Охота на рэкетиров

Даже такой пионер, такой не обремененный жизненным опытом молодой человек, каким, в сущности, являлся Андрей Бандура, поднапрягшись немного в области воспоминаний, мог привести добрых десять убедительнейших доводов в пользу этой незамысловатой теории. Он непременно бы припомнил шкатулку в дедовой комнате, доверху набитую облигациями государственных займов. Сталинских, Хрущевских и Брежневских. Бумажки были гербовыми, с золотым теснением по краям и рисунками колосящихся тучных полей, комбайнов, мартенов и прочей чепухи. Андрею в детстве доставляло огромное наслаждение играть с ними, воображая себя миллионером. Судя по тому, что эти забавы позволялись лишь под бдительным наблюдением деда, Самый Старший Бандура еще не утратил в отношении облигаций определенных надежд. Ох уж эти Ветераны, святые в своей простоте. Свои чаяния и надежды Самый Старший Бандура унес в могилу в 1987-м, бумажки же так и остались пылились в шкатулке. И выкинуть жалко, и в музей не сдашь — не существует таких музеев.

Советская денежная реформа, случившаяся под конец 1980-х, и предполагавшая замену одних сторублевых купюр (темно-зеленых и внешне исключительно респектабельных) другими — яркими, как волнистые попугаи, [59] застала Андрюшу в Венгрии, мальчиком тринадцати лет. В тринадцать не прочувствуешь драматизма ситуации, не постигнешь накала страстей: по пять купюр в одни руки, кто не успел — тот опоздал, у кого шестая — «пройдемте, гражданин, с нами», но отголоски долетели и до него. К своим шестнадцати годам Андрей стал свидетелем виртуозного мастерства, с каким последний министр финансов СССР играючи превратил кровные рубли населения в фантики. Вне зависимости от того, лежали ли они на сберкнижках или терлись в тесных карманах. Любили наши старики откладывать на черный день и похороны, и, очевидно, товарищи из ЦК, Совмина и Госплана это обстоятельство учли самым тщательным образом. Кстати, чуть позже погорел и отец Андрея, его инвалютные рубли, полученные во время службы в Афганистане, канули в недрах Внешэкономбанка. Как греческие гиганты в Тартаре. [60]

59

Очевидно, Андрей слегка ошибся. Запомнившаяся ему денежная реформа, автором которой считают министра финансов и премьер-министра СССР Валентина Павлова (1937–2003), впоследствии члена ГКЧП, произошла в начале 1991. Реформаторы, якобы хотели избавиться от «лишней» денежной массы в наличном обращении, чтобы решить проблему товарного дефицита. Обмен 50– и 100-рублевых купюр образца 1961 проходил в три дня с 23 по 25 января. Меняли не более 1000 рублей на человека, всего подлежало обмену около 50-ти миллиарда рублей из 133 миллиардов наличных. Чуть позже, с подачи того же Павлова, в апреле, были установлены новые цены, примерно втрое выше предыдущих. Это было только начало так называемой «Шоковой терапии», за которую никто не понес ответственности. Неудивительно, что подобные действия окончательно подорвали доверие граждан СССР к союзному руководству и сыграли роль при распаде Советского Союза

60

Гигантами в греческой мифологии называли исполинов, родственников богов-олимпийцев, которые были побеждены Зевсом в битве при помощи циклопов, сторуких великанов и Геракла, перебиты или свержены в Тартар, — глубочайшую бездну, расположенную под Аидом

С обретением независимости и изобретением купоно-карбованцев (купюры, вне зависимости от номинала, следовало беречь от воды, — не дай Бог, упадет какая капля), [61] процесс инфляции приобрел силу и быстроту лавины. Купоно-карбованцам не успевали дорисовывать нули, начали с сотен, закончили миллионами, превратив граждан в миллионеров и, таким образом, обогнав по их числу курортные города Флориды, где, если верить Чейзу, [62] бросают якорь парни с тугими кошельками. Ценность же самогона оставалась неизменной на фоне всеобщего хаоса, превратив его в нечто такое же вечное, как громады египетских пирамид.

61

В период распада Союзного государства, с ноября 1990 на Украине в добавление к советским рублям были введены так называемые одноразовые купоны, без которых была невозможна покупка большинства товаров. С января 1992 в обращение поступили временные украинские банкноты, купоно-карбованцы, которые были в ходу до осени 1996

62

Джеймс Хедли Чейз (наст. имя Рене Брабазон Раймонд), (1906–1985) — английский писатель, автор более 80 детективных романов

— Вечные ценности, — отдышавшись, пробормотал Андрей.

— Чего ты болтаешь? — не понял Протасов.

Бандура-старший цедил самогон через фильтры, настаивал на пахучих корочках цитрусовых, осаждал активированным углем. Но, все было тщетно. Пойло оставалось пойлом. Как воняло сивухой, так и продолжало вонять, вопреки всем усилиям.

Сделав большой глоток, Андрей, на всякий пожарный случай, прижал ладонь ко рту, чтобы не дать жидкости сразу хлестануть обратно. На глаза навернулись слезы.

— Фу ты, черт…

Волына с хрустом откусил половину огурца. Протасов подцепил вилкой титанический пучок капусты, переключив Андрея с мыслей о грабительских денежных реформах на мирные пейзажи скошенных лугов с разбросанными повсюду копнами сена, только что вышедшие из-под кисти Мясоедова. [63]

— Закусывай, блин, — посоветовал Протасов. — А то, в натуре, все дороги развилками станут казаться. Конкретно. Первак — мрак. Семьдесят оборотов. Горит ярче бензина. Вовчик его в мотоцикл заливает… — Протасов поперхнулся. — Точнее, заливал, блин… — добавил он, смутившись.

63

Григорий Григорьевич Мясоедов (1834–1911), российский живописец, пейзажист

При упоминании мотоцикла оба собутыльника помрачнели. Бандура этого не заметил. Он как раз сунул в рот огромный кусок мяса и был озабочен только тем, чтобы не подавиться насмерть. Мясо было бесподобным на вкус, хоть оказалось немного жестковатым.

— Ничего вы тут хаваете, — пробубнил Андрей с набитым ртом.

— Дичь, — пояснил Протасов, гордо распрямляя плечи. — Мы с Вовчиком охотимся помаленьку. Браконьерим, чтобы ты врубился, что к чему…

Бандура принялся уплетать дичь за обе щеки.

— Сегодня серьезные люди должны были подъехать. Менты местные. Из администрации человечек. Пара конкретных босяков… — Протасов замешкался, соображая, кого бы еще присовокупить к списку приглашенных. — Один авторитет и два СБУшника. Понял, да? На разговор, в натуре.

Продолжая жевать, Андрей с интересом поглядел на приятеля.

— Вот так вот держу, — Протасов энергично сложил ладонь в кулак. Получилось очень впечатляюще. — Навел тут порядок. Кого следует, — на место поставил.

— У меня в ментовке концы, — нарушил молчание собутыльник Протасова. — Все схвачено, по-любому…

— А, — понимающе кивнул Андрей, запихивая в рот следующий кусок мяса. — А…

— В этой халупе голимой я просто шифруюсь, — сообщил Протасов доверительно. — Чтобы никто въехать не мог, что к чему. Реально… А то была тут пара битков… Неумных… Замочить хотели…

— Тебя?

— А кого? Папу Римского?.. Мы с Вовчиком их в лес увезли. Закопали, на хрен.

— Точно, — с вдохновением поддакнул Вовчик, — по-любому.

— Ты что? Один вообще? — спросил Протасов подозрительно, пока Андрей жевал. — Где братва, в натуре?

— С Кристиной… — промычал Андрей, сдвинув за щеку не дожеванный кусок мяса.

— С кем, блин?! — не расслышал Протасов.

— С Кристиной Бонасюк.

— Не понял! Где ты ее раскопал?!

— Что, баба есть? — сразу оживился Вовчик. — Где баба?!

— Не для тебя, козла, — с расстановкой сказал Андрей. — Прихлопни-ка пасть, жлоб, пока гланды не вырвали.

Андрей опустил руку на пояс, где дремал пистолет. Свой «браунинг» он отыскал в приднепровских кустах на следующий день после возвращения в Киев. Тщательно почистил, смазал и, естественно, прихватил с собой.

— Ты чего, был в Киеве?! — Протасов придавил к стулу попробовавшего было подхватиться Вовчика. — Беда с этим селом, — как бы извиняясь, обронил Протасов. — Раз на грудь принял, и все. Хана. Пока, блин, кого не оттрахает, или не ухайдохает, не успокоится.

— Сиди, падло! — зарычал он Вовчику, — закопаю, в натуре.

— Я был в Киеве, — подтвердил Бандура.

— А пацаны?

— Из Крыма я вернулся один.

Протасов почесал стриженый затылок.

— Вот, блин… — только и сказал Валерий.

Проглотив последний кусок мяса, Андрей приступил к рассказу. Описал, как оставил Армейца с пулей в груди посреди степного Крыма, в маленькой деревенской больничке.

— Доктор там, такой… надежный. Обстоятельный, что ли. Очки, халат. Лицо строгое. На настоящего доктора похож. Больше о судьбе Эдика я ничего не знаю…

Протасов грустно покачал головой.

Когда же Бандура поведал, в каких обстоятельствах довелось расстаться с Атасовым, Протасов вздохнул со всхлипом, и утер краешек глаза своей граблеподобной ладонью.