Ох уж эти штуковины!

– Ну, ясно. – Мне даже обидно не было, если бы кто-то стал со мной заигрывать, я тоже заподозрил бы подвох. – На! Примерь! – я протянул очки.

– И что будет? – он недоверчиво уставился на меня.

– Может и ничего, может они на тебя не подействуют, – я так устал, что готов был лечь на землю и заснуть.

– В смысле? Я что, хуже тебя, что ли? – Митька схватил очки и надел.

Некоторое время он молча щурился и поворачивал голову то в одну, то в другую сторону.

– Ни черта не видно, – буркнул он.

– Угу, – мы так далеко убежали, что и костер, и приезжие остались позади, а мы – в полной темноте.

– А кнопки на что? – он стал жать все подряд, и я равнодушно откинулся на спину, уверенный, что у него ничего не получится, пока Митька не стал трясти меня: – Т-там-м… Он-н-но! С-с-сю-да ид-дет! – Он сел на корточки и закрыл руками лицо. Я никогда не видел, чтобы Митька перепугался, как пятилетний ребенок.

– Дай посмотреть, – я с трудом стащил с него очки.

Перед нами по узкой тропинке шли две уродливые ноги или лапы – даже не знаю, как их назвать. Вместо пальцев – огромные когти, и не пять, а три, и один оттопыренный вбок. Чешуйки, покрывавшие кожу, переливались слабым сине-черным светом, и вонь шла такая, что пришлось зажать носы. Гнилью тянуло и болотной тиной.

– Это Дианка! – Митька не верил своим глазам. Без очков он видел обыкновенную девушку в коротком сарафане, блуждающую по ночному лесу.

– А кто она такая? – немного раздвинув кусты, я сумел лучше ее разглядеть. Из спины торчал уродливый горб, длинные руки с когтями спускались едва не до земли, и то, что казалось нам миловидным девчачьим личиком, превратилось в хищный оскал.

– Мальчики! – пропела она сладким голоском, никак не сочетавшимся с ее истинным обликом, – отдайте мне очки и пойдете домой, в теплые постельки! Обещаю, что не трону вас. Вы мне не нужны, – она дошла до края леса и повернула обратно, чуяла нас и довольно усмехалась.

– Пошла прочь отсюда! Ты не получишь Лизавету! – сам не знаю, как это вышло, но я поднялся и вышел на тропинку, оказавшись прямо перед ней. Очки стали просто ледяными и как будто прожигали кожу, прирастали к голове, превращаясь в настоящую пару глаз. Я смотрел на происходящее со стороны.

– Отведи меня к ее могиле и освободишься. Две сотни лет уже подбираюсь к ее костям, а она все водит за нос, проклятая девчонка! – Дианка зарычала, и эхо умножило ее негодование.

– Ведьма! Никогда не получишь Лизавету! – я готов был броситься на чудовище с голыми руками, но в тоже время будто моим телом управлял кто-то другой. Только боль от очков становилась все невыносимее.

– Зачем она тебе? – Митька встал рядом и тяжело переводил дыхание, пытаясь справиться со страхом.

– Счеты у меня с ней, отвадила от меня отца, дрянь! Задорого ее теперь продам, а с тобой, милый, поделюсь! – заворковало чудище и повернулось к нему. – Ни дня не будешь работать, только пить и гулять! Помоги, Митя!

– Что нужно сделать? – ответил он дрожащим голосом и бросил на меня косой взгляд.

– А ничего! Ничего, – она прямо-таки лучилась счастьем. – Надо просто перепрограммировать очки, чтобы Гриша смог Лизку увидеть. Отцово благословение, тьфу! Раскаялся старый хрыч, пожалел дочурку, его стараниями никто ее могилу не найдет, если сама не покажет. А она покажет! Лизка того и добивается! Плохо одной-то, холодно в земле! – ее улыбка превратилась в оскал, Дианка подпрыгнула как ужаленная и закричала в темноту: – Сладить со мной вздумала? Как только опять влюбилась, сильная стала? Доберусь я до тебя, такое устрою! Пошла прочь! – она отшатнулась, как от удара. – Колька-то твой трусом оказался! Не пошел с тобой! Бросил опять! Думаешь, этот малахольный решится?

– А с Гришкой что будет? – подал голос Митяй.

– Что-что, – она раздраженно затараторила. – Нужен он тебе больно? Вечная обуза! Таскаешься с ним, а толку! Преставится, и дело с концом. Он мне не нужен.

– Ты, значит, Кольку сгубила? – прошептал Митька и подошел ко мне вплотную.

– Да не я, милый, не я! Лизавета! Звала его с собой, а он в последний момент испугался! Немного мне не хватило – почти привел к ней, а сам назад повернул, подлец!

– Гришка, как только я очки сдерну, ты разворачивайся и беги домой, не оглядывайся!

Митя одной рукой схватил меня за плечо, другой вцепился в очки и снял их чуть ли не с кожей. Миг полной темноты, и я увидел, как они с Дианкой сцепились, рухнули в траву и стали драться. Я не мог его бросить, не мог сбежать. Тварь была гораздо сильнее, она разорвала бы Митьку на куски.

– Помогите, – прошептал я чуть слышно. – Пожалуйста, помогите нам!

Ближе остальных мертвецов ко мне была Лизавета. Я видел ее не такой, как раньше – юной и счастливой. Передо мной стоял труп с белыми пустыми глазами и синюшной кожей. Другие держались неподалеку, равнодушно наблюдая за Митькиной схваткой с ведьмой. Бледные и печальные, они больше не внушали страха. Я смотрел на них с сожалением, осознав, что в смерти нет никакого ужаса, это всего лишь естественный ход вещей, и каждый сам определяет своей жизнью, что его ждет. Нет ни рока, ни обреченности, ни бессмысленности. Все устроено правильно и закономерно, как жизнь, как мир вокруг. Я протянул руку Лизавете.

– Прошу тебя, спаси нас, и мы поможем тебе. Мне кажется, Колька не ушел, он просто спрятался, и я догадываюсь, как ему помочь сделать следующий шаг, чтобы быть с тобой навсегда. Ты же этого хочешь?

Лизавета кивнула, и я зажмурился, не выдержав более смотреть на мертвых. Поднялся визг, Дианку отшвырнуло метра на два от задыхавшегося Митьки, затем что-то подняло ее в воздух и стало перебрасывать, нанося гулкие удары, сопровождаемые хрустом ломаемых костей.

– Идти можешь? – я подхватил Митю и потащил в сторону дома как можно быстрее и дальше от того, что происходило в лесу.

– Сказано было тебе – валить, – пробурчал Митька и сплюнул кровь, когда мы выбрались из леса и оказались в конце улицы.

– Очки при тебе? – я усадил его на крыльцо и рухнул рядом, едва не промахнувшись мимо ступеньки и не угодив в бочку с водой.

– Да, – он удивился, доставая их из кармана, – даже не поцарапались! Как такое возможно?

– Вот выпорю вас обоих! – дверь в дом распахнулась, и над нами навис дед с фонарем в руках и бледным, постаревшим еще на десяток лет лицом. – Бегом в комнату, и тихо! Что-то творится в деревне, – он легонько подталкивал нас в спину и несколько раз проверил засов на двери.

– Пряник спит, что ли, – Митька затравленно озирался, будто впервые здесь оказался.

– Нет больше Пряника, – понуро отозвался дед и задернул плотнее шторы на окнах. – Задрал какой-то зверь, думают – волк…

– Нет у нас волков, – у Митьки были огромные от испуга глаза.

– Расскажи мне еще, – дед начинал горячиться, распаковывая аптечку. – Соседи поговаривают, ведьма снова объявилась. Кто-то видел ее у реки, – он старался держаться уверенно, но было видно, как трясутся морщинистые руки.

– Снова? – я переспросил.

– Ну как, она ж, говорят, и сгубила Лизавету – сначала сдала графу тайное местечко, где Лиза встречалась с ухажером. Потом распалила отцовский гнев так, что он не пощадил малого, а затем все уши Лизке пропела, что, чтобы с ним встретиться и навек не разлучаться, надо на себя руки наложить. Вот и сгубила ее. Тогда самоубийц хоронили отдельно, без отпевания и прочего. Граф, рассказывали, помер от сердечного приступа. А ведьма пропала.

– С чего вы взяли-то, что она вернулась? – Митька начал приходить в себя, потягивая душистый малиновый чай.