимальным. Тем не менее, он решился, прекрасно понимая, что «огненный дождь» может сломить сопротивление крестоносцев, которые вряд ли ожидают воздействия такого оружия…

Устрашающее зрелище даже для «обстрелянной» средневековой инфантерии — атака рыцарской конницы…

Глава 24

— А вот это и есть те самые «татаро-монголы», о которых рассказывал родич. Они то и установят свое «иго» на триста лет!

— Хрен им в дышло, — Мстислав Мстиславович грязно выругался, глаза буквально впились в выкатывающиеся из-за пологой гряды полчища всадников, что шли тысяча за тысячей, громко визжащие, да так, что кровь стыла в жилах. Низенькие на крепкие лошадки, всадники в халатах и кафтанцах, в меховых шапках и небольших железных колпаках, с круглыми небольшими щитами. На многих виднеются немудреные доспехи из нашитых на кожу пластин, короткие копья с крючьями, чтобы врага из седла вытаскивать, искривленные мечи, саблями именуемые. Все как в описании, которое дал Лембиту, тщательно обрисовавший, с кем придется встретится на Калке русским дружинам. Самое страшное это луки, у всех воинов тугие луки, ничем не хуже русских составных, которые клеили мастера — стрелы летели больше чем на сто сажень, возможно на полтораста — но это тот самый предел, дальше могут бить только заряжаемые воротом арбалеты, да немногие арабские луки, с которыми столкнулись крестоносцы в Палестине — из тех могли метнуть стрелу на две с половиной сотни саженей, половина версты — огромное расстояние. И хорошо, что подобных луков немного, и у монголов их нет — о том четко прописано в грамотке.

Вырвавшийся вперед отряд князя Олега Курского оказался под «ливнем» стрел, а это плохо, очень плохо, особенно сейчас, когда кони татаро-монгол не уставшие, а вполне свежие, а по породе явно выносливые, пусть и не с резвым аллюром, но быстрым, и в таком долго бежать могут. Оба князя воевали с юности, прошли десятки схваток и сражений, а потому могли оценить противника очень быстро. Прямой сшибки с дружинниками эти кочевники не выдержат — те их просто сомнут копейным ударом, а потому будут крутиться рядом, налетая и отскакивая, кружась. И стрелять будут по коням, выбивать одного всадника за другим, спешивая таким образом, чтобы потом уже смять и «размазать» по полю.

— В эти игры и мы играть умеем, — прорычал Мстислав Удатный, и поднял руку, давая приказ своим «легкоконным» дружинникам, которые были почти похожи на монголов, не как люди, а как воины. Легкие доспехи, почти нет кольчуг, такие же короткие копьеца, правда, в ходу мечи, не сабли, но более короткие и чуть уже, чем у русичей, да и шлемы иные, не похожие. В дружинах русских князей таких легковооруженных всадников было до двух третей состава. А у киевского и переяславского князей и все три четверти, основу которых составляли «черные клобуки» — степные народы, что прикрывали с юга южнорусские земли от Чернигова и Новгород-Северского и до самого Галича на западе. Они давно служили русским князьям, участвовали в усобицах и совместно отбивались от половецких набегов, а потом ходили ответными походами в степь, и там уже половцам приходилось плохо. И настолько эти берендеи, торки, ковуи и прочие «срослись» с Русью, что себя от нее не отделяли, в бояре проходили, в княжеских советах сидели, в дружины входили, составляя в них немалую силу. Именно они были главными участниками всех степных войн, от них половцам не уйти, особенно если преследование идет с заводными конями. По их примеру у всех князей были сформированы «молодшие» дружины, с удальцов, что метко стреляли из луков, могли долго гнаться за врагом, неутомимо скакать на десятки верст. А вот «старшие» дружины состояли из окольчуженных всадников, опытных, прошедших ни одну схватку. Тут ставка была на слитный копейный удар, которым опрокидывали не раз европейское рыцарство, а уж половцев, если они не могли из-под него выскочить, просто сминали.