Ох уж эта Алька

Потрясение давало о себе знать. Муху просто несло неуправляемым ворчанием, и остановить это было некому. Мозг отсутствовал, а душа раз за разом заново переживала прикосновение к девушке. Губы помнили её шелковистую кожу, глаза продолжали видеть лёгкий румянец на щёчке... Что-то твёрдое помнил нос, но это уже было не так романтично. Алька слушала-слушала, слушала-слушала...

– Да не вопрос!
– звонким голосом пресекла она Мухино брюзжание и обернулась.

Муха удивлённо заткнулся. Алька смотрела куда-то вверх, где под потолком серели сумраком ненастного дня ряды окон. Целую минуту ничего не происходило и Муха, заеденный сарказмом, уже открыл было рот, но тут Алькино личико неуловимо изменилось. Оно словно разгладилось от напряжённых морщин, посветлело, едва заметная улыбка сдвинула уголки губ и вдруг... прямо на лицо ей упал золотистый луч. И сейчас же следом по всему помещению развернулись, как победные знамёна, жгучие полотна солнечного света.

"Ну что, смертный! Убедился?" - Алькин взгляд окатил Муху ехидным презрением. Тот смутился и... закрыл рот. Алька хрюкнула, отвернулась. Потом еще раз хитро зыркнула из-под прядей на офигевшее Мухино лицо, пару мгновений полюбовалась... и, тяжко вздохнув, тоже чмокнула его в щёку. Муха не выпал окончательно только потому, что давно уже там был.

– А теперь, мальчики, мири...
– начала Алька и вдруг замолкла на полслове.

Перед ними стоял Мургаб. В потоках нежданного света шкура его переливалась искристыми волнами и уже непонятно было, от солнца, или это собственный внутренний огонь играет на ней золотыми сполохами. Конь не шевелился, только неотрывно смотрел на Альку по-человечески внимательным взглядом. И так они играли в переглядки, только Алькины пальчики нервно сжимались и разжимались, царапая ногтями свои ладони. Муха замер, боясь пошевелиться. Наконец, Мургаб стукнул копытом и закивал головой. Его шкура, уже просто чёрная, продолжала искриться, но это был уже обычный солнечный отблеск. Алька еще минуту с какой-то задумчивой нежностью смотрела на него, а после так же задумчиво подошла и припала к большому плечу. Именно припала, как припадает испереживавшаяся девочка к надёжному плечу старшего брата. Даже Мухина ревность не вспухла, а только молча ждала в сторонке. И дождалась.

– Пошли-ка домой, - оторвалась Алька от коня, потянулась и взяла Муху за руку.
– На сегодня хватит дуэлей...

Аля-а-а! Ну, Алька! Ну расскажи, - ныл Муха всю дорогу до общаги.
– Ну интересно же!

Та помалкивала. После немого разговора с Мургабом, она так и осталась загадочной и углублённой в свои мысли. Гулять с нею, хоть какой, было приятно... Но интересно же!

– Женька...
– посмотрела она укоризненно, - оно тебе надо?

– Ну, как бы надо...

– "Ка-ак бы"! Уйфши...
– закатила она глаза.
– Ну ладно, фиг с тобой, слушай. Мургаб - он мой... проводник, что-ли. Присматривает за мной, учит.

– Так если он такой умный, чего же?..

– Во-от! Это был мой первый вопрос. А не всё так просто! Оказывется, это я сама его создаю - чем сильнее становлюсь я, тем умнее - он. Так что не мог он мне ничего посоветовать... когда надо было.

– О! А тот Змей - это кто?

– Какой ты умный, прям! Это был мой второй вопрос. Сюда бы Владислава Дмитрича, а то коняка такого наплёл, без поллитры не разберёшься.

– А в двух словах?

– Фых! Хитрый, "в двух словах"... Тут надо...
– Алька задумалась, глядя в пространство, потом личико её шкодливо передёрнулось и она затянула по-кавказски: - Висако-висако в гарах...

– А-а-алка...

– Шо - "Алька"? Я рассказываю! Значит: "Глыбако-глыбако пад зымлёй..."

– Так было ж высоко?

– Слушай, на тебя не угодишь!

– Молчу-молчу...

– Вообщем так...
– девчонка нахмурилась и тоном страшной сказки загнусавила: - "Глубоко-глубоко, там, где вечную тьму прорезает лиш неугасимый подземный жар, спят бесконечным сном Великие Змеи. Многие века копят они силу. И уже так сильны, что разорвали бы весь мир на части. Но прочно скованы могучие кольца их тел, спят Змеи, ждут своего часа. И если появиться сив, сердце которого обнимет всю Землю, услышит он в глубине дыхание Змеев и попросит он силу их для великих дел. Откликнутся Змеи и отдадут ему часть силы. Но станет ему мало и попросит он больше силы. И снова поделятся Змеи. Но захочет он однажды всю силу, позовёт он их, освободит от оков и вырвавутся на свободу Змеи, и обовьют всю Землю своими огненными кольцами". Во-о-от...

– сказала она уже нормальным тоном, - и будет такой себе Конец Света. Ну как?

– Трын-дец! И как ты дальше?

– О!
– подняла Алька указующий перст.
– А это был мой третий вопрос!
– Потом помолчала и грустно закончила: - Коняка сказал, если Солнце услышит моё сердце раньше Змеев, то я стану светом.
– И опять надолго замолчала.

– И чё?!
– не выдержал Муха.

– Ничё!
– огрызнулась Алька.
– Может, как в твоей легенде - аннигилируюсь.

– Ну... это как-то совсем...
– промямлил Муха, не зная что добавить.

– А я сказала - оно тебе надо?!
– Алька злобно - за всё испорченное настроение - глянула на него. Тот совсем растерялся.

– Ну А-а-аля...
– заныл он снова, но девчонка замкнулась и теперь шла рядом мрачная и чужая.

Алька вела себя обидно - после всего-то!
– но обижаться на неё было никак нельзя. Как ни крути, а ей - хуже. Настолько хуже, что всё остальное просто теряло смысл. И мысли Мухины метались, как моль между шерстью и синтетикой: то ли "глупо пошутить", то ли "умно посоветовать". Но тут его душевные муки были прерваны самым наглым образом.

– О, тёлычь! Куда спешим?

Компания парней самой что ни есть тёмной наружности навязчиво преградила дорогу, а пока Муха "клювом щелкал", то и пути к отступлению. Один, держа в руке пиво, оценивающе оглядел Альку. Потом удовлетворённо цыкнул зубом и, не отводя взгляда, сбоку поднёс бутылку ко рту.

– Пива-а-асик!
– ахнула вдруг Алька и расцвела счастливой улыбкой.
– Гопнички! Сколько лет, сколько зим! Как я по вас соску-у-училась.

Парень подавился и закашлялся. Остальные дико вытаращились на девчонку.

– Ну, шо как не родные?! Забыли? А щас напо-омним...
– И Алька начала плавно поднимать руки.

"Пивасик" перстал кашлять, поднял взгляд... и вдруг взвыл дурныл голосом:

– Ааааа!!! Шухер! Это ж та припадочная!

– А, блин! Ой, йопт!
– поддержала его компания и оттарабанила "гадами" бодрый ритм по асфальту.

За секунду вокруг опустело, но Алька всё смотрела им вслед с радостным изумлением. "Надо же! Встреча одноклассников - они не виделись сто лет", - подумал Муха, и это была первая его мысль за всё происшествие, которое он в полном составе так и прохлопал.

– Вот она - слава!
– Алька мечтательно закатила глаза.
– Ладно, Женька, - вернулась она в "реал", - тут два шага осталось. Давай прощаться.

– Угу...
– замялся Муха.

– Чего?
– не поняла Алька.

– Ну-у-у...

– А-а-а, - вдруг дошло до неё. Она сделала напряжённый крадущийся шаг навстречу, потянулась и осторожно чмокнула Муху в щёку. Потом чуть отступила и с интересом уставилась на Мухино счастье.
– Теперь можно?

– Неа!
– отмер Муха. Он так же осторожно взял её за плечи, наклонился и тихонько поцеловал в губы. Алька - ни да, ни нет - только смотрела на него хитрым всепонимающим взглядом.
– Ну, теперь, наверное...

– Ы ы, - покачала она головой.
– Бог троицу любит...
– закрыла глаза и потянулась за следующим поцелуем.

"Четвёрицу... пятёрицу... шестёрицу...
– считал Муха.
– Клёво! На рекорд идём"...

Народная мудрость гласит: "Утро вечера мудренее". И как всегда врёт. Когда утром Муха встречал Альку под общагой, там творился такой "кабак", что куда там вчера! Так что девчонке пришлось основательно потолкаться у дверей, прежде чем она смогла выпасть ему навстречу. При её появлении возникла шальная мысль повторить вчерашний "подвиг", но Муха постеснялся и просто по-свойски, прихватив Альку за руку, чмокнул в щёчку. Алька приняла это как само собой, и они двинули в сторону универа.