Охота на либерею
Шрифт:
— Завтра выступаем в поход. Надо приготовиться.
— Ты сильно хочешь выступить в поход?
— Конечно, Пётр Иванович. Кто же не хочет? Все хотят.
Второй немчин негромко хмыкнул при этом.
— Ну тогда ступай, ступай, — ласково сказал Пётр Иванович и похлопал Егорку по плечу. Тот сразу юркнул дверь и скрылся в здании.
После чего Петер обратился к Штадену по-немецки:
— Видишь, Генрих, даже такие юнцы рвутся в бой. Он не особо расстроился, что с разбегу налетел на меня. Хотя я мог велеть высечь его. И это было бы в соответствии с местными нравами. Окажись на моём месте какой-нибудь чванливый русский боярин,
— Ты уже не боишься говорить на родном языке? — спросил Штаден, намекая на слова, сказанные при знакомстве.
— Нет, не боюсь. Тогда я был никому не известным иноземцем, а сейчас царёв крестник. Я православный и поэтому стал одним из них. А вот ты не принял их веру, поэтому остался чужим.
— Ты не стал одним из них, Петер. И при случае тебе на это укажут. Всё припомнят: и ложное принятие православия, и то, что ты пользуешься особой доверительностью царя, не совершив при этом ничего полезного для державы.
— Это возможно, — согласился Петер, — и когда мне начнут припоминать, я постараюсь быть подальше от Москвы.
— Ты уже собрался бежать?
— Генрих, я честно расплатился с тобой за услугу. И, думаю, ты ещё ни разу в жизни не получал так много денег за столь пустяковое дело.
— Это верно.
— Поэтому будь любезен, не лезь в мои дела. Да, кстати. Царь Иван намерен отправить в сражение всех, кто способен держать в руках оружие, оставив совсем незначительный гарнизон для охраны столицы. И думаю, тебе не удастся избежать похода.
— Благодарю, Петер, что предупредил.
— Как видишь, я не забываю земляка, и делаю для тебя всё, что в моих силах.
— Надеюсь, наша дружба продолжится и после того, как мы покинем эту негостеприимную страну.
— Несомненно, Генрих.
Продолжая беседовать, они вышли из кремля.
…Наутро Егорка поднялся рано. Казалось бы — чем до обеда заниматься, коль всё нужное в поход уже собрано? Но вот не спится, в такое утро, и всё. Даже не позавтракав, он отправился к Фроловской башне, где под охраной стражи стояла их сорока. Его все знали в лицо, поэтому препятствовать никто не стал.
Егорка погладил лафет, после чего заглянул и дунул в каждый ствол сороки. Потом достал паклю и начал протирать стволы сверху. Стрельцы у ворот смотрели на него, ухмыляясь в бороды:
— Глянь-ка, — сказал самый молодой, — прямо как девицу обхаживает.
Несколько стрельцов засмеялись, а тот из них, что постарше, сказал:
— Тебе самому неплохо бы так свою пищаль обхаживать. Да ещё и ржавчину с бердыша соскрести. А то десятник тебе задаст.
Стрельцы снова засмеялись, но на этот раз над обескураженным шутником. Очевидно, его оружие и в самом деле не отличалось чистотой. Но Егорка их не слушал, ему было всё равно. Когда он уже заканчивал чистку, услышал над ухом:
— Егорка, привет. Ты уже здесь? А я с утра на реку сходил порыбачить.
Перед ним стоял Мелентий, держа в одной руке удочку, а в другой толстый прут, плотно унизанный рыбой разной величины и разных пород. Тут были и голавли с красными плавниками, и полосатые окуньки, две небольшие стерляди, щука и даже сом. Правда, совсем маленький.
Стрельцы загомонили, обсуждая улов Мелентия, а Егорка спросил:
—
Когда же ты успел?— Да посидел с удочкой на утренней зорьке. Я рыбалку страсть как люблю. И всю рыбью повадку знаю. Вот стерлядь и сом — рыбы придонные, на них крючок и надо закидывать поглубже. А голавль выше ходит, там его и ловлю. Только надо знать, какая глубина в этом месте…
— Что с рыбой-то собрался делать? — прервал его Егорка.
— Давай в костре запечём. Я знаю, как это лучше сделать. Надо её глиной обмазать и в угли закопать. Потом глина засохнет и отвалится. Рыба получится — вкуснючая-а-а-а. Давай, Егорка, а? А то в походе не до рыбалки будет. А в Серпухове река есть?
— Есть в Серпухове река, — сказал тот стрелец, что пытался посмеяться над Егоркой, — мальцы, вы как рыбку приготовите, и о нас не забывайте.
— Ладно, — решился Егорка, — пошли на берег. Там и костёрчик сварганим. А то я сегодня не завтракал. Всё равно, говорят, раньше обеда не выступим.
Они отправились к реке и вскоре сидели у костра, в котором ярко полыхали дрова.
— Сухие слишком, — сказал Егорка с сомнением, — угли прогорят быстро.
— Чтобы не прогорали, их надо водичкой полить. — ответил Мелентий и, сбегав к реке, принёс в пригоршнях воды и плеснул в пламя.
— Жаль, горшок не догадались взять, — с сожалением сказал он, — сейчас набегаемся, с пригоршнями-то.
Они принялись вдвоём таскать воду в пригоршнях и поливать костёр. Вскоре пламя утихло и пылающие дрова превратились в мирно тлеющие головешки. Глины, правда, они не нашли, поэтому просто закопали рыбу в золу.
— Потом кожуру просто почистим — и всё, — поделился знаниями Мелентий.
— А знаешь, — сказал Егорка, — я ведь рыбу даже руками ловил. Просто голыми руками.
— Да ну? — От удивления Мелентий даже закашлялся. Он уже начал свыкаться со славой бывалого рыбака, а тут такое!
— Ну, как бы сказать, — решил Егорка на этот раз быть честным, — меня дед Кузьма учил ловить. У него получалось, а у меня пока не очень. Я, правда, рыбу хватал, но удержать не мог. А потом, как в Москву попал, не до рыбалки было. Надо будет в Серпухове ещё попробовать, пока татар ждём.
— Егор, а Серпухов далеко?
— Сказывают, вёрст с сотню от Москвы. Налегке в три дня дойдёшь. А с обозом — дня четыре, не меньше.
Мелентий поковырял прутиком в углях.
— Кажись, готова рыбка.
— Доставай тогда. А то у меня уж живот подвело от духа рыбьего.
Запах и в самом деле стоял такой, что у голодного Егорки непроизвольно заурчало в животе. Вокруг них, громко мяукая, уже нарезали круги несколько котов, взявшихся неизвестно откуда, а вдалеке сидела, не решаясь подойти, кудлатая дворняга.
Друзья раскидали головешки, вытащили рыбу и принялись её есть. Егорка перекидывал горячие куски с ладошки на ладошку и дул на них, стараясь побыстрее остудить. Кошачьи вопли зазвучали громче. Егорка, жуя добрый кусок стерляди, сказал, взглянув на солнце:
— Пора возвращаться. Время к обеду.
Они оставили рыбьи головы и хребты котам и, захватив оставшихся голавлей и сома, отправились в кремль. За их спиной раздавалось истошное боевое мяуканье: коты решали, кому первому приступить к пиру. Собака лишь только слабо потявкивала, всё так же сидя в отдалении. Вступать в сражение с толпой голодных котов она явно не собиралась. Мелентий бросил ей припасённую стерляжью голову, и они вприпрыжку побежали к кремлю.