Огни в долине

Не заходя в дом, Егор Саввич пересек двор и через огород вышел к бане, проверить, хорошо ли вытоплена и все ли там готово. В маленьком предбаннике остановился и через открытую дверь в клубах пара увидел голую Дуню. Сноха, присев на корточки перед лавкой, на которой сидел Васютка, натирала его мыльной мочалкой. Рядом стоял таз с горячей водой. Сыромолотов в замешательстве остановился. Потихоньку выйти не хватало сил: заворожило розовое, налитое тело молодой женщины. Пышные волны еще сухих волос стекали с головы на плечи и спину, на круглые упругие груди, приоткрывая темно-вишневые торчащие соски. Васютка болтал ногами и чего-то лопотал, мотая головой.

— Да не вертись ты, — сердито сказала мать.

— Деда пришел! — радостно оповестил мальчуган, вытягивая к двери руку всю в хлопьях мыльной пены. — Мама, деда!

Дуня повернулась и, вскрикнув, как ужаленная, отскочила в угол. Схватила таз, выплеснула воду и прикрылась им.

— Ну чего ты, чего? — смущенно пробормотал Сыромолотов. — Я же не знал, что ты здесь. И пугаться меня не след… Я ж вроде отца тебе. Вот и Васютка напугался.

— Отвернитесь, тятенька, — чуть не плача, сказала сноха.

— А чего ж теперь отвертываться-то. Не съем я тебя, Дунюшка, — Егор Саввич медлил уходить, не отрывая взгляда от нагой женщины. — Ну, ладно, ладно, выйду нето.

Васютка, не понимая, чего испугалась мать, во все глаза смотрел то на нее, то на деда и не знал — зареветь ему или засмеяться. Сыромолотов попятился, говоря:

— Так я следом за вами сразу и приду. А спину-то вот потереть некому…

Дуня, прижавшись в углу, молчала.

После бани и обеда с водкой Егор Саввич пошел в спальню. Сон навалился на него медведем. Проснулся от боя часов. Они били долго. Сыромолотов лежал с закрытыми глазами, считая удары. Когда затих последний удар, в доме опять установилась прочная тишина, только чуть поскрипывал, раскачиваясь, маятник.

Егор Саввич открыл глаза. Желтоватый огонек лампады слабо освещал комнату. Почему он проснулся, словно кто толкнул в плечо? Ах, да… Босиком вышел из спальни, миновал горницу и остановился. Тишина в доме, все спят. Высокая белая дверь отошла в сторону без скрипа. Здесь тоже горела лампада. У печи виднелась маленькая кровать, в ней блаженно посапывал Васютка. А у другой стены на широкой кровати спала Дуня. Егор Саввич на цыпочках подошел к ней, и в этот момент сноха открыла глаза.

— Тятенька!

— Не шуми, Дунюшка, не шуми!

Егор Саввич повалился на нее, жадно прильнув губами к полуоткрытому рту, приглушив готовый сорваться крик.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Выписав наряды на фураж, старший конюх заторопился на склад, чтобы не упустить кладовщика. Не успеешь, потом гоняйся за ним весь день. Но увидев на завалинке у конторы Сморчка, Егор Саввич сразу забыл и про кладовщика, и про фураж. Старик блаженно жмурился, подставив ранним утренним лучам солнца морщинистое лицо. Редкая бороденка тоже торчала к небу. Сыромолотов быстро оглянулся и, никого не заметив, подошел к Сморчку. Поставил на завалинку ногу, сделал вид, будто счищает щепкой грязь с сапога.

Сморчок, не меняя положения и не глядя на старшего конюха, сказал:

— На этой неделе ждут.

— Не врешь? — Егор Саввич старательно скреб сапог.

— Вот те крест святой.

— Тогда сегодня и отправляйся.

— А ежели его не будет?

— Не будет, так знак оставит, где искать.

— А ежели и знака не будет?

— Да ты што дурака-то валяешь? Зарядил, ежели-ежели. Исполняй, что сказано, — старший конюх поставил на завалинку другую ногу. — И смотри, не увязался бы кто за тобой.

— Не впервой, чать.

— А как вернешься — дай знать.

Сыромолотов притопнул обеими ногами, сбивая остатки налипшей грязи, и быстро пошел на склад. Еще издали заметил идущего навстречу директора. Выдавив на лице улыбку, Егор Саввич слегка согнулся в поклоне, приподняв за козырек фуражку.

— Доброго здоровья, Александр Васильич.

— Здравствуйте, Егор Саввич, вот хорошо, что встретил вас. Во-первых, пришлите сейчас двуколку да пусть в нее не Пегаса, а Рыжика запрягут. Поедем с Иваном Ивановичем по шахтам. Во-вторых, в среду Тарасенко приезжает, надо в Зареченск подводу отправить, встретить. Он с семьей: жена и двое детишек, ну и багаж какой-то есть.

— Вот это никак невозможно, Александр Васильич. С полным бы удовольствием, а только нельзя.

— Почему? — удивился Майский. — Что у нас лошадей не стало?

— То-то и оно, — выдохнул старший конюх, — добрых лошадей, считайте, и нет. Сами же велели лучших Виноградову отдать. Он и выбрал самых что ни на есть лучших. Пегас в парной упряжке не ходит, а один такой путь не вытянет. Да и вам он нужен.

— Я-то обойдусь два-три дня.

— Все равно, Пегаса нельзя, не вытянет. Вот если Рыжика… Нет, и Рыжика нельзя, он ведь недалеко может. Обезножил совсем. Не знаю, как и сегодня-то пойдет.

— Что же, на всем конном дворе нет пары лошадей? — директор начинал сердиться: на лбу, как тучи, собирались морщины, глаза стали жесткими. — Дожили, нечего сказать.

— Как нет, поищем, Александр Васильич, поищем.

— Поищите. В понедельник надо выехать. Хочется встретить человека, как он того заслуживает.

— Я все сделаю, — примирительно сказал Сыромолотов, — только добрых лошадей нет. Чего нет, того нет.

— Так Рыжика поскорее мне, — и директор размашисто зашагал дальше.

Егор Саввич неопределенно хмыкнул.

Объехать шахты Майский и Слепов договорились еще накануне. Иван Иванович ждал директора, сидя на лавке у конторского крыльца с двумя бригадирами с «Таежной».

— Едем, Александр Васильич?

— Поедешь тут. Того и гляди пешком станем ходить.

Слепов заметил, что директор не в духе.

— Ты чем расстроен?

— Да так, пустяки. Понимаешь, на всем конном дворе нет пары добрых лошадей, а надо съездить в Златогорск.

— Начальство вызывает?

— Никто не вызывает. По дороге все расскажу. Сейчас будет двуколка.

На крылечко, постукивая деревянной ногой, вышел Савелий. Он теперь работал счетоводом в конторе. Увидев директора, инвалид сказал:

— К телефону тебя, Александр Васильич.

— Кто? Кому я еще понадобился?

— С драги звонят. Срочно просят. Зубов будто.

Майский посмотрел на парторга.

— Ну раз срочно, хорошего не жди.

Взбежав на ступеньки крыльца, он быстро прошел длинный полутемный коридор, освещенный редкими электрическими лампочками, и завернул в бухгалтерию. Поздоровался с кассиром и бухгалтером, взял лежащую на столе телефонную трубку.