Огонь с небес

Итак, почти сразу офицеры оказались перед необходимостью пропагандировать солдат, чтобы поддержали их. Поддержали в очень опасном предприятии.

Павловцев, как и других гренадеров, набирали в основном из казаков, правда, в Павловский полк отбирали невысоких и курносых, в память о Павле Первом. А казаки были не из тех, кому дай, он и прожует. Лихие люди были.

Примерно в восемь часов утра, когда стало понятно, что Наследник Бухарский убит в своем доме и рассчитывать на части из Средней Азии нечего (а деньги пропали до этого, и теперь оставался только кнут в виде шантажа) — в полк приехали офицеры из числа заговорщиков. Их встретил командир полка, тоже состоявший в заговоре, и тоже — поимевший отношение к грязным деньгам из Кабула. После коротких переговоров полк выстроили на плацу.

— Здравия желаю, павловцы!

— Здра жлаем гос гнрал!

За такое приветствие — на флоте можно было угодить на гауптвахту, но пехота считала, что это «круто». А Гвардия — по сути, была пехотой.

— Павловцы! Вояки! Вы слышите меня?!

— Так точно!

— Я вас не слышу!

— Так точно!!!

— Настало время, павловцы, постоять за Россию! Узурпаторы…

А среди павловцев стоял в общем строю лейб-гвардии прапорщик Тимофей Подлясных. Он был не казаком. И более того — если бы контрразведка работала повнимательнее — вряд ли бы он попал даже в армию. Не говоря уж о том, чтобы в гвардию.

Он был сыном священника, но по взглядам — законченным разночинцем, то есть негативистом, провокатором и потенциальным бунтовщиком, то есть человеком, который в любой взрывоопасной человеческой массе запросто сыграет роль детонатора, первым крикнет — бей! А «негативист» означало то, что взгляды у Подлясных и на власть, и на Престол, и вообще на страну были сугубо негативными. Это вообще родовая черта разночинцев — они живут в печали, неустроенные, и злы на весь мир за то, что остальные не следуют их примеру, а просто живут. Для них, образно говоря, Австро-Венгрия не то место, где жил и творил великий Моцарт, а то, где его отравили. Во всем они упорно ищут негатив, и во всех проблемах обвиняют кого угодно, кроме себя самих. При этом у них часто острый, изворотливый, цепкий ум, который очень даже может пригодиться, если только тебе удастся достучаться до каких-то глубинных слоев личности разночинца и приставить его к делу.

В армию он пошел по совету, потому что отслужившим в армии полагаются немалые льготы — так что пошел добровольцем. В Гвардию он попал из-за своей внешности — среднего роста, курносый блондин, как и положено для Павловского полка. А здесь — он пригодился командиру, которому надо было, чтобы кто-то писал бумаги и приглядывал за хозяйственными делами… как и в любом полку их было достаточно, а для боевого офицера хозяйственные дела — сущая мука. Вот он и приглядывал… и прижился в полку, подписал первый контракт и благодаря высшему образованию стал прапорщиком, то есть пошел по офицерской лестнице. Хотя армию он тоже недолюбливал и к положенному порядку относился скептически.

Как только он стал офицером, командир принял еще одно, скорее всего, неверное решение — поручил ему проводить политинформацию. Сейчас, в век, когда телевизор можно смотреть на ходу на экране мобильного коммуникатора, а Интернет настолько доступен, что бесплатный доступ по всему Невскому — наверное, политинформация была глупостью. Но солдаты из обилия информации выбирали совсем не то, что положено: смотрели футбол, украдкой скачивали порнуху. Так что кто-то должен был доводить необходимый минимум. Вот его и доводил Подлясных, а солдаты называли его меж собой, как обычно и бывает в таких случаях, — Сказочник.

Но сейчас — он едва ли не первым почувствовал неладное. Это что такое? Что за выступление? Куда? Почему? И что за слова — про угрозу Державе?

Какая, к черту, держава?! Угроза державе — дубинноголовые у трона, а сам трон прогнил насквозь. Право, неудобно бывает — выехал на вакацию, а там на тебя смотрят, как на лапотника из немытой России…

Что есть, то есть — не удавались у Подлясных вакации. И дамы косо смотрели. Фигура так себе — физминимум сдавал еле-еле, после контрольных пробежек лежал как убитый. Да и к гигиене прапорщик имел самое отдаленное отношение… не замечали, почему-то от разночинцев постоянно пахнет чем-то неприятным. Даже от рабочих так не пахнет…

А эти… ох, что-то врут. Ох, врут. Вон — стоит, перчатки как мнет — нервничает. Неладно что-то. А он не дурак — голову в петлю совать. Нет, это — без него, господа…

И заговорщики были… настоящими дубоголовыми. Гвардия, одно слово. Посадили бы утром в машины, да и вывезли бы в город… и кто бы чего сказал? Солдату — дело телячье, посадили в машину, он сел и поехал. Так нет, распропагандировать решили, придурки. Пропагандисты хреновы.

Так что они проиграли еще до начала. Хотя и не понимали этого.

— Господин генерал! — крикнул он, улучив момент. — Вопрос!

И все замерли. Генерал посмотрел в ту сторону, откуда раздался крик — с недоумением…

— Говорите!

— А письменный приказ выступать есть?!

Вопрос хороший, конечно. Первый, который надо задавать в таких случаях.

— Конечно, есть. Кто желает — извольте выйти из строя, ознакомиться.

Чувствуя на себе взволнованное молчание строя, Подлясных вышел. Полковник, смотревший на него волком, протянул бумагу.

— Попомнишь у меня… — едва слышно сказал он.

Отступать было некуда.

— А почему это подписано Шубовым?! — крикнул он так, что услышали все. — Разве не господин генерал Романов начальник Петербургского военного округа? Что это все значит?! Где подпись генерала Романова?

— Арестовать! Полковник Суходольский, исполняйте.

— Есть!

Но не успел полковник Суходольский и пара солдат военной полиции вмешаться — Подлясный закричал благим криком:

— Товарищи, это мятеж! Нас же на Дворцовую ведут!

— Арестуйте этого провокатора! — вышел из себя генерал.

Суходольский и двое из военной полиции схватили Подлясного, тот вырывался и кричал, строй немо молчал, и все было уже очень плохо. Они попытались повести его к штабу — и тут ефрейтор, со значком Георгия четвертой степени на груди, заступил полковнику дорогу.

— Извиняйте, Ваше Благородие, но вы нам по-простому разъясните — это правда, что ли?

— Что именно — правда? — сухо спросил командир полка.

— Ну, то самое, что Сказочник сказал. Он, конечно, человечишко-то плюгавый, да и мы не без головы. А супротив власти мы выступать несогласные, так и знайте. Нет, несогласные…

И толпа зашумела. Пока глухо — но зашумела. Слово «несогласные» услышали все.

— Зачем же нам против власти выступать, — заговорил ефрейтор уже громче. — Жалованье идет, службу мы, как положено, справляем. А если ж говорить про Его Высочество, так то другое дело. Пусть нас выстроят, как положено, присягу примем. Тогда уж мы как положено — и в огонь, и в воду. Я так говорю, солдаты?

И сразу с нескольких мест закричали: «Да, да, дело говоришь», потому что мыслишка, что что-то неладное происходит, закрадывалась в голове у многих, и многие, по здравому размышлению, считали, что лучше бы держаться от всего этого подальше. Требование от офицеров объясниться — в такой ситуации вполне законное, а напоминание про присягу — тем более. Присягу — пока организуют, как положено, ведь это время пройдет. Может, и пронесет…