Огненная кровь. Том 1
Шрифт:
Одна одарила его возмущённым взглядом ярости, а другая взглядом полным ледяного презрения.
— Смотрю, паршивый пёс вернулся, — прошипела Милена.
— Я бы сказала — блудливый пёс, — холодно добавила Таисса, не поворачивая головы.
— А может, лучше сказать — бешеный пёс? — Милена взглянула искоса.
— Думаю, шелудивый подойдёт гораздо больше, учитывая его… образ жизни, — ледяным голосом парировала Таисса.
— И я рад видеть вас, сестрёнки, — Альберт снял шляпу и сделал вид, что внимательно слушает песнопения. — Вы всё так же хороши, когда дело касается словесного яда. Хотя Милена, смотрю, за время моего отсутствия ты совсем растеряла вкус. Тебе ведь не идёт этот траурный пурпур, ты же знаешь, что он вообще не идёт блондинкам.
И он, не смущаясь, макнул пальцы в её бокал с вином и облизал.
— Да нет, вино неплохое… значит всё дело в пурпуре.
— Свинья! — прошипела Милена и брезгливо сунула бокал в руки Драгояру.
— Что ты забыл в Храме? — спросила невозмутимо Таисса. — Пришёл поглумиться над прахом отца или просто шлюхи в городе закончились? А может, в кабаках тебе бесплатно не наливают? Ну так вон, на входе постой, позже буду мелочь жертвовать.
— Зато тебе, сестрёнка, пурпур очень к лицу, как и место верховного джарта. Ты же, как чёрная вдова, уж твоего яда хватит, чтобы утихомирить всю эту бешеную семейку. Не думала об этом? — спросил он, чуть склонив голову. И глядя, как раздуваются ноздри Таиссы, добавил. — Ах, я совсем забыл, что у тебя силёнок маловато, и Себастьян, как назло, брат — замуж за него не выйдешь. Печально, да?
— Что тебе нужно? — спросила Таисса, едва сдерживая гнев, и пламя её свечи заметалось из стороны в сторону. — Зачем ты сюда явился?
— Ну как зачем — соскучился, решил побыть с семьёй, открыть лекарню, роды принимать, лечить детишек.
— Паяц! — Таисса смерила его презрительным взглядом. — Думаешь, я не поняла сразу? То, что отец написал эту глупую бумагу — ничего не значит. Тебе не стать багрянородным. Да, ты будешь сидеть в Совете, но ты так останешься никем — бастардом и шутом, кем ты и был раньше.
— Хм.
— Эта свинья всё-таки будет сидеть в Совете? — прошипела за его спиной Милена. — Помилуйте, Боги! Ты же не серьёзно?
— А ты думаешь, что он прискакал сюда так быстро, чтобы развеять прах отца над Грозовой горой? Скажи спасибо тёте Эверинн, — усмехнулась Таисса, — и как ты только узнал?
— Птичка насвистела, — ответил Альберт задумчиво, разглядывая недовольные лица родни.
Драгояр сжимал рукоять баритты, лицо Себастьяна было непроницаемо-серьёзным, Истефан смотрел с осуждением, а Гасьярд напряжённо. Грегор прятался за спинами, и только Тибор, который уже основательно приложился к поминальным кубкам, был красный, довольный и улыбался.
Альберт указал ему глазами на то место, где оставил Цинту, и, приобняв Таиссу и Милену за талию, прошептал:
— Дамы, я не прощаюсь.
Он выбрался из прямоугольника кровавого света, встал за колонну и дождался, пока Тибор протиснется сквозь толпу. Тому мешал большой живот, да и выпитое вино тоже, и он, пока шёл, оттоптал не одну пару ног.
— Берт! Мальчик мой, — он приобнял Альберта, окатив его винным духом, и прошептал, — я рад тебя видеть!
— Да и уж я, как рад, поверь! — усмехнулся князь. — Скажи, о чём толкуют Таисса и Милена, о какой ещё бумаге отца и том, что я теперь войду в Совет?
— Так ты не знаешь? А я думал, что ты потому и приехал! — Тибор погладил пышные усы.
— О чём я не знаю? — спросил Альберт, прищурившись.
— Когда Себастьян искал завещание, чтобы ступить в права и стать верховным джартом, то нашли последнее волеизъявление Салавара, в котором он признал тебя, как своего сына, наследника права, айяарра и прямого потомка дома Драго, и включил тебя в Совет. Правда, из имущества оставил только охотничий домик у озера, ну и что-то там… по мелочи. Мы удивились все, конечно, помня, как он… относился к тебе, и почему он прятал эту бумагу. Это странно. Таисса, Милена и Драгояр хотели вообще оспорить это волеизъявление и признать его недействительным, но Эверинн им не дала. Вот такие дела, вот.
Альберт потёр лоб рукой и усмехнулся.
— И правда странно…
Так, значит, я теперь наследник права? Значит, я могу претендовать совершенно официально на место верховного джарта…— Можешь… Багрянородным конечно не будешь, но займёшь такое же место, как и сын Хейды.
— …и теперь… значит, теперь я имею доступ к Книге желаний?
— Выходит, что так, — расплылся в улыбке Тибор, — приходи завтра, будет оглашение помолвки Себастьяна, и праздничный обед. Там обо всём и потолкуешь. Только оденься поприличнее, а то племянницы будут шипеть. Да и где ты поселился? Могли бы посидеть, выпить…
— Завтра? Нет уж, нет уж! Кто знает, доживу ли я до завтра. Я должен увидеть Книгу сегодня же!
— Об этом тебе лучше поговорить с Эверинн.
***
— Альберт? Что ты здесь делаешь? — удивлённо спросила тётя Эверинн.
Сев в карету, она обнаружила вальяжно расположившегося там племянника.
— Здравствуй, тётя! — ответил он, подвигаясь в угол. — Решил вот лично поздороваться с тобой. Разве ты не рада?
— Я рада. Но, зная тебя, думаю, что это не настоящая причина, — Эверинн аккуратно разложила шёлковые юбки, постучала кучеру ручкой веера и карета тронулась. — В чём дело, Альберт? Зачем ты пришёл в Храм? Ты только что сунул палку в улей и как следует покрутил ею там. Милена уже в ярости, самолично отстегала кучера, боюсь даже предположить, что будет дальше, когда мы вернёмся домой. А я наивно полагала, что упокоение моего буйного брата Салавара принесёт, наконец, мир в этот дом. Так зачем ты явился?
Тётя Эверинн терпеть не могла Салавара. Женщина одинокая, умная и скрытная, она никогда не была замужем, и даже если у неё и были любовники, она тщательно оберегала свою личную жизнь от посторонних глаз. Племянников она недолюбливала всех, кроме Себастьяна, к которому всегда относилась тепло и даже с некоторой долей заботы и нежности. Но что поделать, достоинством Себастьяна в их семье было то, что он, как милый ласковый котёнок, умел нравиться всем. К Альберту же тётя Эверинн питала странные чувства. И иногда ему казалось, что она где-то в глубине души уважает его за то, что не могла, но очень бы хотела сделать сама. За возможность поставить на место своего брата. Будучи совсем юным, Альберт не боялся противостоять Салавару и стоически сносил все наказания, положенные ему за дерзость и плохое поведение. А на наказания Салавар Драго был не скуп.
Альберт выглянул в окно и произнёс, разглядывая толпу:
— А я-то предполагал, что это именно ты написала письмо, в котором приглашала меня приехать.
— Я? Приглашала тебя приехать? Боги милосердные! — удивлённо воскликнула тётя. — Да будь моя воля, я бы щедро заплатила, чтобы ты и дальше сидел в своей Скандре или… где ты ещё там обретался! Я надеялась хоть какое-то время пожить в тишине и покое!
— Если это так, то позволь спросить, а зачем ты отстояла волеизъявление отца, которое все хотели признать недействительным? Тибор сказал, что это сделала ты. Зачем? Не будь его, я бы и дальше… обретался в Скандре или где там ещё, на твой взгляд, мне самое место, потому что здесь мне было бы нечего ловить.
— Я догадывалась, что ты всё равно вернёшься, как только узнаешь. Такие вести расходятся быстро. А насчёт волеизъявления… тут несколько причин… Но, пожалуй, я не буду озвучивать их все, в этом нет смысла…
Тётя Эверинн распахнула чёрный веер и принялась неспешно обмахиваться, глядя в окно на олеандровые заросли вдоль дороги. Альберт молчал, а она, подумав немного, добавила:
— То, как обращался с тобой Салавар… Ты заслужил это право, Альберт, я так считаю. Пусть это будет дань справедливости. И уж теперь только от тебя зависит, как ты им распорядишься. Снова выставишь себя на посмешище или сделаешь что-то стоящее. Теперь, когда твоего отца нет, считай, что ты старший, никто не смотрит на тебя сверху, никто тебе ничего не скажет. И теперь только ты отвечаешь за свои поступки. А с моей стороны это было, скорее… эмоциональное решение. Так не заставляй меня пожалеть об этом…