Огненный меч Империи
Шрифт:
— Помоги… мне… дойти.
— Родион Петрович! Что ж делать-то?..
Ответить тот уже не смог, потому что рухнул сперва на колени, а затем и вовсе растянулся на ковре. Родион не слышал, как вскрикнул слуга, как перенёс, как ему и было велено поступать в таких случаях, хозяина на кровать, снял с него обувь и одежды, смыл кровь, а раны смазал целебной мазью.
На сей раз одними сутками обойтись не получится.
Гриша, убрав окровавленную одежду и тряпицы, которыми омывал хозяина, в мешок, подошёл к окну и распахнул его настежь. Очень уж неприятный запах стоял в хозяйской спальне. Ветер, словно только того и ждал, рывком внёс ночную свежесть весны. Гриша вдохнул полной грудью и обеспокоенно оглянулся на Родиона Петровича: не холодно ли ему, дышит ли, выживет ли? Что бы там ни говорили
Однако прежде Родион Петрович никогда возвращался с тренировок весь в крови. Ох, как бы Грише хотелось высказать, всё что он думает о Петре Алексеевиче! Но в том-то и дело, что он даже думать о нём боялся.
Ветер быстро унёс кровавый смрад, и Гриша заторопился вынести мешок, чтобы свежесть не перебили дурные запахи от теперь уже бесполезного тряпья. Дом спал, как если бы ничего эдакого не произошло. А ведь действительно, разве что-то стряслось? Родион Петрович свалился сном мертвеца после тренировки? Так, не впервой же! Пётр Алексеевич его чуть не убил в учебном бою? Так, то отцовская наука! Михаил Фёдорович не только не вернулся из Москвы, так его ещё и из рода изгнали? А кто его в той Москве ждал? Разве ему не было велено сидеть здесь и никуда не высовываться? Вот сам и виноват!
Чего только Гришка ни наслушался с тех пор, как Пётр Алексеевич с Родионом Петровичем воротились. И всяк выходило, что Михаил Фёдорович — тварь неблагодарная. Его пригрели, накормили, напоили, дом какой-никакой дали, а он в Москву попёрся князя позорить. Но сначала говорили так только сами Вяземские, приехавшие на денёк к Петру Алексеевичу погостить. Гостили, правда, в основном в его кабинете и даже ночевать не остались. Речи их после подхватили и некоторые слуги, из тех, кто не ладил с Михаилом Фёдоровичем, вороватые и завистливые. Мол, и колдун из него никакой, а княжеской лаской всё ж одарен. Знали бы они, что на самом деле означает ласка князя Вяземского — завидовать бы не стали. Конечно, Гришка и сам не понимал, что там происходило между Петром Алексеевичем и Михаилом Фёдоровичем, но сердцем чувствовал, что ничего там хорошего и нет.
Пока Гришка думал о Михаиле Фёдоровиче, ставшем изгоем, он успел дойти до охотничьего домика. Здесь сжечь окровавленную одежду сподручнее, да и Родион Петрович так наказал, когда Гришка его в постель укладывал, не хотел, чтобы кто-то видел, что с ним отец его родной сделал.
Охотничий домик пустовал совсем недолго, но уже выглядел так, будто в нём давно никто не жил. Будто души лишился.
— Как Вы там, Михаил Фёдорович? — глянув в звёздное небо, пробормотал Гриша.
Не подозревал он только, что никакого Михаила Фёдоровича Вяземского больше не существовало. А вдали от имения князя Вяземского, в самой Первопрестольной в эти же мгновения Михаил Арсеньевич Морозов всеми силами пытался не сжечь на себе последние штаны. Другую одежду ему пока не выдали, а иначе тренироваться было бы не на чем. Гардероб Ирины Григорьевны изрядно оскудел, кое-что позаимствовали и из скромного сундука Полины. Если дело так и дальше пойдёт, то понадобится заняться покупками. Причём за счёт самого Михаила, потому что Ирина Григорьевна принципиально благотворительностью не занималась. Деньги свои она заработала сама и за просто так делиться ими ни с кем не собиралась. Пообещала только, что позволит Михаилу — и его Арсению, разумеется, — жить в доходном доме бесплатно ещё несколько месяцев, если тот наконец научится не пугать Полину неприкрытым совершенством мужского тела. Пока выходило не очень, и Арсений продолжал нести службу в рядах московских дворников — мало ли что.
В эту звёздную ночь не спал и самый главный человек Первопрестольной, а точнее, будем честны, и всей Империи. Кабинет его освещали всего три свечи в канделябре на рабочем столе, их вполне хватало, чтобы читать донесения из столицы. С каждым новым листом цесаревич всё больше хмурился.
— Может, хватит на сегодня? — из темноты послышался сонный голос.
—
Нет. Лиза, я тебе говорил, чтобы ты шла спать.— Ни за что, — отрезала она. На людях великая княжна Елизавета никогда бы не стала пререкаться с братом, будущим императором. Но в его кабинете они находились одни, а потому незачем было надевать маски. — Если я не буду стоять у тебя над душой, ты просидишь здесь до самого утра.
— Лиза, мне нужно работать, — Александр потёр уставшие глаза, им приходилось напрягаться, ведь далеко не у каждого доносчика прекрасный почерк.
— Спать тебе хоть иногда надо.
Елизавета вышла из темноты. На портретах царевна всегда казалась выше, чем была на самом деле. С ростом птички-невелички, тонкостью кости, миловидными и всё ещё немного детскими чертами лица Елизавету вполне могли бы принять за ребёнка. Но в прошлом месяце ей исполнилось восемнадцать, и к императору стали отправлять сватов намного чаще, чем до того. И с всё более и более выгодными условиями, потому что королевские дома из ближайшей Европы и не только мечтали породниться с колдуньей, несущей в себе три равных по силе магии. К счастью, в этом вопросе император всё же прислушивался к дочери, а потому пока можно было не волноваться. Во всяком случае об этом.
— Со мной всё в порядке, — в который раз повторил цесаревич, хотя чувствовал подступающую головную боль. Прошлой ночью он урвал у сна три часа, этой же, похоже, подобная роскошь его не ждала.
— Саша, — царевна убрала светлую прядь за ухо, — мир не рухнет, если ты немного поспишь. Ты и так сейчас сделал всё, что мог. Я думаю, они убоялись. Вся Москва видела, что за тобой стоят сильнейшие колдуны.
— Не уверен, что этого достаточно, — произнёс Александр, откладывая в сторонку очередной донос. И в каждом одно и то же, только имена менялись. — Лиза, ты сама видишь, что они делают всё, чтобы очернить мой образ. Помнишь, как отец смотрел на меня, когда мы с тобой навещали его?
— Помню, — кивнула она, помрачнев. — Думаю, граф Бурмин постарался.
— Я тоже так считаю. Втёрся гад в доверие к императору.
— Почему ты его не устранил, когда можно было?
Они оба понимали, что теперь любое покушение на графа бросит тень на цесаревича.
— Я его недооценил, — признался он. — Притворялся гулякой, любителем лёгкой жизни. Сама знаешь, вся столица кишит такими.
— Да уж, — передёрнула плечами Елизавета. — Сборище благородных бездельников.
— А Бурмин оказался не дурак, подсидел кого надо. Если бы я только раньше заметил…
— Не вини себя, Саша, — царевна подошла ближе и потрепала его по голове, — в отличие от отца, ты не развлекался. Нет, Саша, правда! То, что ты устроил на Хитровке должно было их устрашить. Что они могут? Какая у них сила? Да, они тоже колдуны, но разве хоть кто-то из них сравниться с Вяземскими, Юсуповыми или Кропоткиными? А мы с тобой? Мы с тобой несём в себе три магии!
Александр открыл было рот, чтобы поведать сестре тайну, гложившую его долгие годы, но в последний миг передумал. Возможно, когда-нибудь он и решится.
— Хотел бы я верить, что теперь всё будет в порядке, Лиза. Но, пока официальная власть находится в руках отца, я всё равно остаюсь вторым в Империи, ты сама это знаешь. Два переворота мне уже удалось предотвратить, но я уверен, что будут ещё. Я должен стать сильнее, Лиза.
— И станешь. Я в тебе не сомневаюсь, — она мягко накрыла его ладонь своей, не дав взять следующий лист из бесконечной стопки, — но давай всё-таки пойдём спать. У тебя завтра… У тебя сегодня с утра встреча с министрами. Давай ты не будешь их пугать тёмными кругами и дурным настроением, хорошо?
Глава 18
Как-то незаметно и совершенно неожиданно наступило лето. Всё больше и больше погожих деньков радовало Москву и её жителей. Арсений, просыпавшийся с рассветом, выходил на службу с удовольствием. Ему нравилась Первопрестольная, нравились люди, такие разные и во многом для него необычные. Встречались и иноземцы, и на них он смотрел, открыв рот. На дворников же, таких, как он, никто не обращал внимания, а значит, можно было беспрепятственно наблюдать и слушать, что народ говорит. Чем Арсений и занимался, пока его хозяин осваивал огненную науку.