Огненный крест. Книги 1 и 2

Я подтащила табурет и села рядом с ним, отложив журнал в сторону. Маленькая стопка бумаг, покрытых его корявым почерком, лежала сбоку. Ему стоило большого труда писать изуродованными пальцами, но он упорно скарябал каждый вечер, описывая события дня. О посетителях Риджа, здоровье животных, продвижении строительства, новых поселенцах, о новостях из восточных округов… Он записывал все, чтобы в один день отправить исписанные листы с оказией в долгое путешествие к берегам Шотландии. Не все письма прибудут в место назначения, но некоторые дойдут. Также большинство писем, если они были посланы, могли достигнуть нас.

Какое-то время я надеялась, что письмо Дженни затерялось где-то в пути. Но прошло слишком много времени, и я прекратила надеяться. Джейми нет.

— Я думаю, может быть, мне послать ей это, — он перебрал листы в стопке и вытащил маленький грязный и помятый листочек, неровный с одного края, где он был вырван из книги.

Это была записка от Иэна, единственное доказательство, которое мы имели, что мальчик все еще жив и с ним все в порядке. Его принес нам в ноябре на Сбор Джон Квинси Майерс, охотник, который бродил по горам, был своим человеком, как в хижинах индейцев, так и поселенцев, но больше времени проводил с оленями и опоссумами, чем с теми, кто жил в домах.

Написанная на плохой латыни, записка уверила нас, что Иэн жив и счастлив. Женат на девушке по обычаю могавков (думаю, он решил разделить ее дом, постель и очаг, и она позволила ему), ждет, что весной станет отцом. Это было все. Весна наступила и прошла без каких-либо вестей от него. Иэн не был мертв, но для нас перспектива встретиться с ним оставалась туманной, и Джейми знал это. Дикая местность поглотила юношу.

Джейми мягко коснулся бумажки, обводя по-детски округлые буквы. Он написал Дженни про записку, я знала об этом, но в то же время я понимала, почему он не отправил ее сестре. Она являлась его последней физической связью с Иэном, и отказаться от нее значило в некоторой степени уступить его могавкам.

«Ave! — было написано еще несформировавшимся почерком Иэна. — Ian salutat avunculus Jacobus». Иэн приветствует своего дядю Джеймса.

Для Джейми Иэн был больше, чем один из его племянников. Как бы он не любил детей Дженни, Иэн для него был словно приемный сын, как Фергюс, но только родной крови; он являлся заменой сына, которого Джейми потерял. Тот сын не был мертв, но он никогда не сможет заявить на него отцовские права. Мир внезапно показался мне полным потерянных детей.

— Да, — произнесла я, чувствуя напряжение в горле. — Я думаю, что ты должен послать ее. У Дженни она должна быть, даже если… — я кашлянула, внезапно вспомнив о записи в журнале. Я взяла журнал и открыла его, надеясь, отвлечь Джейми.

— Гм. Если разговор зашел о латыни… здесь есть кое-что. Ты мог бы взглянуть сюда?

— Да, конечно, — он отложил записку Иэна и взял у меня журнал, поднося его ближе к свету. Немного хмурясь, он водил пальцем по строчкам.

— Христос, человек так же мало знает о латинской грамматике, как и ты, сасссенах.

— О, спасибо. Мы не можем все быть учеными, не так ли? — я придвинулась ближе, заглядывая через его плечо, пока он читал. Значит, я была права, Роулингс прибег к латыни не удовольствия ради и не для того, чтобы похвастаться своей эрудицией.

— Странно… — медленно переводил Джейми, — я проснулся, нет — он имел в виду — был разбужен звуками в комнате, примыкающей к моей. Я думал, нет, подумал, что мой пациент вышел до ветра и встал, чтобы последовать за ним. Интересно, зачем он это сделал?

— Пациент — это Гектор Камерон, и у него, кстати, были проблемы с мочевым пузырем. Роулингс хотел понаблюдать, как он мочится, испытывает ли он при этом боли, и есть ли кровь в моче.

Джейми искоса взглянул на меня, приподняв бровь, потом вернулся к журналу, пробормотав про специфические вкусы врачей.

— Homo procediente… мужчина проследовал… Почему он называет его мужчиной, а не по имени?

— Он писал по латыни, чтобы сохранить секрет, — сказала я, нетерпеливо ожидая продолжения. — Если бы Камерон увидел свое имя в журнале, я думаю, его бы это заинтересовало. Что дальше?

— Человек вышел на улицу, или он имел в виду, только из комнаты? Все-таки на улицу, я думаю. Удивительно, но он шел решительно и быстро… Почему он не должен? О, вот. Я дал ему двенадцать гран лауданума…

— Двенадцать гран? Ты уверен, что здесь так написано? — я наклонилась через плечо Джейми, вглядываясь в черные слова, на которые он указывал. — Но этой дозы достаточно, чтобы свалить лошадь!

— Да, двенадцать гран лауданума, чтобы помочь ему уснуть, так он написал. Неудивительно, что доктор был изумлен, увидев, как Камерон бегает по поляне среди ночи.

Я подтолкнула его локтем.

— Продолжай!

— Ммфм. Ладно. Он пишет, что отправился в нужник, думая найти там Камерона, но никого там не обнаружил, и даже не было запаха, что кто-то… э… здесь недавно побывал.

— Ты не должен деликатничать со мной, — сказала я.

— Я знаю, — ответил он, усмехаясь, — но моя чувствительность не совсем загрубела, несмотря на длительную связь с тобой, сассенах. Ой! — он резко дернулся, потирая руку в месте, где я ущипнула ее. Я нахмурила брови и кинула на него нарочито сердитый взгляд, хотя внутренне была рада, что подняла настроение нам обоим.

— Поменьше о твоей чувствительности, пожалуйста, — сказала я, топая ногой. — Кроме того, у тебя ее нет, иначе ты не женился бы на мне. Так, где же был Камерон?

Он просмотрел страницу, шевеля губами.

— Он не знал. Он бродил по усадьбе, пока не появился дворецкий, решивший, что к ним забрался вор, и не стал угрожать ему бутылкой с виски.

— Страшное оружие, — заметила я с улыбкой при мысли о размахивающим бутылкой Улиссе в ночном колпаке. — Как по-латыни «бутылка с виски»?

Джейми взглянул на страницу.

— Он пишет «aqua vitae», [229] и это самое близкое, что он мог подобрать. Это должен быть виски, поскольку он пишет, что дворецкий дал ему глотнуть из бутылки, чтобы избавиться от шока.

— Значит, он так и не нашел Камерона?

— Нашел после того, как оставил Улисса. Громко храпящего в своей кровати. На следующее утро он спросил Камерона, но тот не помнил, что вставал ночью, — он перевернул страницу одним пальцем и посмотрел на меня. — Лауданум затемняет память?

229

Живая вода (лат.)

— Может, — ответила я, нахмурившись. — Но просто невероятно, что кто-то, приняв такую большую дозу, может расхаживать… если только… — я подняла бровь, вспомнив одно замечание Джокасты. — Существует ли возможность, что твой дядя употреблял опиум или что-нибудь подобное? Достаточно много и регулярно, чтобы выработать привычку, так что доза Роулингса не могла оказать на него действие?

Никогда не удивляющийся порокам своих родственников, Джейми серьезно рассмотрел мое предположение и, наконец, покачал головой.