Огни в долине

— Пока не благодарите, я еще ничего для вас не сделал. Живем мы с каждым годом лучше, а вот пройдет еще лет пять — совсем будет хорошо.

— Дай-то бог, дай-то бог.

— Бог ничего не даст, Егор Саввич, своими руками всего достигнем.

— Это я так, к слову. Сами знаете, старые люди к богу привержены. Вы уж не обессудьте, я тоже верующий.

— Знаю. Кстати, вы теперь не жалованье получаете, а зарплату. Заработанную плату. Это раньше жаловали деньгами, а нынче их платит государство. Да, Егор Саввич, вот все хочу спросить вас. Слышал я, до революции по многим ближним поселкам и заводам, по деревням и приискам кабаки стояли. А хозяином их был крупный виноторговец Сыромолотов… — Майский сделал паузу и, как показалось старшему конюху, очень уж внимательно посмотрел на него. — Не родственник вам?

Ни один мускул не дрогнул на лице Егора Саввича, хотя внутренне он весь похолодел и сжался: «Вот, дознался-таки. Кто сказал ему? Кто? Или так спросил?» Спокойно ответил:

— Слыхал и я про него, только в глаза не видал. Избави бог, от такого родственничка. Спаивал трудовой народ и на том большие капиталы, сказывают, нажил. Ни в жисть бы за такое мерзопакостное дело не взялся, руки не стал бы поганить. Хоть золотом засыпь, не стал бы.

— Нечистое дело, согласен. От пьянства многие беды идут. С ним бороться надо.

— Однако, Александр Васильич, казна-то в лавках торгует зельем проклятым. Это как понимать?

— А если не торговать, так самогон начнут гнать, всякую дрянь пить.

— Правда, правда. В деревнях-то будто и так самогон гонят.

— Возможно, и гонят. Но придет время, когда не будут и в магазинах продавать, и сами делать перестанут.

— Дай бог, дай бог. А и вы, поди, Александр Васильич, не в обиду будь сказано, по праздничкам-то не отказываетесь от стаканчика? Чать, не святой.

— Случается, — засмеялся директор, в душе ругая себя за то, что завел этот ненужный разговор. — Так мы подумаем, Егор Саввич, насчет вашей зарплаты.

На том они тогда и расстались. Сыромолотов полагал, что разговором дело и кончилось. Но директор не забывал своих обещаний. Когда Егор Саввич пришел в контору в день выдачи зарплаты, кассир сказал ему, что теперь он будет получать на тридцать рублей больше. Старший конюх от удивления рот раскрыл, а потом подумал: нужны-то мне ваши рубли, провалитесь вы вместе с ними. Однако на лице изобразил радость, старательно расписался в ведомости и, помусолив палец, пересчитал деньги. Потом зашел к директору, поблагодарил за прибавку.

С той поры Егор Саввич бросил рядиться в рванье, стал носить одежду приличную, хотя и не богатую.

Погладив Васютку по голове и поцеловав в пухлую розовую щеку, Егор Саввич взял фуражку и шагнул к двери.

— Дунюшка, ты бы к вечеру-то баньку затопила. Попариться чего-то охота.

— Затоплю, тятенька. И мы собирались помыться.

— Вот и ладно.

Как всегда, Сыромолотов направился на конный двор. Утро было солнечное, тихое. Давно отшумели вешние ручьи, земля подсохла, и кое-где начинала топорщиться щетина ярко-зеленой травы. Из дворов неслись неумолчные петушиные крики. Пахло дымом, свежеиспеченным хлебом и клейкой молодой листвой тополей.

Егор Саввич думал о своих делах, не замечая красот и запахов весеннего утра. После того, как уехал Виноградов, ему стало спокойнее. Инженер попортил немало крови старшему конюху. Везде совался, все проверял, а одного все-таки не досмотрел. И недосмотр этот дорого ему потом обойдется. Вот попляшет молокосос. И никто не подкопается, все чисто. Где-то сейчас отряд? Как ни старался Сыромолотов узнать маршрут Виноградова — не удалось. Нарочно скрывали, что ли? Даже Сморчок не помог, хотя в конторе постоянно вертелся. Одно подслушал: сначала поедут в сторону Холодного, а потом будто повернут к Находке. Пусть колесят, тайга велика, только бы на его тайник не набрели.

Проходя мимо навеса перед конюшнями, Егор Саввич увидел притаившегося за ларем Саньку Игумнова — молодого конюха, на обязанности которого лежал уход за выездными лошадями. Санька часто ездил с директором или со Слеповым, выполнял их поручения, и потому старший конюх считал его приближенным к начальству. Этим Санька прекрасно пользовался, держался независимо, не очень-то считался с Егором Саввичем, а порой и дерзил ему. Сыромолотов старался с Игумновым не связываться: пожалуется директору, оправдывайся тогда.

Сейчас парень держал в руке конец бечевы, протянувшейся на середину двора к колышку. Колышек подпирал поставленный вверх дном плетеный короб, снятый с ходка. Около короба ходили голуби-сизари. Санька частенько ловил их. Рассыплет горсть овса под коробом и ждет. Голубей на конном дворе всегда много. Они быстро слетались и незаметно заходили под короб. Тогда парень дергал бечевку, и десятка два птиц оказывались пойманными. Санька свертывал им шеи и бросал в мешок.

Сыромолотов не одобрял такого занятия, пробовал усовестить парня, но тот только посмеивался.

— Тебе-то, дядя Егор, что за дело? Чать, не твои голуби.

— Божью птицу изничтожаешь. Где у тебя совесть?

— Совесть на месте, не то, что у некоторых. А насчет божьей, брось, дядя Егор. Самая никчемная птица, и пользы от нее ни на грош. Только зерно жрет да пачкает.

Старший конюх не стал спорить, махнул рукой: пускай тешится. Но сегодня, проходя мимо Игумнова, не удержался.

— Опять балуешься. Али другого дела нет?

— Угу. Дело не волк, в лес не убежит. Ну иди, иди, дядя Егор, не пугай птицу.

— Вот скажу Александру Васильевичу, он тебя образумит.

— Испугал! Да Александр-то Васильич давно знает. И между прочим, я тоже могу кой-чего сказать.

— Чего, чего?

— Проехали. Топай, топай, дядя Егор.

Сыромолотов выругался и пошел по своим делам. Слышал, как сзади хлопнул упавший короб, как, треща крыльями, взлетели напуганные голуби. Потом раздался торжествующий Санькин выкрик. Слова Игумнова о том, что и он может кое-чего сказать директору, насторожили старшего конюха. И раньше подозревал, доносит парень обо всем, что делается на конном дворе. Однако чего такое он может знать? Ничего не знает, сболтнул просто так. А все-таки при нем надо осторожнее. Придет время, со всеми он, Егор Саввич, сведет свои счеты. И с Санькой тоже. Будет знать, сопляк, как старших не почитать, как доносы чинить.

День прошел в обычных хлопотах. Закончив все дела, Сыромолотов отправился домой, предвкушая баню, а потом сытный обед. Попарится хорошенько, настойки выпьет, может, и уснет тогда. А если опять сна не будет, если опять всю ночь промучается? Вот напасть-то.

Егор Саввич толкнул калитку, и сразу из глубины двора выскочил с грозным рыком большой серый пес. Признав хозяина, собака виновато завертела хвостом, жалобно скуля, словно просила прощения.

— Чего, Полкашка, обознался? — миролюбиво сказал Сыромолотов и в знак прощения потрепал пса по лобастой голове. — Сторожи, лучше сторожи хозяйское добро.