Огненный Зверь

Информация была собрана, приехали люди, чтобы забрать тело.

Кирилл встал и подошел ближе, когда тело его отца упаковывали в черный пакет. Казалось, его запал иссяк, он не произносил ни слова, а на его лице не наблюдалось никаких эмоций. Мне хотелось подойти и обнять его, но я почему-то тоже стояла столбом.

Капитан записал все необходимые контакты, в том числе телефон Кирилла и пообещал, что он с ним свяжется и сообщит, когда можно будет проводить похороны. Потом попрощался и ушел вместе с экспертом с чемоданчиком и пареньком-стажером, который словно воды в рот набрал после вспышки Кирилла.

Мы остались вдвоем.

Кирилл, как подкошенный, рухнул в кресло и обхватил голову руками.

В квартире повисла страшная, звенящая тишина.

Я не знала, что сказать или сделать. Кирилл не произносил ни слова и не шевелился, этакая статуя.

Я постояла несколько минут, бессильно заламывая руки. Мне хотелось помочь ему, подойти, обнять и утешить, но я чувствовала свою беспомощность и неспособность что-либо исправить.

Я медленно и беззвучно вышла из комнаты, прошла в прихожую, заперла дверь, а потом так и замерла возле нее.

"Зверь, мне уйти?"

Я не была способна мыслить ясно, я нуждалась в совете.

"А чего ты сама хочешь?" - ответил он вопросом на вопрос.

"Я хочу помочь ему, но ничего не могу сделать".

Ощущение беспомощности и бесполезности было невыносимым.

"Тогда не оставляй его одного, - посоветовал Зверь.
– Хочешь помочь, наберись терпения".

Я кивнула ему и своим мрачным мыслям, отошла от двери.

Из комнаты не доносилось ни звука.

Я сделала неуверенный шаг в сторону спальни и остановилась, потом решительно повернулась и прошла на кухню, включила там свет.

Я не хотела оставлять Кирилла, но сейчас он во мне не нуждался, ему нужно было побыть одному, и я не собиралась ему докучать.

Странно было находиться в квартире, хозяина которой только что увезли в морг. Я стояла в окружении вещей старика, которыми он уже никогда не сможет воспользоваться. Чайник, холодильник, стол, посуда в шкафу со стеклянными дверцами... Он пользовался всем этим ежедневно, пил чай или кофе по утрам и отправлялся в офис, где встречался с нами, с его детьми, коими он всех нас считал. И кто-то из этих "детей" воткнул ему нож в спину, предал безжалостно и беспощадно...

Как?! Мне хотелось выкрикнуть это. Как такое вообще возможно? Кто-то из людей, которым он доверял больше всех на свете, оказался предателем, работающим на наших смертельных врагов. Этот кто-то приходил ежедневно в офис, делал вид, что сочувствует общим проблемам, изображал скорбь из-за смерти Илоны, приходил на ее похороны... При мысли об Илоне стало еще больнее. Этот загадочный кто-то, возможно, присутствовал при ее пытках, видел ее мучительную смерть, стоял и равнодушно смотрел, как она умирает, а быть может, и участвовал в ее истязании...

Слезы ярости вытеснили слезы горя. Как такое возможно? Кто же может быть способен на это?

Я села на стул у стола и тоже обхватила голову, точь-в-точь как Кирилл.

Перед моими закрытыми глазами проплывали лица людей, с которыми я сидела за одним столом каждый день, вела непринужденные беседы, которым доверяла. Ковров, Молотов, Андрей, Петя, Леночка... Кто из них? Кто способен на такую подлость?

Я сидела, кусая губы и не открывая глаз, не в силах пошевелиться.

Андрей. Такой веселый бесхитростный парень, который, казалось бы, не способен на хитроумные интриги. Мог ли это быть он? Были ли его благодушие и простота всего лишь маской, прикрытием? Это звучало полнейшим безумием, я не могла поверить, что это могло оказаться правдой. Но я точно также не могла подозревать и остальных.

Леночка. Глупенькая девочка, милая со всеми. Она была в восторге от своей новой жизни, училась с усердием и благодарила Владимира Петровича за то, что он ввел ее в свой круг, посвятил в тайны для избранных. Я помнила, как она испугалась, когда старику стало плохо, как переживала и хотела бежать за "скорой". Неужели это могла быть игра?

Ковров. Человек, который сначала мне совершенно не приглянулся, мы со Зверем даже прозвали его Коршуном. Я не доверяла ему поначалу, даже опасалась. Но потом не было ни единого повода, чтобы усомниться в его верности старику. Это ведь он помогал Кириллу устанавливать новую защиту вокруг Яслей. В его глазах я явственно видела боль во время похорон Илоны. Он не мог быть предателем! Да если бы им был он, зачем ему нужно было искать одаренных детей и привозить их Золотаревскому? Он мог бы сразу отдавать их Капюшонам...

Молотов. Не герой моего романа, но добрый человек, любящий детей. Он много времени проводил в Яслях, просто радовал ребятишек свои даром, учил тех, кто постарше. Я помнила, какой он был молчаливый и грустный, когда узнал о гибели Илоны, видела, как он сжимал кулаки в бессильной ярости, как я сейчас. Его дома ждали маленькие дети, он был примерным семьянином, и я никак не могла представить его с орудиями пыток в руках.

Петя. Подозревать Петю было бы вообще верхом абсурда. Сирота с раннего детства, старик вырастил его, поддерживал, обеспечил отдельным жильем, сделал членом наших собраний, обучал его. Все, что имел Петя, досталось ему от Золотаревского. Он не мог предать, я бы ни за что не поверила, что в мальчике-подростке может прятаться такая злоба и жестокость, которой должен был обладать предатель.

Тогда кто? Я поняла, что мысли пошли по кругу, я вспоминала каждого, прокручивала в голове их реплики, выражения лиц, но не могла найти ни единой зацепки, никто из них и никогда не вызывал у меня подозрений.

Тогда кто?!

Даже Владимир Петрович не смог ответить на этот вопрос, он не смог подозревать никого, но он точно знал, что предатель среди нас.

Я могла только гадать, как я за такой короткий срок заслужила его доверие, что оказалась у него на одном уровне с Кириллом, которому он доверял безоговорочно. Ведь именно я появилась последней, по всем правилам подозрения должны были пасть на меня, но он даже мысли такой не допустил, более того, именно мне доверился в последний раз...

По щекам катились слезы. Слезы боли, отчаяния и гнева. Если бы я знала, кто оказался способен на предательство, я бы жарила его на медленном огне до смерти, чтобы он испытал на своей лживой шкуре то, что чувствовали жертвы Черных Капюшонов. Я была бы безжалостной... Если бы я только знала... Если бы...

Дверь на кухню отворилась, я вскинула голову, вытерла слезы рукавом свитера.

Кирилл оперся плечом на дверной косяк и так и остался в проходе. Он был бледен, никогда еще я не видела у него такого потухшего взгляда. И мне было даже страшно представить, что он чувствовал в этот момент. Но, как бы ему не было больно, я еще раз убедилась, что Кирилл не из тех, кто забивается в угол и подолгу жалеет себя. По правде говоря, я вообще не ожидала, что он придет в себя так быстро.

Кирилл стоял, руки в карманы джинсов, и не произносил ни слова, просто смотрел на меня.

Я сглотнула.

– Я подумала мне лучше остаться?
– промямлила я, пытаясь объяснить ему свое пребывание здесь, и в то же время добавила в голос вопросительной интонации, давая понять, что одного его слова будет достаточно, чтобы я ушла.

– Я напугал тебя своей реакцией.

Я несколько раз моргнула, прежде чем до меня дошел смысл его слов. Нет, такого ответа я не ожидала.

– Ты, что, извиняешься?
– удивленно прошептала я, в горле почему-то першило.