Ох уж эти штуковины!

Я сел в кресло, столетние пружины жалобно заскрипели. Оно качнулось, и мне померещились в окне чьи-то покрытые землей босые ноги. От страха я не мог пошевелиться и зачем-то, нащупав в кармане Колькины очки, надел их. Как будто кто-то подсказывал, что нужно делать.

Сначала все выглядело темным расплывчатым пятном, затем глаза стали привыкать. Появились детали, и до того удивительные, что я вскрикнул, забыв об опасности. Боковым зрением я замечал, что на дужке мерцают огоньки, и сразу догадался, что, попробовав каждую кнопку, я получу какой-нибудь еще фантастический эффект, но пока было достаточно представшего предо мной открытия.

Я оказался в другом месте. Нет, строго говоря, место было тоже самое – каморка прислуги, но, наверное, два столетия назад.

Пол устлан свежими выструганными досками, и я почувствовал их смоляной запах. В углу горел огонек лампадки перед крошечным образком. Вся мебель преобразилась, сбросив паутину и пыль. Пахло смородиновым чаем и немного рыбой.

– Пойдем быстрее! Нас никто не увидит, отец еще нескоро вернется, – девушка остановилась на ступеньке и, подобрав подол длинного, расшитого кружевом платья, согнулась, чтобы заглянуть в комнатку и улыбнуться мне, – что ты опять с этими книжками возишься! Давай, – она протянула тонкую, почти детскую руку и звонко рассмеялась, – а то без тебя уйду купаться.

Тело не слушалось, я не мог произнести ни слова, но, к своему удивлению и ужасу, поднялся. Увидел, как моя ладонь сжимает хрупкие пальцы, и, подхватив хохочущую Лизавету на руки, вышел наружу.

Тропинка пронизывала огромный раскидистый сад и сбегала к песчаной отмели, спрятанной в зарослях камыша под необъятной ивой. Ветви спускались почти до воды и так сладко шептали нам о любви, колеблемые теплым летним ветром, что кровь ударяла в голову, и реальность переставала существовать. Пара послеполуденных часов, пока ее отец ездил по службе, принадлежали только нам. Счастья было так много, что оно кружило голову и до боли переполняло сердце.

Я остановился. Это была не моя жизнь и не мои воспоминания. Холодок испуга прокрался по спине.

– Ты можешь пойти со мной, и мы останемся навсегда вместе, – она приковывала мой взгляд блеском распахнутых бирюзовых глаз, чуть лукавых, в обрамлении длинных пушистых ресниц, тень от которых причудливым узором ложилась на ее покрасневшие от солнца и от смущения щеки. Мраморный лоб и тяжелые золотистые кудри, шелк которых я чувствовал на своей коже.

– Лизавета? – показалось, я только подумал, не сумел произнести вслух, но она сразу отвела взгляд, и ее счастливая улыбка потухла.

– Ты не он, я знаю, – она как будто сжалась в моих объятьях, не вырываясь, но пытаясь отстраниться, спрятаться от правды, которая причиняла ей боль. – Его нигде нет! – она всхлипнула: – Я здесь застряла! Одной очень плохо, холодно…

Лизавета посмотрела умоляюще и отстраненно, словно обращаясь к кому-то другому. Ее тело растаяло, ощущение тяжести продлилось еще пару секунд, пока я ошалело смотрел на свои трясущиеся руки. Я сорвал очки и отшвырнул их.

– Ничего себе подружку Колек нашел! – из холода меня бросило в жар, сердце заколотилось. Я прыгнул в кусты, расцарапав ладони о колючие ветки шиповника, вытащил злополучные очки и бросился искать Митьку.

Лучше бы я оставил их там и сбежал. Но я все больше утверждаюсь в мысли, что это было невозможно. Они словно притягивали и сами просились в руку.

До праздника оставалось совсем немного. К вечеру на берегу собиралось все больше людей, и костер, который зажигали, как опускались сумерки, был каждый раз сильнее и ярче. Мне не нравились эти гуляния, многие из приезжих ребят тут же находили себе пару и начинали обжиматься. Я привык держаться в стороне и обычно, как темнело, уходил домой. А Митька оставался до утра.

– Ой, кто к нам пожаловал! – Дианка заметила меня первая, легонько оттолкнула Митьку и, покачивая загорелыми бедрами, пошла навстречу. В тот же миг за нею с треском вспыхнул костер. Языки пламени взлетели в зарево вечернего неба, будто огненная корона вспыхнула над растрепавшимися от порыва ветра волосами.

– Мииииить! – обогнув Дианку и увязая в песке, я бежал к нему за ощущением безопасности и уверенности, но друг окинул меня раздраженным взглядом и остановил вытянутой рукой.

– Чего притащился? – зашипел Митька, отступил на шаг.

– Сладенький, наконец, к нам присоединился! – Дианка обвила меня за плечи и прижалась губами к щеке.

Я попытался высвободиться. Не так мне все это представлялось. Ее прикосновения были жесткими и болезненными, словно принуждающими подчиниться, а дружеский поцелуй спровоцировал странное отвращение. Все равно, что миловаться с жабой.

– Митька, надо поговорить, – я все время сжимал очки в кармане и неожиданно почувствовал, как сильная скользкая ладонь Дианки легла поверх моей, пытаясь до них добраться.

– Ну-ка, пойдем! – надувшись от обиды, что я отвлекаю его девушку, Митька кивнул в сторону леса, тень от которого тянулась по берегу, становясь все длиннее и покрывая нас всех, будто проклятьем.

– Подожди! – Дианка развернула меня к себе – и откуда только силища взялась в этой костлявой, чуть ли не черной от загара девчонке. – Дай посмотреть, что вы нашли в овраге, и иди, куда хочешь, – она уже обвила пальцами очки и потянула из кармана, как Митька оттолкнул ее и встал между нами.

– Еще чего! Это наш трофей! Посмотришь, если поцелуешь! – он хмыкнул, но как-то неуверенно. Дианка расплылась в ответной улыбке, и тут Митька брякнул сдуру: – Чисто Баба Яга.

Какой она подняла крик! Растопырив пальцы с длинными, выкрашенными черным лаком ногтями, указывала на нас и обзывала последними словами, каких я не слышал до того момента. Глаза сверкали от злости, а голос с каждым словом становился все противнее, словно кричал козодой. Такими воплями можно было мертвых поднимать. Отблески пламени плясали по содрогавшемуся от ярости телу, и в какой-то момент Дианка действительно стала походить на ночное чудище. Загипнотизированные ее воплями и плясками, приезжие начали разворачиваться к нам, сужая круг, в котором мы оказались.

– Ходу! – сдавленно прошептал Митька, и мы бросились наутек под сень лесной чащи.

– Че это было? – остановившись в густом подлеске, мы переглянулись, и Митька потребовал объяснений.

– Да я почем знаю! – я здорово разозлился. Обязательно с какой-то кикиморой нужно закрутить, будто ни здесь, ни в городе нормальных девчонок нет. – Чего ты связался с ней?

– Сам не знаю, – он пожал плечами и вздохнул. – Заело, что она все про тебя, да про тебя расспрашивала, а потом про Колькины очки. Вешалась на меня, чтобы побольше выболтал, а я все сразу понял. Кроме одного – что ей от тебя-то нужно?