Огранка. Первая книга декалогии «Гравитация жизни»

После рождения сестры, пока тато был на работе, маме приходилось совершать по восемь-десять ходок в день за водой к колодцу через дорогу, а затем поднимать полные ведра к нам на пригорок. Электрическим кипятильником прямо в ведре мама грела воду, после чего в большом металлическом тазу, называвшемся ночвами, вручную перестирывала гору постельного белья и пеленок, прижимая их к серой ребристой стиральной доске и тщательно натирая желтые пятна от детских «радостей» едким хозяйственным мылом. Затем складывала все в большую, покрытую копотью выварку и кипятила на костре во дворе, переворачивая парящее белье длинными деревянными щипцами. Потом все полоскала в холодной воде и выкручивала, зажимая длинный конец пододеяльника между коленями и сворачивая плотный жгут. Веревки для сушки белья были натянуты между двумя потемневшими столбами прямо за нашим домом. Днем на них постоянно что-то висело, а вечером все заносилось в дом, чтобы не спровоцировать шныряющий под окнами окрестный народ покуситься на папину рубашку или детские ползунки. Комплект постельного белья, расшитого узорами по углам и доставшегося маме в качестве приданого на свадьбу, она берегла особо и нередко просила меня присмотреть за ним. Огромные белоснежные, с голубизной от синьки «паруса», развевающиеся на фоне старого, перекошенного дома, казались мне тогда сказочными, и я, загадав желание, пыталась проскочить между ними, ничего при этом не задев. Иногда порыв ветра швырял мокрую простынь или пододеяльник прямо на меня, и тогда, стараясь выпутаться, я стягивала его с лица, оставляя явные следы немытых ладошек.

Однажды ночью, после кормления малышки, мама налила в стеклянную бутылочку кипяток, чтобы молоко на стенках не закисло, и, не удержав, уронила ее на пол. Отлетевший осколок рассек вену на ноге и сухожилия. Ни у нас, ни у соседей телефона не было, поэтому вызвать скорую помощь посреди ночи было просто невозможно. Мама зажала рану рукой, пытаясь остановить пульсирующую темную кровь, а тато побежал в аптеку напротив в надежде достучаться до фармацевта, проживавшего с семьей в комнатах с обратной стороны здания. После этого случая мама больше месяца на ногу не вставала. Тато перевелся на заводе работать в третью смену, чтобы днем ухаживать за малышкой и мамой, меня же до конца лета он опять отвез в село к бабушке.

Детский сад, в который меня отдали осенью, назывался «Солнышко» и принадлежал, как и многие другие дошкольные и школьные учреждения в городе, заводу «Магнит». От нашего дома к нему вела прямая дорога, километра три вдоль частных домов с высокими заборами. По утрам я часто устраивала забег, мчась без единой остановки до самой калитки детского сада. Тато за мной, конечно же, не успевал, и нередко расстояние между нами увеличивалось до нескольких перекрестков. Ловко огибая пешеходов, я бесстрашно неслась вперед, пока однажды на одном из перекрестков едва не оказалась под колесами автомобиля, выезжавшего с боковой дороги. От вскрика женщины сзади я остановилась, взглянув на нее, почуяла неладное и тут же помчалась в обратную сторону, при этом сразу получила пару горячих шлепков от тато. После этого случая в садик меня водили, только крепко держа за руку, не позволяя вырваться даже за разросшимися вдоль дороги синими и желтыми ирисами, называвшимися почему-то петушками.

Было мне тогда лет шесть. Как обычно после утренних занятий в группе нас вывели на прогулку. Словно рой диких пчел, мы вырвались из помещения и, жужжа, понеслись на нашу площадку. Добежав до металлической горки, я первой на нее забралась и с визгом скатилась вниз, собрав колготками всю воду после дождя. Неожиданно в мокром песке что-то блеснуло. Я подняла находку и, промыв в луже, начала рассматривать. Это было колечко, настоящее желтое блестящее колечко с тремя белыми камешками. Покрутив его в руках, я надела кольцо на большой палец и побежала похвастаться перед воспитательницей. Она долго рассматривала кольцо, которое сверкало на солнце камнями, расспрашивала, где я его взяла, а потом сказала, что сохранит находку у себя до прихода мамы. Я обиженно оттопырила губки, а из глаз потекли слезы. Получив тут же кольцо обратно, я до конца прогулки не вынимала руку из кармана, стискивая свое сокровище в кулаке. По возвращении в группу я завернула колечко в носовой платок, как делала моя бабушка, когда прятала деньги, и забрала его с собой в спальню. Постепенно все вокруг уснули, а я все еще сжимала драгоценный узелок в ладошке, боясь выронить. Когда пальцы руки совсем онемели, я нырнула с головой под одеяло и, уловив полоску света, проверила, на месте ли моя прелесть. Выбравшись обратно, я вдруг заметила, что мальчик с соседней кровати за мной наблюдает. Не раздумывая, я спрыгнула на пол и, звучно шлепая босыми ногами, помчалась в раздевалку. Открыв свой шкафчик, я никак не решалась разжать кулак. Вначале я хотела спрятать узелок в кармане пальто, затем попробовала оставить в ботинке и, наконец, забравшись на скамейку, положила свою драгоценность в дальний угол на верхней полке и прикрыла шапкой. В этот самый момент дверь открылась и вошла воспитательница. Обнаружив меня в раздевалке во время тихого часа, она сильно разозлилась, начала ругаться, обещая отправить меня в туалет мыть горшки. Взяв за руку, она привела меня обратно в спальню и, уложив на кровать, укрыла с головой одеялом, чтобы мое хныканье не разбудило всех вокруг. Засыпая, я представляла, как похвастаюсь кольцом перед мамой, как спрячу его дома в свою зеленую, с оранжевой белочкой на крышке металлическую банку из-под халвы, в которой хранились все мои сокровища, в том числе большой овальный фиолетовый камень, найденный весной недалеко от дома.

Проснувшись, первым делом я помчалась в раздевалку. Помятый носовой платок лежал прямо сверху на полке, но колечка в нем не было. Решив, что оно просто куда-то закатилось, я бросилась искать. Ползая на коленках по раздевалке, я заглядывала под шкафчики, под скамейки, искала в ящике с игрушками. Достав всю свою одежду, я проверила карманы, вытряхнула ботинки, пересмотрела сменные вещи – кольца нигде не было. Подбежав к воспитательнице, я сказала, что кольцо потерялось и что, наверное, это мальчик, который за мной наблюдал во время тихого часа, его забрал. На что воспитательница тут же заверила, что мальчик спал и что она не знает, куда подевалось кольцо. Я вернулась в раздевалку и, спрятавшись за дверью, тихонько заплакала.

Запах сладкой запеканки на ужин немного осушил слезы, но как только в дверном проеме показалась мама, я тут же бросилась к ней и снова разрыдалась. Сбиваясь, я рассказала ей о кольце и о том, что оно потерялось. К нам тут же подошла воспитательница и на уточняющий вопрос мамы с улыбкой ответила, что ни о каком кольце ничего не знает и что, наверное, мне это просто приснилось. Я пыталась доказать, что кольцо было, показывала смятый носовой платок, рассказывала про мальчика в спальне, но все напрасно. Крепко схватившись за подол маминого платья, я теребила его, пытаясь найти у нее поддержку, но мама уже рассматривала аппликацию, которую ей принесла воспитательница. Меня несколько раз похвалили, а мама, заставив меня высморкаться, собрала и положила сменные вещи обратно в шкафчик и повела меня домой. Весь вечер я продолжала твердить о кольце, доказывала, что оно было и что я ничего не выдумала. Обида, безграничная обида, смешанная со жгучим чувством несправедливости, поселились в моем сердце. Возможно, именно тогда и произошел внутренний надлом, породивший впоследствии комплекс неуверенности в себе.

Глава 4. Без вины виноватая

Детей моего возраста на нашей улице не было, и единственным моим другом стал соседский паренек Коля, которого я ласково называла «мой Коля» или «мой мальчик». Он был лет на восемь старше меня, ходил в школу и уже даже косил траву на лугу для черно-белой козы Нюрки. Каждый день я ждала его возвращения из школы, стоя у себя на пригорке, и, увидев вдалеке знакомую фигуру, пускалась навстречу. Мы шли к нему домой, вместе обедали, после чего он доставал из портфеля школьные учебники, тетрадки и дневник и складывал стопкой на столе. Я смотрела на них завороженно, представляя, что, когда пойду в школу, и у меня такие же будут. Иногда я начинала бесцеремонно приставать к Коле, выпрашивая их посмотреть, и тогда он пододвигал ко мне учебник по математике или литературе, каждый раз наказывая не порвать. С волнением я открывала его где-то на середине и с любопытством начинала переворачивать листы, водила пальчиком по картинкам и буквам, представляя, что умею читать. Когда Коля делал уроки, я сидела рядом и на вырванном из тетрадки листке в клеточку рисовала любимым химическим карандашом, регулярно слюнявя его во рту, отчего мои губы, руки и стол обильно покрывались синими разводами. После уроков Коля часто катал меня на велосипеде и даже иногда брал с собой, как он говорил, «по делам», усаживая сзади на багажник и непременно напоминая, что надо широко расставлять ноги и крепко держаться, хотя я и так все уже прекрасно знала. Я искренне привязалась к Коле и очень расстраивалась, когда он долго не возвращался домой. В такие минуты я садилась на ступеньки под дверью его дома и терпеливо ждала, прислушиваясь к шагам за забором. Старшие ребята из дальних домов дразнили нас «жених и невеста», на что Коля очень сердился, а я смущалась.

Надо сказать, что смущалась я всегда и очень сильно. Краска заливала лицо до самых ушей, а щеки пылали жаром. Иногда от смущения я начинала заикаться, от этого еще больше краснела, на глазах выступали слезы, и тогда я прятала лицо в ладонях. Эта ужасная особенность – краснеть от волнения – часто мешала мне нормально общаться с детьми, и даже в зрелом возрасте я могла внезапно залиться румянцем в самый неподходящий момент.

Был теплый майский день. До летних каникул, когда закрывался детский садик и меня отправляли на три месяца в село к бабушкам, оставалось несколько недель. Коли дома не было, и в ожидании его я играла у себя во дворе. На прогретой солнцем, рыжей глиняной завалинке сидели два маленьких пластмассовых пупсика – «мои детки», как я их называла, а рядом стояла игрушечная коляска с треснувшим колесом, в которой спала белобрысая кудрявая кукла Маша. Сказочный домик из больших замшевых листов лопуха, украшенных аптечной ромашкой, был уже построен, осталось сварить «суп» из спорыша, мягким изумрудным ковром укрывавшего весь двор, и накормить «моих деток».

Кроме круглого, как солнышко, личика, природа подарила мне огромные серо-голубые глаза и соломенные волосы, которые каждое утро мама заплетала в две тоненькие косички и украшала атласными лентами. За день волосы растрепывались, косички становились похожи на пшеничные колоски с мышиными хвостиками на концах, а развевающиеся ленты напоминали шлейф сказочной принцессы, которую я часто рисовала. Порой мне казалось, что фиолетовые колокольчики на моем платье начинали тихонько звенеть, куклы оживали, игрушечная коляска превращалась в прекрасную карету, я ощущала себя этой самой принцессой, и вот-вот должен появиться мой любимый принц.

Вдруг красивая бабочка с яркими синими кругами на черных бархатных крыльях пролетела рядом со мной и села на побеленную стену дома. Подкравшись, я уже было протянула руку, чтобы схватить ее, но в этот момент увидела Колю, который вместе с другими ребятами вышел из магазина и направился на задний двор. Я громко выкрикнула его имя, но он не услышал, бабочка улетела, а вместе с ней побежала и я догонять «моего мальчика».

За магазином уже никого не было, но заросли дерезы все еще шевелились. По вечерам здесь нередко устраивались пьянки, после которых оставались пустые стеклянные бутылки. Местные мальчишки их собирали, тут же сдавали в магазин, а на вырученные деньги покупали сигареты и тайком курили.

Решив, что Коля в кустах, я полезла вовнутрь. В этот самый момент кто-то схватил меня за руку и с силой дернул. Оказавшись на вытоптанной полянке, я увидела друзей Коли – двух братьев из дальнего дома на нашей улице. Старший брат всегда зачесывал густую челку набок и казался артистом из ансамбля по телевизору. Когда он разговаривал, волоски над верхней губой шевелились, и мне всегда становилось смешно. Младший ходил с Колей в один класс, и они часто вместе возвращались после уроков. Он сразу меня узнал и начал дразнить и щекотать. Засмущавшись, я попыталась убежать, но за что-то зацепилась ногой и упала. Младший продолжал меня щекотать, задирая платье и непрерывно повторяя: «жених и невеста». Неожиданно старший брат стянул с меня трусики и навалился сверху. Я пыталась вырваться, брыкалась ногами, но другой мальчишка больно удерживал меня на земле. Я громко заплакала. Снаружи раздался чей-то окрик, кусты раздвинулись, и показался незнакомый мужчина с торчащей из кармана темно-синего пиджака бутылкой вина. Он громко выругался – мальчишки испугались и рванули напролом через кусты. Мужчина вывел меня на тропинку, спросил, как меня зовут и где моя мама, после чего взял на руки и понес к нашему дому. По пути я продолжала всхлипывать, растирая грязь и слезы кулачком по пухлым щечкам, а в другой руке крепко сжимала трусики и очень боялась, что мама будет ругать за испачканное платье в синих колокольчиках.