Огненная кровь. Том 1

— О Боги всемогущие, Себастьян! Какой же он красивый! — она прошептала, проводя рукой по спине лошади, зарывшись пальцами в гриву и трогая седло и упряжь, а потом, не в силах сдержать эмоции, повернулась и неожиданно для себя порывисто обняла жениха и поцеловала в щёку. — Спасибо! Спасибо!

Себастьян снова улыбнулся и произнёс, подмигнув ей:

— Ну что, едем завтракать на Грозовую Гору?

— Завтракать? — удивлённо воскликнула она. — А это… не опасно?

Она посмотрела на курящуюся над шапкой облаков струйку дыма.

— Тебя это пугает? — лукаво спросил Себастьян.

И увидев, каким огнём вспыхнули её глаза, добавил:

— Я знал, что тебе это понравится. Наперегонки? Спорим, я тебя догоню?

Она рассмеялась, запрокинув голову.

— Если я поеду на этой лошади, едва ли ты сможешь меня догнать!

— А если догоню, ты меня поцелуешь?

Она вспыхнула от смущения, но ответила лукаво:

— А ты сначала догони!

— Договорились! Но если не догоню, тогда, так и быть, я сам тебя поцелую!

Она рассмеялась, пряча лицо в ладонях.

Это было почти счастье. Ощущать ветер, бьющий в лицо, когда они неслись галопом по верхней дороге, окружённой магнолиями и кедрами. Видеть, как внизу по левую руку на холмах нежится Эддар, словно задремавший зверь, греющий на утреннем солнце рыжую чешую черепичных крыш. Волосы развевались, и захватывало дух, и ничего не было прекраснее это чувства…

И даже вчерашние обиды и страхи стёрлись и растворились в этом ощущении свободы…

Где-то позади скакали слуги с корзинками еды, и отряд стражи, но разве они могли угнаться за двумя всадниками на таких лошадях?

Они взобрались к подножью по извилистой дороге, пролегавшей меж садов и виноградников, и выехали на мыс, выступающий в море, как нос корабля. Над ними возвышалась Грозовая гора в белой короне облаков, у подножья по чёрной глади вулканического пепла тянулись извилистые дорожки виноградников. А впереди раскинулась бухта с кораблями и лодками, и за ней горизонт, чуть подёрнутый лёгкой дымкой. На мысе, прямо над обрывом, под которым шумел прибой, стояла лёгкая беседка, украшенная цветами и драпировками из голубой кисеи. Ветер чуть шевелил занавеси, словно приглашая путников внутрь.

— Ты… сделал это специально? — выдохнула Иррис в восхищении глядя на изумительный вид.

— Я хотел извиниться за вчерашнее — за безобразное поведение моей родни за столом. И решил, что сегодня за завтраком нам точно никто не должен мешать, — ответил Себастьян, помогая ей спуститься с лошади.

— Спасибо!

Она улыбнулась так открыто и искренне, что Себастьян удержал её за талию всего лишь на мгновенье, прижав к себе, и они оказались так близко, что его дыхание коснулось её щеки. Иррис смутилась от того, каким взглядом он посмотрел на её губы, и опустила голову, чувствуя, как её накрывает горячая волна.

Послышался топот копыт, подъехала стража, и их объятья распались.

Пока слуги накрывали на стол, Иррис разглядывала прекрасный вид и гору, и не могла надышаться этим простором.

— Здесь, очень красиво! — воскликнула она, указывая на горизонт.

— Не хуже, чем в Мадвере? — спросил Себастьян, подойдя сзади и наклонившись к уху.

— Даже лучше!

Слуги спустились вниз по склону, расположившись у кромки виноградников, и оставили их наедине.

— Я хотела задать тебе вопрос… про вчерашнее… зачем они это делали? — спросила Иррис, когда они, наконец, оказались за столом. — Твои сёстры и Хейда? Мне казалось, они ненавидят меня.

Себастьян вздохнул, и на лбу у него появилась тонкая складка задумчивости:

— Ненавидят? Вовсе нет. Они просто… прощупывали тебя, твою силу. Мне жаль, что всё так вышло, но, боюсь, это будет продолжаться до тех пор, пока я не стану верховным джартом. Если я им стану…

Он посмотрел на горизонт невидящим взглядом и продолжил:

— …Пока очевидный противник у меня только один — Драгояр. И его поддерживает Милена. И… похоже, что Хейда и её сын. Меня поддержит тётя Эверинн, Таисса и Гасьярд. Грегор примкнёт к сильнейшему, Тибор будет против всех. Не знаю, что сделает Истефан… но дядя Гас обещал с ним поговорить.

— Если Таисса тебя поддерживает, то почему она так вела себя со мной?

— Таисса, — Себастьян покачал головой, — она умна. Она тщеславна. Она бы хотела сама стать верховным джартом, но у неё слишком мало сил. И только поэтому она поддерживает меня. Но если я буду первым, она непременно захочет быть второй. Она не может занять твоё место, но очень хочет играть твою роль. Потерпи немного — как только пройдёт поединок, они смирятся. И я найду Таиссе достойное занятие, в котором она сможет проявить все свои… таланты, оставив тебя в покое.

— А… Альберт? — осторожно спросила Иррис, глядя в стакан с водой. — Почему он так себя вёл?

Себастьян отложил в сторону нож и произнёс с усмешкой:

— Ну, Альберт! Знаешь, его внезапный приезд стал для всех полной неожиданностью…

— Он, действительно, бастард и… ну то, что о нём говорили за столом — это правда?

Вчерашний день смешал всё в голове Иррис. Страх, ненависть, отчаянье и благодарность — все эти чувства она испытывала к Альберту поочерёдно, и они сплелись в странный клубок противоречий, который сильно её пугал. Она почти ненавидела его за то, что он заставлял её ощущать себя за столом обманщицей и лгуньей, но в то же время она понимала, что он сделал, обратив на себя весь гнев родни — оградил её от их желания выплеснуть свою желчь. Он стал объектом насмешек и очень болезненных уколов, отведя от неё удар. А вот это пугало её больше всего — эта искренняя благодарность, которую она ощущала в душе. И единственное, в чём она была точно уверена, это в том, что, засыпая вчера, она всё ещё слышала в голове его насмешливый голос и вспоминала его слова, обращённые к ней, чувствуя жар внутри. И выбросить это из мыслей она была не в силах.

— Да, он действительно бастард, — ответил Себастьян негромко, — и его мать… мы её не знали и никогда не видели. Отец сказал, что она была мистрессой. Может это и так, но он сам признал Альберта. Причём после смерти отца обнаружилось волеизъявление, в котором он уравнял его с нами во всех правах, — произнёс Себастьян с каким-то разочарованием. — Мы всегда не очень ладили. Видишь ли, когда мы были детьми, то обращались с ним… очень жестоко, а отец всячески это поощрял. Салавар был, знаешь ли, не слишком… хорошим отцом, хоть, может быть, так и нельзя говорить теперь. Только сейчас я понимаю, что это было неправильно — говорить так о матери Альберта и поступать так, как поступал Салавар. А в те времена мы любили издеваться над Альбертом, и когда он отвечал нам тем же — а отвечал он всегда — отец нещадно бил его кнутом.

— Бил? Но за что? — удивлённо спросила Иррис. — Только за то, что он защищался?

— Сейчас мне кажется, что он сильно ненавидел мать Альберта, и как будто видел её в нём. И наказывал именно её. Но тогда я этого не понимал. И в итоге дошло до того, что, когда нам было лет по семнадцать, мы так сцепились, что Драгояр дважды ударил Альберта ножом, а тот воткнул в него вертел, мне сломали нос, а Истефану руку и ключицу. Тогда отец в ярости избил Альберта до полусмерти и отослал в Скандру учиться на лекаря. С тех пор прошло лет десять уже, наверное… И вот он снова здесь.