Ого, индиго!
Шрифт:
– Мир – безумен. Кровь в телевизоре давно заменяет борщ или клюквенный сок. Говорят,настоящая кровь в кино выглядит неубедительно. Представь, насколько неубедительно в телевизоре выглядит настоящий человек. Мы – сны. Иллюзии. Тени. Фантомные боли. Смирись.
– Ты записалась в философский кружок? Убеждаешь себя наконец выйти замуж или уйти в монастырь?
– Не поверишь. Я совершенно спокойна. В монастырь я могу попасть ради сбора материала в газету под условным названием «Секс в монастыре». Не смейся, не улыбайся. Оказывается, самый главный вопрос, который мучает социально успешных людей со средним уровнем заработной платы, «Мечтают ли монашки о сексе?». Меня не раз пытались заслать с подобной темой куда-нибудь в глушь. Рубрика «Один день из жизни репортера». Но я не проходила фэйс-контроль у главного редактора.
– И что?
– Дина, и ты туда же...
– Ну пожалуйста...
– Представь
– Я так и знала... И что же теперь делать?
– Жить! Не надо изменять этот мир. Он и без нас слишком безумен. Мир – цирковая арена. Мы – массовка. Кастинг – есть кастинг. Каждый день прямой эфир. Сначала мне казалось, что я достойна главной роли. Теперь согласна на массовку.
И вдруг Динку прорвало. Слезы матери-одиночки без специальных навыков и работы покатились у нее по щекам.
– Я одна пропаду. Ксюха, выручай!
– Есть отличное место в секс-шопе. Я не шучу. В центре. Не работа, мечта.
Речной трамвайчик обогнал кораблик, на котором пели и танцевали пьяные менеджеры (зомби? ветрогоны?). Динка сжала кулаки и поклялась Майке выжить, чего бы ей это ни стоило.
Фея не жалостлива. Она просто предлагает немножко поиграть.
И играет до первой крови. Это и есть вкус настоящей жизни.
Феи иногда влюбляются в собственные творения. И долго этим болеют.
Они всегда преданы самым верным. Они ведут прямые репортажи из собственной головы. Чтоб никогда не оставлять любимых в совершенном одиночестве.
В жизни они появляются – будто невзначай. Мимоходом. Чуть более живой взгляд. И все. Знакомятся просто. Будто знали друг друга всю жизнь.
И сразу начинается балаган. Романтика студенческого общежития.
Когда все юные и свободные. Когда все еще впереди.
Настоящая фея умеет все. Раскачать. Заставить запомнить, как это было. Заставить дрожать. От любви к жизни. Она может смоделировать ситуацию, где подвиг — актуален. И даже подвергнуть человека смертельной опасности.
Все ради одного – чтоб он снова осознал себя.
Старичок изящными костяшками пальцев стучал по дубовому столу. Дело давало сбой и грозило затянуться. В городе происходила космическая утечка энергии и остановить процесс было невозможно. По понятным причинам эта информация тщательно скрывалась от средств массовой информации. Старичок, прикрыв глаза цвета замороженного неба, слушал Баха так внимательно, будто в этой музыке был прошит код тайного знания, ГДЕ ИСКАТЬ АГЕНТА. Агент был неуловим, не оставлял энергетических хвостов, обрывал все каналы связи и уходил от преследования сразу же после того, как фиксировалось новое излучение. Ситуация выходила из-под контроля. Солнечная энергия расходилась по городу, словно варилась в особом горшочке с кашей. Каша давно выползла из горшка и уже затопила полгорода. Но ни одно светило психологических наук не могло внятно рассказать, где именно и кто именно заварил подобную кашу. Старичок взглянул из окна на Москву-реку. По реке шли корабли. И вглядываясь в миллионы огней, остро осознал, что где-то среди них затерялось существо из другого мира, которое нужно вычислить, найти, обезвредить и перекодировать любой ценой. Старичок вновь прислушался к пространству, пытаясь вызвать волну «картинок в голове», только они могли рассказать правду о жизни. Именно в тот момент, когда все другие правды умрут. Но на внутреннем экране было пусто. Старичок следил за огнями и кораблями, как всегда улыбаясь своему тонкому стратегическому плану. Ему ли было не знать, что Индиго рано или поздно засветятся, растратят всю энергию и приползут к нему за помощью. Ему ли было этого не знать. На этот раз он выбрал лучшую форму борьбы – ожидание. Он знал, что агент выдохнется, разрядит свои батареи, отдаст миру последний луч солнца своей души и будет страстно ждать связного. «Связного не будет, – мысленно улыбнулся старичок. – Или, вернее, связным буду я». Агент в поисках энергии-питания, похож на волка-одиночку, который лишь в крайнем случае выходит к людям. «Этот тоже выйдет. Все выходят. Мимо меня еще никто не проходил. Я – король мира! Это моя планета. Посторонним вход запрещен!».
В «Окнах», как всегда, можно было скрыться от удручающей действительности: телевизора, телефона, страшных новостей (как будто главный пиарщик, придумывающий, чем еще можно напугать граждан, исписался, а другого еще не нашли). В «Окнах» – каменные стены, словно чудом залетевший в Москву южный архитектор сложил здание, набрав камни из местного карьера. В целом композиция – каменные стены, шкура, светильники под старину, деревянные столы и стулья а-ля Машенька и медведь – напоминала кафе под южным солнцем. Архитектор, видимо, заработал денег и уехал обратно.
А «Окна» остались. Сегодня обошлись малым – заказали графинчик холодной водки, грибной суп, селедку под шубой. Кеша и Илья за столиком в углу уселись на стульчики-пеньки и погрузились в состояние медитативного разговора.– На самом деле у меня есть отличный шанс, что я найду девушку в большом городе, – с чувством собственного достоинства доложил Илья.
– А, может, забудь? – махнул рукой Кеша. Ему уже надоедала роль доверенного лица Дон Кихота. – Посмотри, сколько девушек! Все прекрасны!
– Ты не понял, – задумчиво отозвался Илья. – Она – магнит. Ест, дышит, ходит по улицам, а ее магнит работает в полную мощность. Проблема в том, что она переключила тумблер скорости собственного горения. Я хочу найти ее, спросить, что все это значит. Во время встречи я отчетливо услышал щелчок. Будто я, подчиняясь природным ритмам, спал двадцать семь лет. А от удара (молния, ток, электричество) проснулся. Я был сонным дураком. А теперь – бодрствующий дурак. Существует пятьдесят процентов вероятности, что я встречу ее опять.
– Это почему?
– Или-или. В городе двадцать миллионов человек. А нас уже двое. Это очень много для такого города. Где бы мы ни были, наши магниты почувствуют и притянут друг друга. Магниты лучше знают, что нужно на самом деле.
– Волшебник! Ты записывай! Магниты! Сказка дня! Связь на расстоянии!
– А ты что, не веришь? – обиделся Илья – Мне кажется, что я слышу ее голос. Плавный поток ее мыслей. Осталось малое – назначить встречу в кафе и не опоздать, прийти вовремя. Я отправлю в космос сигнал-ракету. И она ее поймает. Как сигнал мобильного телефона, как мысль, как послание. Она почувствует, что теперь в этом городе не одна.
Кеша нашел этот образ очень трогательным и романтичным. Но сам предпочитал наблюдать за агонией со стороны.
Фея является мощнейшим источником радиации. Она фонит, переливается.
Журчит. Переплавляет. Голосом – щебечет и играет с непослушными волосами.
Но параллельно – обновляет кровь. Меняет устаревшие программы личности.
И дает один раз почувствовать себя самим собой.
Как она этого добивается – неважно. Главное – чтобы горели глаза.
Выкатился ком из глотки. И веревка, как змея, сползла с шеи.
Одними разговорами такой беде не поможешь.
Нужно стать дыханием героя, его отражением. Его второй половиной.
Отдать ему все, чего ему больше всего не хватает. Только сделать это волшебным образом. Герой должен проснуться.
Но будить его – дело неблагодарное. Черное. Он должен сам захотеть подняться.
Фея изначально должна поразить. А дальше – чистая импровизация.
В идеале – герой за короткое время должен пройти огонь, воду и медные трубы. Очистить свои мысли, успокоиться и вновь полюбить весь мир.
А фея улетает – по своим волшебным делам.
Мама Дины пила чай с доброй подругой-соседкой. Кухня требовала ремонта, что навязчиво бросалось в глаза. Пока Динка жила роскошной жизнью под крылом Игоря, до кухни как-то руки не доходили. А сейчас думать об этом было смешно. Деньги таяли на глазах, Игорь выдерживал характер и на контакт не шел. Мама выглядела среди морально устаревших кастрюль как потерпевший бедствие Робинзон Крузо, застрявший на острове БЕЗВРЕМЕНЬЕ.
– Динка как?
– Да не спрашивай, – отмахнулась мама. – Вся в мечтах. А на работу так и не устроилась. Все мечтает об особенном месте в жизни, которое существует только для нее. Так, кажется, она выражается. Детство не кончилось. Большой ребенок. Как она одна по городу ходит, не понимаю. – Мама вздохнула и отпила чай из блюдца с большими золотыми пионами.
– Да это ты ее разбаловала! – вздохнула соседка. – С детства относилась к ней как к единственной и неповторимой.
– А таких больше нет. Присмотрись, нет таких. Она и добрая, и живая. Не высокомерная. Вот только с работой не везет. Тут уволили на днях. Была этим, как его, массовиком-затейником.
– Работа как раз для нее. – Соседка-подружка похлопала в ладоши. «Ладушки-ладушки». – Как она умудрилась и там не ужиться? Нет, характер хороший, но ленивая она. Взялась бы за голову, давно бы уже человеком стала.
– Она и так человек, – обиделась за Динку мама. – Да и не ленивая она. Просто невезучая. А может, и к лучшему. Вон и в проститутки идут, и в нарко, нарко... притоны. А ее только из массовиков-затейников погнали. Ничего, пока прокормим, а может, потом что и выплывет.
– Под лежачий камень вода не течет, – сурово сказала соседка-подружка. – Была бы она поживее, давно бы устроилась. Ты смотри – девка красивая, умная. А не умеет попасть в нужный час, в нужное место. Сколько ее знаю – она в ненужный час, в ненужном месте тут как тут. Невезение. Может, ее, того, бабке показать?