Огонь в его ярости
Шрифт:
На мгновение осторожное выражение лица Гвен исчезает, и ее выразительные глаза выглядят такими печальными на ее лице. Я понимаю, что она хорошенькая… или была бы такой, если бы не казалась такой измученной миром и уставшей от всего на свете. Как будто жизнь выбила из нее всю искру. Но затем она поджимает губы и качает головой, берет свой стакан с водой и делает глоток.
— Она присоединится к нам позже.
— Я понимаю. — Я наклоняю голову. — До или после отравленного рагу?
Гвен захлебывается водой, кашляя.
— Ч-что?
— Разве это не то, что ты задумала? — я спрашиваю. — Или это что-то другое? Какая-то другая ловушка? Это не может быть вода. — Я указываю на стакан в ее руке. — Или ты собираешься поступить по-старинке и просто держать нас под прицелом? Мне любопытно.
Она
— Почему ты думаешь, что с тобой что-то случится?
— О, да ладно, — говорю я с легким смешком. — Я родом из форта. Я знаю, как все это работает. Вы, ребята, слишком гостеприимны. Частный ужин только потому, что пришли незнакомцы? Да брось. Если ты хочешь усыпить мою бдительность, тебе надо обращаться со мной намного хуже. Вот как в фортах относятся к посетителям. Мы обе с тобой знаем, что никто не забредает сюда с улицы просто так, ради забавы. И вы, ребята, не задали ни единого вопроса, просто поприветствовали нас и пригласили на ужин с мэром. Как будто это не кричит о «ловушке»? И почему никто не беспокоится об этом чертовом драконе? — Я скрещиваю руки на груди. — А Джоанна вообще существует? Мне любопытно.
Гвен просто смотрит на меня долгое-долгое время. У меня наступает неловкий момент, когда я думаю, что, возможно, я судила о ней неправильно, но затем ее лицо морщится, губы дрожат, и она опускает голову на руки, плечи трясутся от слез.
Ну… это не совсем действия кровожадного убийцы. Больше похоже на женщину, попавшую в ловушку без выбора. Мое сердце сжимается от сочувствия, и я тянусь через стол, чтобы погладить ее по руке.
— Ты не хочешь рассказать нам, что здесь происходит на самом деле? Я не шутила, когда сказала, что мы можем помочь.
Она делает глубокий вдох и поднимает голову, смахивая слезы с глаз. Ее руки дрожат, и на мгновение она выглядит гораздо более нежной и хрупкой, чем я думала.
— Мы бы не стали тебя травить, — глухо говорит она. — Ты нужна нам живой.
— Живой? Зачем?
Выражение ее лица становится все печальнее и печальнее.
— Потому что таково соглашение, которое у нас есть с «Братьями Ясеня».
Я никогда не слышала об этих «Братьях Ясеня», но могу догадаться, кто они такие.
— Кочевники? — Когда она смущенно кивает, я чувствую, как все сочувствие к ней покидает мое тело.
— Вы заключили сделку с кочевниками, чтобы продавать им людей?
— У меня нет выбора. — Она прижимает руки к вискам. — Вы видели, какие люди у нас здесь живут. В Форте-Шривпорт нет полиции. У нас очень мало людей. Примерно год назад мы даже не были фортом, просто группой женщин и детей, которые покинули Форт-Талсу, когда новый мэр пришел к власти и решил, что любой, у кого есть вагина, является частью его личного гарема. — Она вздрагивает. — Ты не понимаешь, какой выбор нам пришлось сделать.
Это не первый раз, когда я слышу плохие вещи о Форте-Талса. Эмма говорила об этом с ненавистью.
«Это имеет значение? — спрашивает Раст. — Я чувствую, что ты разрываешься между жалостью к ней и злостью. Не забывай, что она пыталась отравить тебя, чтобы отдать кочевникам. — Его руки крепко сжимают мои плечи. — Ты слишком умна для ее планов, и это не значит, что ее следует прощать».
«Я знаю. — Я протягиваю руку и касаюсь одной из его рук, поглаживая костяшки пальцев. Я чувствую ярость, кипящую в его мыслях. Ему очень, очень не нравится, что Гвен желала нам зла, и от этого я чувствую себя еще в большей безопасности. — У меня самый большой и крутой защитник в округе. Я не боюсь ни ее, ни того, что она пыталась сделать. Все будет хорошо, — обещаю я ему. — Я хочу узнать, что происходит. Позволь мне поговорить с ней, прежде чем мы сожжем это место дотла».
«Я не знаю, дразнишься ли ты, — бормочет он мне. — Я бы с радостью снес это место с лица земли. Я могу позвать Ваана в любое время».
«Нет, детка. Я обещаю, что мы разберемся с этим до того, как решим, каков наш план действий. Мы можем быть доброжелательными задирами до тех пор, пока это нас устраивает».
Он громко хмыкает, и Гвен переводит взгляд на него.
Я протягиваю руку вперед и похлопываю ее по руке свободной рукой, чтобы привлечь ее внимание.
— Ты думаешь, я не понимаю, что такое неправильный выбор? Я выросла в форте. Я знаю, какие они ужасные.
Она выглядит совершенно несчастной.
— У нас здесь только женщины и дети. И пожилые люди. Есть несколько мужчин, которые просто проходили мимо. Некоторые остались, потому что привязались к девушкам, но по большей части мы уязвимы. Я никогда не осознавала, насколько уязвима, пока несколько месяцев назад не пришли они. Братья Эш проезжали мимо, и мы приветствовали их, точно так же, как мы приветствуем всех, кому нужно место для ночлега и перекусить, — она с трудом сглатывает. — Это было… неудачное решение. Они ограбили нас и причинили вред некоторым женщинам. Они пробыли у нас несколько дней, а затем уехали, но не раньше, чем сказали нам, что вернутся через несколько недель и теперь мы «под их защитой». Они сказали, что теперь мы должны платить им десятину.
Это звучит как типичные законы кочевников. Они бандиты и ужасные люди. И Гвен права — похоже, здесь действительно в основном женщины и дети. Я могу только представить, что она чувствовала, зная, что невольно впустила врага.
— Итак, вы решили предложить им незнакомцев.
— Нет, — хрипло произносит она. — Мы решили усилить нашу охрану и попытаться отбиться от них. Мы не лишены гордости. Мы спрятали всю нашу еду, вооружили наших людей, укрепили наши заборы… и это не принесло никакой пользы. Когда они вернулись, то потребовали свою десятину. Конечно, мы не могли заплатить. Мы не собирались им платить. Мы просто хотели, чтобы нас оставили в покое. — Ее глаза наполняются слезами, и она снова вытирает их, отводя взгляд. — Итак, они устроили ловушку и украли мою сестру, когда она отправилась на охоту. Они сказали нам, что если мы когда-нибудь захотим увидеть ее снова, нам нужно удвоить десятину. Люди лучше всего подходят, поскольку они находятся на рынке для того, чтобы торговать мясом. Это было несколько недель назад. Они сказали нам, что если мы не отдадим им десятину, они продадут ее на черном рынке тому, кто больше заплатит. — В ее глазах мольба. — Я знаю, это не оправдание, но она моя сестра. Семья — это все.
Ее слова словно легкий укол в мое сердце. Семья — это все. Не так ли? Но я бросила свою сестру, чтобы быть с Растом. Я знаю, что она ужасно волнуется, сходит с ума из-за своей пропавшей хрупкой младшей сестры, а я не отправила ей ни слова. Я чувствую себя такой виноватой. Руки Раста крепко сжимаются на моих плечах, и я знаю, что он, должно быть, читает мои мысли.
— Я не хотела соглашаться с тем, что предлагают «Братья Ясеня», но моя сестра… — она с трудом сглатывает. — Я не могу бросить ее на произвол судьбы. Поэтому мы разослали птиц-посыльных с записками. Вы правы в том, что никакой Джоанны нет. Это кодовое слово, которое мы решили использовать. Мы решили, что любого, кто придет и спросит о Джоанне, могут накачать наркотиками, ограбить, а затем отправить восвояси. Это нечестно, но это наш единственный выход. — Она снова потирает лоб. — Я не горжусь этим. Я знаю, что это неправильно. Я просто не знаю, что еще делать.
— Попросить о помощи? — я предлагаю.
— Кого? — Она горько смеется. — Форт-Орлеан? Форт-Талса? Ты сказала, что вы пришли из форта. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что просить их о помощи — это вообще не помощь. Чего бы они ни захотели, цена будет слишком высока.
Я могу только представить, чего бы они хотели от лагеря, полного женщин. Я ненавижу, что в ее словах так много смысла. Я хочу разозлиться, но я понимаю, о чем она думает. Разве Клаудия не сделала бы то же самое, если бы я попала в беду? Она практически уничтожила весь Форт-Даллас, просто пытаясь спасти меня, когда ополченцы держали меня в плену. Я даже не сержусь. Когда я вижу Гвен, я не вижу коварную женщину, пытающуюся напасть на незнакомцев.