Огонь для Проклятого

Прислушиваюсь изо всех сил, но, кроме воя за окнами, не слышу больше ни звука.

Может, у него там очередной эксперимент? Я же не знаю, чем он тут занимается. Может, создает еще одного стража. И эта версия звучит очень правдоподобно, если бы, снова, не ощущение страха, что пролегло по лицу величайшего чернокнижника огромной Империи.

Переступаю с ноги на ногу. Под ногой едва заметно скрипит деревянная половица — и этот звук будто возвращает меня к реальности. Осторожно, на носочках, делаю несколько шагов в сторону дверного проема, в котором скрылся Кер. Там, ожидаемо, темно. Но у меня есть масляный фонарь. Еще какое-то время прикидываю, достаточно ли я сегодня сошла с ума, чтобы и дальше продолжить делать странные вещи. Похоже, достаточно. Потому что одной мне тут очень не по себе. А еще этот непрекращающийся вой.

Беру с собой фонарь и медленно иду за Келом. Здесь не так много комнат, чтобы я долго его искала. Ну, не считая возможных потайных, но я предпочитаю надеяться на лучшее.

Стон повторяется. Вернее, это уже не стон — это что-то среднее между ревом и утробным бульканьем.

У меня сердце едва не замирает от этого звука.

Ни одному человек точно не стоит быть там — и я отлично это понимаю. До такой степени, что хочу все бросить и бежать, куда глядят глаза. Пусть даже там, за стенами, воют красноглазые зубастые твари. Но мое сознание будто помутилось, потому что делаю шаг за шагом в поисках Кела.

И нахожу его по еще одному масляному фонарю.

В небольшой комнате нет ничего, кроме простого деревянного стола — и лежащего на нем тела.

Я вскрикиваю раньше, чем успеваю зажать рукой рот. Потому что живот и грудная клетка у несчастного на столе… несчастной — вскрыты и выпотрошены. Но тело бьется в жутких конвульсиях. И тот ужасный стон издает именно оно.

Стоящий у стола Кел резко поворачивается ко мне — и я лишь чудом не выпускаю из рук фонарь.

Он что-то бубнит себе под нос, явно ругается и полощет меня, на чем свет стоит, быстро проходит ко мне, но вместо того, чтобы вытолкать обратно, уже молча берет за руку и тащит с собой.

— Хотя бы сейчас послушай и не двигайся, — почти кричит, перекрывая рев несчастной на столе.

В моей голове столько вопросов, что даже удивительно, что они до сих пор сами собой не просочились наружу. Но выдавливаю лишь один, самый страшный для меня.

— Это ты сделал?

Ему даже не надо отвечать.

— Нет.

Кажется, впервые в жизни я читаю его, словно открытую книгу.

Тело на столе резко замирает, а голова несчастной поворачивается к нам. Глаза распахнуты и смотрят на нас — на меня. И это живые глаза живой молодой женщины. Она даже моргает. А потом из ее широко раззявленного рта начинает вытекать нечто черное, будто дым.

Кел, явно не заботясь о приличиях и едва ли рассчитав силы, отодвигает меня в сторону — почти отбрасывает. Тут же разворачивается ко мне спиной, будто закрывает от того, что происходит с телом несчастной девушки. А черным дым из ее рта продолжает вытекать. И течет он очень странно — густой, плотный, подрагивающий. Точно и не дым, а жидкость, но куда более эфемерная и зыбкая.

Кел тянется за пазуху и что-то достает, но мне не видно, что. И так высовываюсь из-за его спины, точно воришка, приметивший вожделенную добычу.

А между тем черный дым начинает иссякать. Все это время он стекал на пол и теперь расползся по ней невнятным пятном.

На этот раз успеваю заткнуть рот ладонью — потому что пятно оживает. Над ним поднимается сгусток, сильно напоминающий череп, но явно не человека — куда более вытянутый и с куда более длинными клыками. Мгновение — и глаза черепа наливаются алым.

Глава тридцать первая: Хёдд

Кел что-то срывает с груди и выбрасывает перед собой на вытянутой руке. Это какой-то амулет, вокруг которого растекается то же самое алое свечение, что горит в глазах неизвестного мне создания. В следующий момент мне кажется, что Кел’исса что-то ударило, потому что он вроде бы отдергивает руку, но точно я не уверена.

Тень скукоживается, почти исчезает, затем, точно в длинно прыжке, оказывается в каком-нибудь метре от Кела. Сияние амулета усиливается. Тварь издает такой пронзительный визг, что меня будто по глазам полоснули раскаленным клинком. Отшатываюсь, зажмуриваюсь и все же выпускаю из рук фонарь. Тот падает под ноги. Звон битого стекла — и ощущение быстро разгорающегося пламени прямо на моих ногах, на длинном теплом плаще.

Я еще успеваю открыть глаза и увидеть, как неподвижное тело на столе превращается в нечто вроде пепла и просто оседает, перестает существовать. Куда делась тень — не знаю, потому что Кел молча оказывается за моей спиной и резким движением срывает с меня горящий плащ, а, точно ужаленная, отпрыгиваю в сторону, стараясь оказаться подальше от разгорающегося голодного костра.

Проблема в том, что мои сапоги все еще в огне. Глупо топачусь на месте, пытаясь сбить с них пламя, но это абсолютно бесполезно, потому что огонь уже поднимается выше, по теплым штанам и меховой юбке.

Кел что-то рычит себе под нос, что-то на незнакомом мне языке, не уверена даже, что это халларнский, подхватывает меня на руки и несется прочь из дома. И мне приходится крепко обхватить его руками и прижаться всем телом, чтобы не очень сильно задевать дверные проемы, сквозь которые чернокнижник даже не бежит, почти проламывается.

А на улице он просто бросает меня в жесткий сугроб. Падаю в него и судорожно пытаюсь засыпать себя ледяной крошкой, которую еще не так-то легко отколупать после последних выкрутасов погоды. Кел наваливается сверху, проламывает лед прямо руками и накидывает на меня.

Горящее масло не так-то просто погасить, но мы справляемся. Правда, выгляжу я подранным собаками пугалом.

Ощущение боли приходит только теперь.

Морщусь и шиплю, когда Кел подает мне руку и помогает подняться.

— Что это было? — задаю одновременно и уместный и нет вопрос.

Кел’исс, будто не совсем осознанно, касается болтающегося на шее амулета в форме треугольника. Сейчас амулет тусклый и мертвый, никакого свечения.

— Смерть, — отвечает, как мне кажется, немного рассеянно.

Шутит или всерьез?

— Идем, нужно обработать твои раны, — не позволяет мне развить свое любопытство.

— Нет, ничего страшного, — пытаюсь напустить на лицо безмятежность, что, само собой, наверняка не получается даже близко. Я слишком взбудоражена, чтобы оставаться спокойной. И даже ожоги болят где-то на втором плане и почти не беспокоят.

— Тогда уходи.

Вот так просто? Никаких обвинений, никакого недовольства, что ослушалась его приказа и не осталась на месте? Никаких ответов на мои вопросы? Вообще ничего?

— Пожар! — кричу я, когда вижу выползающий из-за спины Кела дым в раскрытой настежь двери.

Вместо ответа Кел’исс лишь прикрывает глаза и тяжело вздыхает, а потом разворачивается и исчезает в лаборатории.

Ну да, он и без того знал о разгорающемся пожаре, но вместо того, чтобы спасать свой дом, он спасал меня. И упущенного времени хватило, чтобы огонь успел поглотить одну комнату целиком и уже выполз в соседние.