Огонь на поражение

Первая пуля попадает Крузу в протез и валит его на пол. Вторая — в охранника. Еще три, не глядя, веером по столикам с телохранителями «полководца»…

Марий поднимает голову, короткий ствол кольта загоняю ему в рот. В барабане — один патрон. Крайний.

В мою голову направлены семь или восемь стволов. Кажется, я физически ощущаю тепло лазерных прицелов. Со стороны, должно быть, красиво: лучи красные или зеленые. Моя голова в них — как муха в центре паутины.

Если я ошибся — сейчас убьют. И меня, и Димку.

Димкин охранник тоже оклемался. Пуля кольта такой бронежилет не прошьет.

Направил пистолет Крузу в голову. Подумал… Поднял ствол, направил на меня, — Димка смотрит в потолок, дышит неглубоко и размеренно, он похож на жука, перевернутого на спину… Курок кольта взведен, чтобы его спустить, достаточно легкого движения. Совсем легкого.

Надеюсь, стрелки это разглядели. И оценили.

— Вот что, ребята. Если я сейчас раскрошу череп вашему боссу, будет уже не важно, сколькими пулями вы продырявите мой. Это будет провал. Полный. С вас спросят именно за это. А пока ваш босс жив — он отдаст приказы.

Перевожу дух.

— А теперь, господин Глинский, будьте любезны управлять ситуацией. Если вы согласны, опустите веки. Медленно. Если нет — моргните два раза. Умрем вместе. Я молча, вы — без покаяния, Глаза блондина широко раскрыты. Медленно, словно боясь вспугнуть что-то мимолетное, закрывает глаза. Правильно опасается. Самое мимолетное — это жизнь.

— Всем положить оружие на пол! — командую я. «Да», — подтверждает блондин.

— Теперь пройдите в подвал — крайняя дверь рядом с кухней.

— Мы должны быть уверены… — открывает рот один из парней.

— Ребята, я вовсе не хочу никого убивать. Моя задача спасти жизнь свою и своего друга. Надеюсь, это понятно. Ваша задача — выполнять приказ босса. Вы подтверждаете этот приказ?

Глаза Марика широко раскрыты. Он не моргает, и в уголках появляются слезы — от напряжения.

— Марий Леонидович, вашу жизнь я могу гарантировать только одним — честным словом. Я вас не убью.

Блондин устало опускает веки.

Телохранители один за другим спускаются в подвал. Как ни странно, делают они это спокойно и даже охотно, ибо освобождены от главного: необходимости принимать решения и нести за них ответственность.

И еще. Как правило, в любой группе всегда имеется человек, обязанность которого — возглавить ее и взять на себя принятие решений. Приказывать. Полагаю, и эти ребята — не сборище любителей…

А значит… Если двенадцать боевиков экстра-класса подчинились приказу человека, фактически поставленного в крайние обстоятельства, дав себя разоружить…

Значит, уровень этого человека очень высок.

Крайне.

Насчет того, что пальбу услышат снаружи, — я спокоен. Здание построено в прошлом веке, стекла — двойные. За «тишину на участке» можно не беспокоиться.

Михеич закрывает за бойцами толстенную металлическую дверь, задвигает четыре засова: раньше в здании помешалось какое-то учреждение типа главка, в шестидесятые в подвале оборудовали бомбоубежище — на случай ядерной войны с империалистами. И дверь и подвал сохранили.

— Дрон, кто оплатит счет? — деловито осведомляется Михеич. — Сам понимаешь, и бордо, и мебель попорчена… Да и архаровцы эти в подвале… У меня там харчей — на миллионы рублей… О выпивке вообще не говорю: вина коллекционные…

— Михеич, пиши на меня. Я бы и сейчас оплатил, да сам видишь, руки заняты.

Кольт изо рта блондина я вынул, зато крепко взял под руку и воткнул ствол тупорылого «тишака» ему в печень.

— А ты что, и впрямь разбогател? — интересуется метр.

— Ага. Временно.

— А что в этом мире постоянно? — вздыхает Михеич.

— Любовь, — бросаю я.

Михеич смеется, вздрагивая всем телом, от души.

— Эх, Дронов, сукин ты сын… Нет ничего более преходящего в мире, чем любовь. Уж поверь мне, старику. Это в молодости к жизни нас привязывают мечты. А в старости — привычки. Увы, только привычки… С оплатой не задерживай…

— Как только, так сразу.

— Ну-ну…

— Дронов. — Марий смотрит прямо перед собой, и в голосе его не чувствуется ни волнения, ни испуга. — Я готов довести нашу сделку до конца и выполнить свои обязательства. Включая финансовые.

— Глинский, я готов выполнить свое обещание и сохранить вам жизнь. Но пока обстоятельства достаточно напряжены… Вы будете вести Дмитрия, я буду контролировать вас.

— Олег, вы дали слово…

— И сдержу его. У вас есть люди снаружи?

— Естественно.

— Сколько?

— Четверо.

— Сейчас мы выйдем, пройдем к вашей машине. Полагаю, ваши люди так или иначе извещены о происшедшем здесь…

— Да.

— В ваших интересах, чтобы все прошло без осложнений.

— Я это понимаю.

Мы выходим. Спускаемся со ступенек. Но никаких людей Марика не видно.

Прямо перед нами тормозит «БМВ». Мягкий визг тормозов и еще один звук, короткий, свистящий, словно из шарика резко выпустили воздух.Глинский валится на бок. С дыркой во лбу.

Наповал. Дверца водительская распахнута.

— Додо, брось пистолет.

Разжимаю руку. Оружие падает на землю.

Открывается задняя дверца.

— Уложи своего парня на заднее сиденье.

Выполняю. — Сам садись за руль.

Сажусь.

А что делать? Голос мне знаком. Давно и очень хорошо. Направленный на меня зрачок глушителя на стволе крупнокалиберного пистолета придает словам весомость.

Тем более сомнений в профессионализме человека, отдающего приказы, у меня — никаких. Как и в том, что он пустит оружие в ход без колебаний.

Черный плащ и черная широкополая шляпа, лицо, фигура — скрыты. Но голос — не меняется.

Сижу за рулем. Фигура в плаще застыла на заднем сиденье рядом с бесчувственным Крузом. Ствол пистолета упирается мне в затылок. — Трогай!

Глава 32

Успеваю отъехать метров пятьдесят, — сзади ухает взрыв. Наемный «форд» превращается в столб пламени… Две машины рядом, чуть повременив, тоже испустили дух тяжелыми вздохами взрывов…

Значит, ровно девятнадцать тридцать. «Форд» был «по ноздри» начинен гектопластом, а время переставить я не успел.