Огненный крест

Короткая пауза, и вожди по знаку юноши обрушивают в воду груду золота, лежащую у его ног. Затем в воду прыгает и сам будущий правитель; за ним прыгают и вожди. Пока они плывут к берегу, вода смывает золотой порошок, и, когда юноша выходит на каменные ступени, на теле его не остается ни одной золотой песчинки. Фуратена приняла и этот дар – это верный знак того, что выбор своего народа она одобрила.

И когда это становится ясным, в воду озера проливается настоящий золотой дождь: муиски, бросая Фуратене золотые украшения, благодарят свою покровительницу...»

О чем размышляю, «прокрутив» в распаленном воображении под воркотню и крики попугаев, лопотание лягушек и молчаливые скольжения в горячем воздухе недружных москитов – легенду эту? А вот о чем. В пересказе её в книжке В. Малова «Легенды ведут к открытиям», найденной на волковской полке, в общем-то констатация происходящего, нет сочувствия к племени, её породившему, прекрасному сказочному племени, истребленному нашественниками. Как же разнились в те времена – в пору жестоких завоеваний – представления о вечном этом, о желтом металле. Для одних, для язычников-индейцев, в отличие от алчных конкистадоров-христиан, золото еще просто предмет красоты и нравственного поклонения этой красоте. И – ни алчности, ни зависти, ни коварных кровавых замыслов! И не богатство это в нравственном «кодексе» неиспорченной части народонаселения Земли! Лишь красота искусства золотых изделий, красота тела, красота поступков, честность но отношению к собратьям по племени, воинская отвага на поле боя. И только одна зависимость – перед божественной природой, поклонение Высшим её силам.

И как испакостилось, как деградировало «просвещенное» человечество в сравнению с не столь и далёкими в веках племенами Нового Света, в уродстве своем, в жестокости истребив их огнём и мечом. Далеко-далёко, в веках еще Содома и Гоморры, скомпрометировав себя христопродавством, торгашеством, поклонением «золотому тельцу», позднее, встретив в Новом Свете племена нравственностью и чистотой духа равные Богу, человечество не потер пело свидетелей своей низости.

И не будет у меня сочувствия, жалости к сим многочисленным варварам, если и они удостоятся гибельной участи исчезновения с лица Земли нашей. Может быть, тогда и восторжествует справедливость? При Втором ли пришествии Христа? Страшном ли Суде? Иль просто – при погибельных итогах «прогресса»?!

...На заре, выйдя в глухой дворик с высокими каменными стенами, я забыл об этих ночных размышлениях. По кафелю дворика там-сям чешуился залетевший извне палый лист чужого дерева. Белочка, прячущаяся днем в густоте окрестных деревьев, ночью посетила одинокое гранатовое деревце на волковской территории, порезвилась и набедокурила: перегрызла черенок поспевающего плода. Плод упал, раскололся, окрасив место падения рубиновым соком.

Я взял свернутый в бухту резиновый шланг, лежавший у стены, открутил вентиль водопроводной трубы, по-матросски стал смывать с кафеля двора остатки тропической ночи.

15 мая

Позвонил отец Сергий из Валенсии, настоятельно позвал приехать. Отец Сергий Гуцаленко женат на родной сестре Волкова Ольге Григорьевне, так что приглашение совпадало и с желанием родственников повидаться. А меня – познакомиться с человеком, который, как заметил Георгий Григорьевич, «несмотря на сан священника в местной православной церквушке, человек жесткий в оценке происходящих в мире сегодняшних бед и в отношении к тем, кто, по его разумению, творит эти беды!»

Вот опять мы, как несколько дней назад, сплоченной троицей – Волков, Ольховский и я – едем горной дорогой в сей провинциальный городок. Он, по словам спутников, в пяти-шести часах езды от столицы. Кто ездил горными дорогами, может представить по лаконичным деталям, мелькающим за боковыми стеклами авто, каменистую, степную, лишенную ярких красок местность. Подъемы, спуски, порой крутые и опасные, зачастую заканчивающиеся картиной дорожных столкновений, аварий и сопутствующими им невообразимыми пробками из столпотворения машин – грузовых и разнокалиберных легковушек. Особенно – при въезде в узкий, вырубленный в скале, тоннель. Потом вдруг опять крутой подъем, а с вершины – величественная панорама долины и дальней вершины, по склонам которой горят пожары, а их, как известно из предыдущих в этом дневнике строк, никто не тушит. Далее на склоне горы мелькнет деревня с возделанной плантацией кукурузы, а ниже, в очередной долине, и плантацией сахарного тростника.

На мои вопросы, касающиеся и жизни деревенек, и возделанных плантаций, спутники дают доступную им информацию общего характера. А вот о том, какие существуют здесь способы захвата и заселения «свободных территорий», друзья живописуют – в который уж раз! – в разных красках и подробностях. Впрочем, все эти ловкие способы самозахвата крестьянами участков сводятся к тому, что под покровом ночи человек на примеченном заранее клочке земли возводит хижину. То есть ставит четыре столба с перекладинами, покрывает их кровлей: куском фанеры иль объёмными листами растений. Загодя договаривается с частным водителем, покупает ему ящик пива за труды. И шофер подвозит на участок необходимое: куски картона, жести, обычно подобранные на свалке, какие-нибудь палки, осколки досок – бросовый «стройматериал». И за ночь бедняцкая хижина готова! Постепенно или сразу в одну ночь возникает деревенька из нескольких семей. Самозахват происходит с учетом близкого водоема или водопроводной колонки, газопровода и электролинии. В газовой трубе сверлят дырки, ставят свои краны, крючками цепляются за электропровода. Словом, возникает поселение с полным набором необходимых, обеспечивающих жизнь людей коммуникаций.

Особенно много таких захватчиков, рассказывают спутники, проникает из соседней Колумбии, где уровень жизни ниже, чем в Венесуэле. И конечно, думаю я, о чем наслышан и начитан, у пассионарных колумбийцев искусней и наглей партизанские методы борьбы за выживание.

Любопытная подробность. Если хозяин земли, а нынче ничейных земель в Венесуэле почти нет, намерен согнать захватчиков, то по закону он должен оплатить им переезд на новое место.

За разговорами достигаем городка Маракай, чем-то похожего своим обликом – архитектурой старых малоэтажных домов и домиков, базарчиками, цветочными клумбами и там-сям торчащими пальмами! – на городки нашего Причерноморья.

За горной грядой, у подножия которого раскинулся Маракай, Карибское море. И там предстоит нам побывать, настроились-то мы на многодневную поездку, в том числе и на знакомство с памятниками в честь освобождения Венесуэлы от испанских колонизаторов. И вот в этих местах происходили решающие сражения под руководством легендарного Боливара.

А пока я слушаю повесть о трагедии этих мест, что произошла несколько лет назад в пору сезона дождей. Пора эта нередко сопровождается природными катаклизмами. Вот и в тот раз, был воскресный день, с гор поползли потоки грязи. Отдыхающий и торгующий городок потоки эти накрыли в считанные минуты. Залили улицы, погребли практически весь легковой транспорт. Селевой поток перегородил речку, дороги и дома на метр погрузились в жуткое месиво. Погибло, заживо погребено было немало горожан.

Впрочем, один такой трагический момент перерос в смешную «историю», о которой с удовольствием могут рассказывать маракайцы любопытствующему заезжему человеку. Рассказ о том, как один мужчина пробирался через грязь к своему дому. И вдруг кто-то невидимый схватил его за ногу... Прибежавшие на его крики ужаса другие мужчины вытащили из грязи ещё двух несчастных. Они лежали в воздушном пузыре. Оказались целы, невредимы.

А сколько покоя, блаженства разлито в тропическом воздухе сейчас. Мы подруливаем к чудному по виду, ярко разукрашенному дорожному ресторанчику (на окраине Маракая) под названием «Быкопетух». Внутри ресторанчика – приглушенная музыка. И прохладно. К нам, разместившимся вблизи у входа, чтоб наблюдать в окошко за нашим авто, тотчас подкатил вместительную тележку официант, на которой шипело и шкворчало множество аппетитных колбасок, окороков, цельных и поделенных на порции индюшек и петушков долгоного бройлерного вида. Зелень в россыпи. Приправы, специи, гарниры – в горшочках и судках. Всё это на верхней объёмной платформе ресторанной фирменной тележки. Ниже, на втором ярусе, в слезящихся ледяных наростах, бутылки пива, красного и белого вина. Словом, выбирай, что пожелает душа! Вот хлеба нет. Вместо хлеба – белый обжаренный корень, напоминающий волокнистый картофель. В самый раз бы сюда по кусочку московской черняшки, круглую булку которой, как я упоминал, все же довёз из Москвы. И как занятно нюхали её мои новые друзья на том первом ужине, пуская булку по кругу...

И пока мои спутники «балакали» по-испански с улыбчивым официантом, выбирая особо аппетитные куски мясного, кои мгновенно оказывались в наших вместительных тарелках, мне вспоминалось посещение мясного ресторана в бразильском порту Риу-Гранди, где потчевали нас, моряков, с таким пристальным почетом и вниманием, что я взмолился перед помполитом-комиссаром, разговаривавшим на португальском, чтоб он сказал, наконец, официанту – «прекратить это безобразие!»

Конечно, официанты те, зорко доглядывая за тарелками русских гостей, мгновенно подоспевая с дымящими кусками мяса, нанизанными на длинные вертела и «шпаги», ублажали нас не просто и не только из «уважения». Мы заплатили за обслуживание на входе, приобретя, так сказать, входной билет, который не ограничивал ни размер угощений, ни время пребывания за уютным столом. Просто я не ведал об одной «тонкости», о которой знал помпа; в конце концов, сжалившись надо мной, он хитро подмигнул: «Вилку и нож положи на тарелку и мучения твои прекратятся!»...