Огонь с небес
Шрифт:
Для ползания бегом я был уже староват, но полз как мог. Зацепил автоматный ремень за руку и полз, волоча автомат. Полз к тому месту, где должны были быть те, кого у меня украли. И тот, кто их украл.
Араб оставался на месте. Прикрывал меня. Что я буду делать, когда доберусь до места — не знаю, соваться туда в одиночку — форменное безумие. Остается надеяться, что те, кто так активно хлещутся сейчас, прикрытые земляным валом и контейнерами — просто перебьют друг друга…
Дополз до того места, где дорога раздваивается, делая поворот — оно было отмечено бетонным блоком. Сел за ним, проверил, не выпирает ли голова…
— Араб,
— Ворон, на связи. Движение справа от тебя. Успокоить?
Это были свои. И одновременно — чужие. Вот так вот получилось.
— Валяй.
Три выстрела — я отчетливо услышал, несмотря на глушитель.
— Свободно… стой! Лежать!
58
События книги «Время героев».
— Докладывай! — я едва успел завалиться обратно.
— Две машины, выезжают из периметра здания. Вооруженные машины.
— Пропускаем.
— Тебя понял.
И в этот момент — за спиной, где-то там, за валами — глухо и мощно ахнуло, так что аж под ложечкой отдало…
Офицера в штабе Экран, «сидящего на ситуации», — в ответ на сообщение о возможном риске поразить своих — отлаяли так зло и отчаянно, что он в высшей степени проникся важностью поставленной задачи. Те, кто психовал сейчас в Санкт-Петербурге, тоже были не в своей тарелке — многое решалось и для них…
— Сокол сорок один, поступило подтверждение приказа на уничтожение цели с координатами четыре два Степан пять девять девять три семь девять на три восемь два один девять один ноль, цель — отдельно стоящее здание, вне зависимости от риска побочного ущерба, решение прошу выдать немедленно, как поняли?
— Экран, я Сокол сорок один, вас понял. Аппарат в исходной. Предлагаю использовать двести пятидесятую, она будет в самый раз, прием.
— Сокол сорок один, решение подтверждаю, работать немедленно, повторяю — немедленно.
— Экран, я Сокол сорок один, вопрос, возможно обеспечить внешнее прицеливание, прием?
Вопрос был очень даже уместный. Дело в том, что если на земле аппарат на цель наводит наземная группа, использующая систему лазерного прицеливания — ответственность в случае побочного ущерба ложилась на них. Все-таки было видно, что задание подозрительное и темное, и участвовать в уничтожении, возможно, своих — офицер не хотел.
— Сокол сорок один, внешнего прицеливания нет, работать немедленно.
— Экран, я Сокол сорок один, вас понял, приступаю. Приказ на уничтожение цели с координатами четыре два Степан пять девять девять три семь девять на три восемь два один девять один ноль, цель — отдельно стоящее здание, получен. Аппарат в исходной точке. Система стабильна, аппарат в боевом, получена цель, есть зона, есть готовность, есть разрешение, время над целью три секунды.
Палец сбросил колпачок с красной кнопки.
— Старт!
Изображение слегка размылось. Офицер отсчитывал секунды: три, два, один. На счет ноль — центр крана залила
яркая, мгновенно потемневшая вспышка.Ноль…
Когда же все это закончится…
— Экран, я Сокол сорок один, ракета поразила цель в штатном режиме. Вторичного не наблюдаю…
Снова то же самое. Удар с неба… вспышка и взрыв. Самарканд, а до этого…
Анахиты больше нет.
Я почему-то понимал это сразу и очень отчетливо, как будто кто на ухо сказал. Нет Анахиты. Нет Александра. Нет… Господи, как зовут дочь Николая? Как ее зовут?
Это невероятно. Но это факт. Новое время — раньше мы рвали друг другу глотки, теперь рвем детей…
Бойся не мертвых, брат. Бойся — живых.
Отчетливо и страшно, как во вспышках света, — тот вечер в саду у Анахиты. Стоящий рядом со мной Николай, как живой. Бойся не мертвых, брат. Бойся — живых.
Это он сказал. Пытался меня предупредить — да не понял.
Дурак!
Машины промчались мимо меня на расстоянии вытянутой руки, обдав пылью и мелкими камнями. Это был самый поворот.
В замыкающей машине была видна голова пулеметчика, точнее, ее часть, макушка. Остальное прикрывал бронещиток. Видно было плохо из-за пыли, поднимаемой машинами.
Я вскинул автомат, прицелился, нажал на спуск. Послал вслед короткую, злую очередь. Показалось — или попал?
Темная туча пыли и дыма, ударная волна от места взрыва — накрыло то место, где я сидел. Показалось, будто ударило смерчем…
Если кто думает, что ему все это нравится… нет, он полный идиот. Он просто в восторге от этого…
Он ненавидел и себя, и их. Себя больше, чем их. Но сейчас, впервые за долгое время — он был в гармонии сам с собой. Как человек, который сжег мосты, и больше его ничего не держит.
Он пришел во все это, потому что чувствовал себя обманутым. Оскорбленным. Его назначили ответственным за промахи командования семнадцатой эскадры, и никто, ни один человек не пришел ему на помощь.
Потом он обнаружил, что он не один такой. Что есть другие.
Потом он понял, что скрывают все эти люди. Кто-то — бестолковость, но большинство из них — элементарную жажду наживы. Они не интересовались ничем, кроме денег. Все слова про Россию, про прогнившую монархию скрывали одно: деньги.
Он возненавидел их и понял, что выхода нет.
Ради того, чтобы скрыть ранее совершенные преступления, приходилось совершать новые. Он уже не был свободен, все его действия определялись жестокой необходимостью.
Теперь, впервые за долгое время, он сам принял решение. Решение не зависеть ни от кого. Полагаться только на себя.
И будь что будет…
Они выскочили на аэродром. Сказать, что там стреляли, — это значит ничего не сказать. Стреляли все и во всех, со всех сторон. Безумная паутина огненных трасс расчертила все немалое пространство летного поля и капониров. Стреляли в своих и чужих, один ангар уже горел, горел и вертолет, на котором прилетели чужаки. Аэродром был защищенного типа, укрытий там было немало — и сейчас те, кто до сих пор оставался в живых, уже нашли укрытия, объединились, кто с кем мог, перешли на прицельный огонь. Живых еще было немало — и с той, и с другой стороны были профессионалы. Русские профессионалы…