Огонь на поражение

Лицо человека сзади невозмутимо.

Проезжаю четыре квартала, сворачиваю, снова сворачиваю, подчиняясь коротким командам «черного человека»:

«прямо», «направо», «налево», «Прямо».

…А сам вспоминаю летний «оздоровительный лагерь» начала восьмидесятых. И человека по кличке Гунн. Это был его «официальный» псевдоним, мы же прозвали его — Герцог. В Гунне плескалась явно восточная кровь: тонкий нос с горбинкой, густые иссиня-черные волосы, впалые щеки, темные, почти черные глаза. Никто бы не удивился, узнав, что род свой он ведет от кахетинских князей или испанских грандов.

Будучи среднего роста и довольно хрупкого телосложения, он никому не желал уступить ни в чем. Как и я.

Мы подружились, но странною дружбой: это было скорее соперничество.

Рукопашный бой ему не давался. Вспыльчивость мутила разум; стоило ему пропустить удар, как он лез вперед ни о чем не думая и желая лишь одного — достать соперника. Работал Гунн всегда в полную силу, яростно — и так же получал. Мои теоретические попытки «вправить ему мозги» были безуспешны. Аксиому «Побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто умнее», естественную для любого поединка, он переводил для себя так: «Хорошо смеется тот, кто стреляет первым!»

Так же, как и я на рукопашке, Гунн «повелся» на стрельбе. Из тиров не вылезал часами. Стрелял он исключительно. Навскидку, из любого оружия, практически не целясь. Словно некий компьютер был вмонтирован в его мозг; за сотые доли секунды он успевал просчитать все: скорость и направление ветра, скорость и направление движения цели… Мишени, как правило, появлялись беспорядочно, но Гунн каким-то шестым чувством угадывал и время, и место их появления и «гасил» на «взлете». Даже инструкторы относились к его манере ведения огня с каким-то суеверным уважением.

Здесь уже он вправлял мне мозги; «Додо, о цели не нужно думать, ее нужно чувствовать. Тогда — попадешь». — «Гунн, а если это человек?» — «Нет. Цель — это цель. И ничего больше. Будешь думать — пропадешь. Он попадет в тебя, ты в него — нет».

Цель — это цель. И ничего больше…

С той поры Гунна я не встречал.

Сейчас он сидит за моей спиной, приставив к затылку ствол.

— Теперь налево…

Заезжаю в проулок, абсолютно пустынный в этот час.

— Стоп. Ну, со встречей, Додо.

— Со встречей, Гунн.

— Оружие?

— «ПБ» в кармане пиджака. Кольт за поясом.

— Доставай. За ствол, аккуратно. И, Додо, без фокусов, пожалуйста. Все-таки стреляю я быстрее, чем ты бьешь. Это он без балды. Передаю ему оружие.

— Что с Кленовым?

— Кто это?

— Снайпер. Он должен был контролировать вход.

— А-а…

— Ты убил его?

— Нет. Это было бы непрофессионально. Мне его не заказывали.

— Что с ним?

— Спит. Он хороший снайпер: нашел самое удачное место. Только еще раньше его нашел я. Пришлось усыпить.

— Ампула?

— Ну да. Из духового ружья. Очень удобно. Ты не беспокойся, не замерзнет.

Чердак. Там тепло. Проснется даже без «кумара». Хотя по пробуждении у него будут проблемы…

— Ты его подставил…

— Естественно. Убрал из того же ружья людей блондина, — маячили, как фонарные столбы. А ружьишко оставил рядом.

Гунн щелкает барабаном кольта.

— Ты, я вижу, пальбу учинил в приличном заведении не на шутку. Последний патрон остался.

— Крайний.

— Ну, крайний, так крайний.

— Я закурю?

— Почему нет? Только — без резких движений. Прикури от машинной зажигалки.

— Считаешь, обычную использую как огнемет?

— Додо, голова у тебя всегда варила. А мне лишние неприятности не нужны.

Закуриваю.

— А что тебе нужно?

— Что и всем. Досье, Мои заказчики полагали, оно у тебя. Я с этим согласен.

Уж очень долго ты болтался вне контроля.

— Мне было чем занять это время.

— Не сомневаюсь. Как не сомневаюсь и в том, что попусту ты его не тратил.

— Как и ты.

— Да. Дронов, на кого ты работаешь?

— На людей.

— На каких?

— Просто: на людей. Тех, что по улицам ходят, в метро ездят, на заводах работают…

Гунн задумался. Надолго. Хмыкнул.

— Самое смешное, Додо, что ты скорее всего не врешь. Ты действительно так думаешь?

— Ага.

— Тебе это нужно?

— Выходит, нужно.

— Додо, ты дурак. Или — идеалист. Что, впрочем, одно и то же.

— Это — кому как.

— Додо… Сейчас можно работать на себя. Только на себя.

— Понимаешь, Гунн… Одни люди растят хлеб. Другие — делают машины. Третьи — пишут книги. Нас с тобой готовили…

— Воевать.

— Нет. Защищать. Вот этих самых людей.

— Время поменялось.

— Время может меняться как угодно. А вот изменить долгу мы не можем.

— Додо, ты понимаешь, что нас бросили? Продали? Со всеми потрохами! Как продали и предали ребят, что погибают сейчас в Чечне! Как продали и предали людей, которые гибнут под бомбежками…

— Гунн, а ты думать научился.

— Заткнись, Додо. Думать я всегда умел. И ты, и я понимаем, что для разборки с грозненским генерал-президентом хватило бы трех мобильных команд из групп вроде «Альфы» или «Вымпела»! Вспомни, сколько людей было задействовано в захвате дворца Хафизуллы Амина? Да захватить грозненский обком для профессионалов диверсионных групп… Что, будешь спорить?

— Нет.

— Ребята, подготовленные в случае войны к захвату штабов армий НАТО, командных пунктов управления войсками на территории Штатов, центров Пентагона и НАСА… А тут: обком партии, переименованный в президентский дворец, назван «неприступной крепостью» и тысячи парней посланы умирать… Просто парней, не воинов, не бойцов, солдат-первогодков. Их заставили драться с просто парнями из чеченских сел и городов. Любым властям нужна кровь, чтобы цементировать эту власть. И не важно, с какой стороны они находятся. Для себя, Додо, я решил одно: моей крови в этой «смазке» больше не будет!

— Да? И поэтому стал «заказным»?

— Додо, я не умею выращивать хлеб и делать машины. И-не хочу. Я готов рисковать и работать профессионально. И… это хорошо оплачивается.

Молчу. Сигарета истлела до фильтра и обжигает пальцы. Прикуриваю от «бычка» новую.

— Скажешь, «моральный аспект»? Додо, за убийство рабочего-многостаночника или матери-одиночки заплатят хотя бы «штуку» баксов? Мне сейчас платят даже не десятки — сотни тысяч долларов! Да, я — оружие! Я убиваю — дельцов наркобизнеса, глав рэкетирских группировок, всякую криминальную сволочь! И чем больше этой сволочи я перестреляю, тем чище станет воздух для того же рабочего…