Огненная печать
Шрифт:
— Злые духи! Как посмели вы войти в мою обитель? — показала девушка свою неустрашимость.
— Мы пришли, чтобы служить тебе, — сказала женщина.
— Но что вы потребуете взамен? — спросила девушка.
— Прими от нас этот дар, — ответил кудесник и протянул невесте браслет. На ладони чародейки лежала пластина, которую колдунья тоже протянула девушке. Кудесник заговорил:
— Этот амулет для твоего мужа и вождя, самого храброго воина бескрайних степей. Отдай ему эту часть дара, и вы сразите всех своих врагов.
— Откуда мне знать, что ваш подарок не причинит вреда?
— Уже завтра, когда на западе в незримой глубине
На этом мое видение снова оборвалось. Вероятно, оно — очередная подсказка, которую я должна принять во внимание. Небо по-прежнему сверкало. Я стала думать о том, почему древний язык этих людей понятен мне. Звуки их речи были таинственны, и наверняка они не произносятся так ни в одном из современных языков. Но все было так ясно, и удалось даже перевести сказанное на свой язык. Встав на ноги, я решила вернуться к реальным людям, которым и невдомек, где я только что побывала.
Глава XII
«В туманно-лучистой борьбе…»
— Где ты вчера пропадала? — спросил на следующее утро Красильников. Мы уже стояли на палубе теплохода, который через пять минут должен был отчалить.
— А где ты все это время пропадал? — каверзно ответила я вопросом на вопрос.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, Антоша, что ты скрываешь от меня нечто очень важное, — глядя ему в глаза, сказала я.
— И ты знаешь, что именно? — не растерялся он.
— Нет, и не собираюсь знать, пока ты сам добровольно не признаешься, — слукавила я. Кажется, Антон был готов попасться на мою удочку, и таким образом, я бы узнала все, что прячет этот хомяк за своими пухлыми щеками.
— В чем мне надо тебе признаться? — уже дурачился он.
— Слушай, Красильников! — взвилась было я, но тут раздался гудок, а затем заиграла музыка — мы покидали саратовские берега.
Я с жалостливым трепетом стала наблюдать, как мы все больше отдалялись от набережной. Внезапно, скользнув по пластине, мой взгляд устремился в речную даль. То, что выстроилось в моем видении, поразило меня так, как если бы сейчас произошло цунами… Я предвидела бледное и будто обиженное лицо Антона. Он хмуро смотрел на меня, потом взял за правую руку и, не торопясь, надел на нее браслет…
Браслет вот-вот вернется ко мне! И как же мне захотелось вытрясти из Красильникова всю душу, лишь бы узнать, каким образом украшение оказалось у него. Но я сдержалась. Если судьба уже предназначила мне возвращение, так зачем вмешиваться? Вдруг, поторопив его, я изменю предвиденный ход событий. Что ж, излишняя осторожность не помешает, только бы не упустить этот счастливый миг. Итак, я решила ждать, пока Антон сам очнется от того мутного сна, в котором сейчас пребывает. Он лишь тогда вернет мою вещь, когда прогонит все свои туманные намерения.
Может быть, я сильно рисковала, доверяя такую ценность изменчивой судьбе. Но это было последней каплей. Если украшение снова выскользнет, значит, я недостойна его.
Темный осенний вечер и спокойно текущие воды древней реки были больше чем счастье. Я из каюты вышла на палубу. Макс и Ольга, сдружившись с другими ребятами, хорошо и весело проводили время, оттанцовывая свою энергию на дискотеке.
Мне же моя энергия была еще нужна. Поэтому я нашла место, где тихо и незаметно близилась полночь. Я думала о Красильникове и о том, что нас связывает. Кстати, он был неизвестно где: то ли тоже на дискотеке, то ли давно уже утонул в очередной книжке (слава богу, что в книжке).Видение, что промелькнуло вчера прямо-таки настоящей жар-птицей, должно было подсказать мне смысл браслета. Чародейка говорила невесте: «…Ты увидишь птицу, которая научит тебя смотреть сквозь солнце». Но какую птицу?
Возвращаясь к первому своему видению, когда птица с громадными крылами унесла меня к закатному солнцу, я вспомнила, что совсем не имею представления, какая она, эта птица. В моем воображении из-за своих размеров она показалась мне фантастической, и только. Но это такая малость!
Внезапно мои воспоминания оборвались острым чувством тревоги. Я оглянулась — никого. Что могло значить это странное смятение? Так же внезапно в мыслях явился образ Макса. Я тут же вспомнила его бледное лицо, когда он открыл мне дверь номера в гостинице «Московская». Вид у него был тот еще. Этот импульс дал мне целый образ, пугающий и, казалось бы, неизбежный…
С усилием и тяжелым трепетом в груди я прервала свое видение на самом страшном. И далее — ни секунды лишней! Я побежала в каюту Макса. Встав у двери, на миг прислушалась… Там, внутри, раздалось нечто вроде глухого постукивания. Я толкнула дверь, но она была закрыта.
— Макс! — крикнула я. — Макс, ты здесь? Открой мне дверь! Немедленно! Я знаю, что тебе плохо!
В ответ за закрытой дверью я услышала лишь медленные, шуршащие шаги и какое-то всхлипывание, похожее на плач. Видимо, Макс не мог говорить. Я, как безумная, мысленно все повторяла: «Боже! Только бы он успел, только бы успел открыть мне дверь…»
— Макс, ну же! Я помогу тебе! Еще немного, и ты откроешь.
В этот экстремальный миг, несмотря на то что дверь была закрыта, я отчетливо видела испуганное лицо задыхающегося Макса. Он задыхался там… В меня вселилась необычайная уверенность, что только я сейчас могу помочь ему. Неожиданно замок щелкнул, и дверь каюты двинулась в мою сторону. Я распахнула ее и увидела Макса, сидящего на полу, бессильно прислонившегося к стене.
— Максик, миленький, успокойся, — обняв его, лепетала я. — Тебе надо только успокоиться…
Макс, доверчиво посмотрев на меня, стал немного легче дышать, однако я видела, что ему все еще трудно.
— Ты представь полет… Да, да, представь, что ты летишь по безоблачному небу, — пыталась я его успокоить. — Ну?
Он задрожал, но кивнул мне головой. Кажется, он готов был сделать все, лишь бы утихомирить ту бурю, что лихорадочно металась внутри него. Я попросила его закрыть глаза и лечь на спину, а голову положить мне на колени. Мы по-прежнему были на полу около распахнутой двери. Макс послушался.
— Попробуй дышать так, будто летишь, медленно поднимая и опуская большие крылья. Вверх — ты вдохни… и вниз — выдохни, — шептала я, гладя его волосы. Через минуту дыхание Макса напоминало сон младенца. Он равномерно и спокойно воспринимал воздух, который вдыхал.
— Хочешь спать? — спросила я. Он слабо улыбнулся и, тихо пошевелив губами, сказал: «Да». Боже! Это «да» прозвучало для меня настоящей симфонией в честь всей прекрасной жизни. Ведь еще пять минут назад я предвидела… Нет, страшное теперь не свершится!..