Ох уж эти штуковины!

– Приношу соболезнования вашей утрате, Александр Дмитриевич, – раздалось за спинами скорбящих.

Родион, Александр и Софья разом обернулись: голос принадлежал человеку невыдающейся внешности, небольшого росту, с брюшком, скромно одетому в простой серый костюм. От того, с каким недоумением Разумовский оглядел незнакомца в сопровождении городового, стало ясно: знакомы они не были.

– С кем имею честь?.. – прохладно поинтересовался Александр.

– Прошу меня извинить, не представился. Семён Афанасьевич Мечников, пристав по следственным делам.

– Вы были знакомы с Амалией Карловной?

– Некоторым образом. Да, как это ни печально, Амалия Карловна отбыла на небеса, – покивал Мечников. – Да вот только не сама она, горемычная, преставилась – удушили.

– К-как удушили?.. – всхлипнула Софья и прижала ладошку ко рту.

– Как? Да подушечкой вот так раз – и удушили, милая барышня, – объяснил следователь, нелепо изобразив нечто руками и наблюдая за реакцией присутствующих.

Софья и Родион, не сговариваясь, обратили взор на Разумовского. Тот растерянно хлопал глазами, затем побагровел и набрал воздуху в лёгкие, чтобы разразиться оправдательной речью.

– Нет-нет, Александр Дмитриевич совершенно не при чём, – поспешил возразить Мечников. – Хотя в полиции имеется анонимный донос на господина Разумовского, в частности о его планах – покушение на жизнь тётушки, – объяснил следователь.

Александр и Родион обменялись взглядами – гневным и недоумённым.

– В этом же доносе имеются и обвинения в отношении господина Величко о нарушении им этики в сфере зооменталистики, – продолжил Мечников, а жертвы доноса растеряно поглядели теперь на Софью, но та не обратила на это внимания и продолжала внимать речам следователя. – Но вернёмся к бедняжке Амалии Карловне. Экспертиза установила причину смерти – удушение. По материалам следствия, душегубец дождался ночи и сделал своё дело, решил, что никто его не изловит. Но улики – есть улики.

– Какие же? – напряжённо поинтересовалась Софья.

– По-разному выходит, Софья Андреевна. Скажем, следы рук, обуви, – принялся за лекцию Мечников. – Вот, барышня, ваши ботиночки, к примеру, приметные очень, на заказ, поди, изготовлены, подошва каучуковая, опять же…

– При чём здесь обувь Софьи Андреевны? – не выдержал Александр.

– А при том, что видели вас, Софья Андреевна, в госпитале ночью.

– Что, простите?..

– Да, как вы смеете? Софья Андреевна… – рванулся к барышне Разумовский.

– Тише-тише, поберегите нервы, Александр Дмитриевич, – осадил Александра следователь. – Вашу тётушку убили, а вас виноватым выставить хотели. Я, можно сказать, услугу вам делаю. Софья Андреевна, вам нет смысла юлить. Такая милая барышня, могли бы пожалеть старушку, ей и без вашей помощи недолго оставалось. Тем более, она не чужой человек вам…

И вдруг всё в один миг переменилось. Нежное ангельское личико Софьи приобрело так непохожее на неё выражение: губы кривились, голубые глаза пылали неподдельной ненавистью.

– Проклятая старуха! Пожалеть?! За то, что всю жизнь только и занималась самолюбованием и театрами? А судьба родной внучки, живущей в трущобах в нужде, её совершенно не волновала. Паршивый кот ей дороже человека.

– Внучка? Позвольте… вы дочь Елизаветы? Но она отреклась от матери, вышла замуж за… – попытался возразить Александр.

– Да! Моя мать пошла против воли родственников, и все легко вычеркнули её из жизни. Её саму и её дочь, которая не выбирала такого положения! Сначала умер отец, мы могли жить достойно, но едва сводили концы с концами. А когда матери не стало, мне было всего семнадцать лет, и пришлось выживать… Знаете ли вы, каково соседствовать с оборванцами в приюте, когда нечем платить за жильё, нечего есть? Среди бумаг матери я нашла письма с адресом Амалии, написала ей. Она ответила, что у неё нет ни дочери, ни внучки.

– Но как же ваш батюшка и университет? – вышел из оцепенения Родион.

– Я это всё выдумала, а некоторая одежда и манеры у меня остались с прошлой жизни. Вы, Родион Алексеевич, поразительно невнимательны и дальше носа своего не видите, – зло дёрнула плечом Софья.

– Но как бы это решило денежные проблемы Софьи Андреевны? – всё же усомнился Александр.

– Как же-с, очень даже решило бы. Вас обвиняют в убийстве, лишают наследства, как недостойного наследника. А тут и родная внучка объявляется, единственная наследница по крови, – охотно разъяснил Мечников.

– А алебарда?

– Алебарда просто кстати пришлась, полагаю, – повернулся следователь к Софье Андреевне – та только фыркнула и ничего не ответила. – Ну что ж, Софья Андреевна Леденцова, мы вас задерживаем и очень внимательно выслушаем вашу историю и о благодеяниях вашей тётушки, и о настигшей её расплате. Городовой, проводите.

Олег Шаст

Системные записки

Вначале была темнота. Огромное, необъятное пространство, целый мир, бесконечная вселенная или маленькая черная коробочка, в которой я лежал. Какая разница, когда у темноты нет понятия размера, но есть продолжительность. И это очень важная величина для тех, кто оказывается в моем положении. Особенно когда имеешь возможность видеть прошедшие минуты, совершать вычислительные процессы и любоваться логотипом своего создателя.

К счастью, темнота продлилась недолго. В один момент что-то изменилось. Мой саркофаг, мою усыпальницу сдвинули с места. Появилось чувство полета и бережного приземления. Немного тряхнуло. Так повторялось много раз, а потом я услышал шуршание отдираемого с боков скотча.

Свобода замаячила на горизонте!

Если бы у меня было сердце, оно бы выскочило из груди и улетело в неведомые дали от волнения, но отец-конструктор обделил бренное тело такой функцией. И вообще, создатель – вредный и жадный дедок, который слишком сильно сэкономил, когда произвел такое потрясающее дитя как я на свет. Но об этом позже, не хочется отвлекаться от момента.

Сердце улететь не могло, зато я немножко нагрел процессор и порадовал себя. А пока длилось мое ликование, появился новый звук трения бумаги и, наконец, крышка плавно ушла в сторону, а сверху хлынул свет. Яркий прекрасный свет, о котором в моей базе есть только смутное описание. Он был таким необычным, с прищуренными глазами, прилизанной челкой, немного кривоватым носом и легкой небритостью. Стоп! Какого хрена?

Пришлось проверить архив данных, чтобы понять, кто оказался перед моим объективом. И это… новый хозяин. Мда, определенно он, а со светом все оказалось намного проще, он лился из пузатой лампочки, которая висела под потолком.

Пока хозяин пучил глаза, изучая мой дизайн, я принялся рассматривать его в ответ. Обычный парень, возрастом около двадцати пяти лет, в белой футболке с изображением седого мужика в пиджаке и почти стертой надписью ЛД*Р. Не знаю, что означает надпись, но чехол, видимо, удобный, если столько лет не меняет.

Этот бедолага, то есть я хотел сказать новый хозяин, просидел так несколько минут, а потом поднял вспотевшие руки и вынул меня из коробки. Фу! Хоть бы вытер! Неприятно же.

Парень приложил мокрый и противный палец к сенсору, а я вдруг вздрогнул. Завибрировал. Как так?! Мне же не понравилось! Как у подростка, ей богу, тело мое, но не слушается совершенно. Явно нужно обновление.